21. РУССКИЕ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПРИНЦИПЫ

21. РУССКИЕ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПРИНЦИПЫ

1. Наша программа в своих основных чертах рассчитана не только на переходный период бытия России – она рассчитана на века, ибо она исходит не только из политической потребности и политической моды сегодняшнего дня, а из самых глубинных, вековых истоков русского национально-государственного инстинкта – такого, каким он проявился не в воображении творцов различных идеологий, а на практике национально-государственной и религиозной деятельности русского народа.

Наша программа исходит из того предположения, что основные свойства народа есть неизменные данные, подлежащие только раскрытию, а никак не "исправлению".

2. Самый основной принцип национально-государственной жизни России нам дан в православии. Мы понимаем под православием не ту или другую организацию церкви (до или после никоновскую, патриаршую или синодскую, официальную или старообрядческую, зарубежную или сергиевскую) и не сумму обрядов, меняющихся в веках, и, наконец, не то профессиональное понимание роли православия, которое неизбежно свойственно всякому профессиональному работнику религии, а только и исключительно самую и глубинную основу православия. То есть ту духовную основу, которая отличает православие от всех остальных религий мира. Мы считаем православие национальной религией и национальным сокровищем русского народа. Or других религий мира оно отделено точно так же, как русский народ свойствами своего.духовного "я" отделен от других народов мира. Проекты слияния христианских церквей (экуменическая ересь) мы считаем такими же антиправославными проектами, как проекты всяческих интернационалов – антинациональными проектами.

3. Отличие православия от всех остальных религий мира заключается (помимо догматической стороны этого вопроса) в признании личной духовной свободы человека, дарованной Искуплением, и личной духовной связи человека с Творцом.

Если католицизм есть религия насилия и организации, протестантизм – сделки и расчета, то православие есть религия милости и любви – религия величайшего света и величайшего. оптимизма. Это есть основная и неистребимая духовная ценность России, которая не может быть подчинена никаким преходящим задачам государственного строительства, хотя бы потому, что всякое подчинение этой религиозной ценности какой бы то ни было другой – неминуемо и автоматически влечет за собой ослабление и уничтожение России.

4. Политический строй России.- монархия – так, как он складывался в веках, не есть чье бы то ни было изобретение или результат чьего бы то ни было насилия – это есть результат вековой работы религиозно-национального инстинкта.

5. Этот политический строй с той степенью точности, которая вообще возможна в земных делах, – отражал идею свободного, не обусловленного насилием, добровольного подчинения свободного человеческого духа высшим ценностям. Поэтому православная монархия оказалась организованной не по принципу конституционной сделки, выраженной в "великой хартии вольностей", и не по принципу вооруженного насилия, выраженного в законе "крови и железа", – а по закону Христа. Этому закону были одинаково подчинены и Царь, и Мужик. Оба, безо всяких конституций, шли к одной и той же цели – и шли одинаковыми путями, и прошли через одну и ту же Голгофу.

6. Мы отдаем себе совершенно ясный отчет в том, что восстановление и очищение этих глубинных истоков религиозно-национальной жизни не может быть достигнуто ни прокламациями, ни даже программами. Антихристовы наследия и дворянского и большевицкого крепостного права потребуют многолетней работы гениев и чиновников, воинов и проповедников, поэтов и изобретателей. Но мы первые вступаем на путь сознательного и продуманного возрождения нашей исконной религиозной, национальной и государственной мощи.

7. Именно поэтому для нас принципиально неприемлемы ни кровавый и насильнический религиозный опыт Западной Европы, ни также опыт ее государственно-строительной истории. Наша религиозная жизнь, как и наша государственная жизнь, – при всех их грехах, – были и останутся впредь – самыми совершенными на земле формами религиозной и государственной жизни. Мы не смущаемся ни Ярославскими-Губельманами с их "Безбожником", ни наследниками Ленина с их коминтерном: все это пройдет.

Россия грешна, и Россия больна. Болезнь приходит к самым сильным мужам и грех приходит к самым святым людям. Пытаясь излечить русскую болезнь всеми доступными нам средствами, мы достаточно культурны, чтобы знать: всякая болезнь есть неизбежное последствие предыдущих прегрешений против здоровья.

8. Наши протесты против попыток напялить на русскую спину пиджак с чужого плеча имеют глубочайший религиозно-национальный смысл: они не продиктованы "полемикой".

Мы считаем, что даже и те методы национально-государственного строительства, которые в других моральных условиях и у по-иному одаренных народов дают современные успехи, – будучи применены к нашим моральным условиям и к по-русски одаренному русскому народу – дадут результаты катастрофические. Мы считаем, что всякие попытки навязать русской истории нерусские государственные системы, вызванные к жизни задачами внешней торговли и задачами внешней политики (на противоположных полюсах – Англия и Германия), являются новыми попытками замутить и отравить истоки русского религиозно-национального и государственно-творческого инстинкта и сознания. С этими попытками мы боролись, боремся и будем бороться, откуда бы они ни исходили. Россия – сама по себе. Ничего доброго от заграничных идейных импортеров мы до сих пор не видали – и не увидим.

9. Основной грех, который России предстоит преодолеть, – это грех крепостнического наследия и, как его последствие, грех марксистского наследия.

Мы никак не отталкиваем живых людей, не по своей вине попавших в дворянство, как не отталкиваем живых русских людей, не по своей вине попавших в марксизм. Но мы с одинаковой беспощадностью относимся как к преступлению крепостничества, так и к преступлению марксизма. Мы не верим в эволюцию советской власти, ибо все, что оттуда произойдет, – произойдет из принципиально зараженного источника. И те люди, которые родятся для политической жизни из "советской эволюции", будут неизбежно носить на челе своем каиново пятно марксизма, хотя бы и прикрытое эволюцией, национализацией и великодержавностью. Нам нужна великодержавность духовной свободы, а не великодержавность универсального рабства. 10. Мы также не верим в эволюцию русского Кобленца – верхов русской эмиграции.

Ибо если крепостничество есть грех – то и вся психология и все мировоззрение, возникшее на почве насилия, грабежа и греха, – есть психология религиозно-греховная и национально-преступная, – по ведению или неведению – это более или менее безразлично. 11. Мы – тонкая, но неразрывная нить между необратимым прошлым России и ее неизбежным будущим. Мы – напоминание о великом прошлом и призыв к еще более великому будущему. Наше прошлое – в православном приятии Бога и Мира, и наше будущее – только в том же приятии. Мы не ищем ни союзов, ни соглашений. Мы требуем безусловного подчинения той идее Православия и России, которой и до нас подчинялись поколения и поколения русских людей, создавших самое великое и самое справедливое государство мира. 12. Если мы признаем, что исконной самодовлеющей (онтологической) сущностью национальной идеи России является идея православия, то с совершенно неизбежной логической последовательностью мы должны будем признать, что уроки какой бы то ни было иной государственности, возникшей на какой бы то ни было религиозной системе, для нас непригодны и для нас неприемлемы. Политические заимствования из Америки или Германии будут такой же политической ересью, какой являются религиозные заимствования от Ватикана или от Лютера (уния и секты). Эти попытки под внешне соблазнительными лозунгами протаскивают в русское национальное сознание такие же чужеродные элементы, какие протащили шляхетство, масонство, либерализм, иезуитизм и марксизм. С той только разницей, что результаты нынешних, даже самых благонамеренных, попыток нам угрожают только еще в будущем. 13. Мы являемся ортодоксальными (православными) православными и поэтому ортодоксальными (православными) националистами. Догматы русского национализма для нас также непреложны и непререкаемы, как и догматы православия. 14. Один из самых глубоких и самых симптоматичных догматов православия заключается в том, что никакое таинство не может передать своей благодати без добровольного и сознательного приятия его. Следовательно, таинство, переданное автоматическим или насильственным путем, не имеет никакого значения. Это есть принципиальный отказ от автоматизма и от насилия, а также принципиальное признание свободы человеческого духа, долженствующего сделать свой свободный выбор между добром и злом. Поэтому православие не "понуждает" прийти к Богу, как католицизм, и не торгуется с Богом, как Протестантизм. Отсюда и идет совершенно иная, чем на Западе, тенденция национального и государственного развития России:

"Единство, говорит оракул наших дней,

Быть может спаяно железом лишь и кровью, А мы попробуем спаять его любовью И там посмотрим, что прочней".

Национальное единство страны не трудно удержать в дни счастья и успехов. Наше удержалось в дни величайших страданий и величайшего унижения. 15. С этой, православной, точки зрения мы рассматриваем и жгучий ныне вопрос о тоталитарности, соблазняющий русских "малых сих". Вот наша точка зрения: а) Тоталитарность есть свойство, имманентно присущее каждому суверенному государству. То есть, каждое суверенное государство принципиально имеет право на жизнь, собственность и действия всех составляющих его граждан. б) Вопрос о практическом приложении этого принципиального права есть вопрос не идея, а практике. Русское государство в среднем выводе из истории веков было наиболее тоталитарным государством мира – только это само собой разумелось:

Самодержец Всероссийский и "Державный Хозяин Земли кой". В эпохи величайших напряжений (Отечественная война) все было построено на подчинении всех и всего одной задаче. Александр Первый и толстовский Ферапонт делали одно и то же дело, ибо это дело было делом для всех русских людей само собою разумеющимся. в) Самые демократические и "свободолюбивые" нации мира в минуты политической необходимости прибегают к самому крайнему тоталитаризму. Так, в Англии в 1940 году правительству предоставлена бесконтрольная власть над жизнью и собственностью всякого гражданина – до членов династии включительно (ссылка герцога Виндзорского). г) Современные тоталитарные государства строят свою организацию для решения жизненно необходимых внешнеполитических задач. Так, Япония перешла к тоталитарному режиму только на четвертый год затянувшейся сверх всякого ожидания китайской войны. д) Для России границы "личной свободы" и тоталитарного государственного принуждения будут решаться не в зависимости от "принципа", который нам понятнее, чем кому бы то ни было иному, ибо на тоталитарности самодержавия мы воспитывались тысячу лет, – а только и исключительно в зависимости: а) от технической необходимости и б) от технической возможности. Так, в первые же годы бытия новой России нам будет технически необходим и технически возможен тоталитарный режим в отношении всех иностранных дел, связей и влияний, в том числе, следовательно, и тоталитарный режим по адресу попыток навязать нам чужую идеологию. Будет также технически неизбежным и технически возможным тоталитарный режим в области местной торговли во всех ее вариантах. Будет технически нежелательным, а также и технически невозможным тоталитарный режим в области народного хозяйства, взятого в целом. Целесообразным и возможным будет только контроль над группой предприятий ведущей промышленности – как тяжелой, так, в особенности, легкой.

Тоталитарный режим в области администрации будет технически желательным, но и технически невозможным, в силу отсутствия слоя доброкачественных служилых людей.

Тоталитарный режим будет политически неизбежным и технически возможным в случае серьезной внешней опасности. Тогда недостаток и недостатки служилого слоя будут компенсироваться общим моральным подъемом страны. Во всех этих случаях наша тоталитарность должна быть тоталитарностью православной: то есть, подчинение всех не классовым, сословным и даже национальным эгоизмам, а равномерная жертва всех во имя идеи православной, русской государственной справедливости.