И им не сойтись никогда

И им не сойтись никогда

При этом, однако, можно уверенно говорить (документов более чем), что вопроса о завоевании ханств российское правительство не ставило. Напротив. 31 октября 1864 года вице-канцлер Александр Горчаков, тщательно изучив ситуацию с учетом позиции членов «европейского концерта», предложил императору специальный доклад, выводы коего сводились к тому, что единственным приемлемым завершением соединения «линий» может считаться только «окончательное определение нашего положения в Средней Азии и непременная неподвижность в будущем наших там границ». Доводы князя были убедительны, а окончательное решение, принятое 20 ноября, однозначно. «В настоящее время, – указывалось там, – дальнейшее распространение наших владений в Средней Азии не будет согласно ни с видами правительства, ни с интересами государства. Новое завоевание, увеличивая протяжение наших границ, требует значительного усиления военных средств и расходов, между тем как подобное расширение владений не только не усиливает, а ослабляет Россию, доставляя взамен явного вреда лишь гадательную пользу. Нам выгоднее остановиться на границах оседлого населения Средней Азии, нежели включать это население в число подданных Империи, принимая на себя заботы об устройстве их быта и их безопасности».

И все.

А значит.

Во-первых, «прочное утверждение русской власти на занятом уже пространстве, устройство быта, введение цивилизации между подвластными ордынцами». Во-вторых, «ограждение этих племен от нападений среднеазиатских народов, поставив их в невозможность вредить нам или, по крайней мере, убедив, что никакое неприязненное действие с их стороны не останется без возмездия». В-третьих, «приобретение нравственного влияния на Средне-Азиатские ханства, не вмешиваясь в их внутренние дела и политические отношения, но стараясь путем мирных и торговых сношений рассеять их недоверие к нашей политике и установить прочные отношения, чтобы иметь возможность ограждать в самих ханствах интересы и безопасность наших подданных». В-четвертых, «удешевить содержание наших войск, довольствуя их местными способами, а не подвозом из России, и покрывая хотя бы часть расходов на их содержание доходами с занимаемого края».

И, наконец, вывод: «…не вмешиваясь в распри и внутренние дела ханства, стараясь поощрять торговые и дружественные сношения, если не с Кокандом, то по крайней мере с Ташкентом, дав понять жителям, что их собственный интерес заставляет быть в мире с русскими; но вместе с тем, посредством консулов или дипломатических агентов, которые при благоприятных обстоятельствах могут быть туда командируемы или даже водворены, зорко следить за положением дел в ханствах, чтобы быть в состоянии своевременно принимать необходимые меры для подавления в самом начале всяких замыслов, противных нашим интересам; в случае же грабежей или нападений, не оставлять ни одно неприязненное действие без должного наказания и возмездия».

Именно. Тот самый, давно известный вариант прикрытия юго-восточной границы с помощью формально независимых, но подконтрольных Империи государств. То есть протекторат. В принципе, с кочевниками этот метод не слишком себя оправдал, но сейчас речь шла об оседлых земледельцах, известных своей покорностью, и притом дальше Чимкента никто не заглядывал. Однако власти России (в тот момент) не понимали одного нюанса. Они умели работать с кочевниками и «разбойными племенами». Они прекрасно находили общий язык с Турцией и Ираном. Но земледельческие оазисы Мавераннахра в этом смысле очень отличались от всего, с чем России до сих пор доводилось сталкиваться. По ту сторону Степи лежали очень древние, очень прочные феодальные государства, полностью интегрированные в мусульманский мир, причем не как далекая варварская окраина, а как уважаемые центры культуры. Очень и очень непростые. Психологически – и знать, и дехкане, и «базар», не говоря уж о духовенстве, – отстававшие от Европы лет на пятьсот и мыслившие категориями эпохи Тимуридов. Отнюдь не пацифисты, напротив, те еще агрессоры: ежегодно ходили войной во все стороны, и хорошо еще, что бодливой корове Аллах рогов не дал. Вовсе не гуманисты: Насрулла-хан, величайший эмир Бухары, чуть-чуть не доживший до прихода русских, гордился прозвищем «Мясник», а казнь в Коканде некоего Мусулманкула по изысканности исполнения вогнала бы в дрожь и английских палачей с их «повесить, но не до смерти, выпотрошить, но чтобы жил, и четвертовать». Ну и процентами с работорговли не гнушались, отчего и не горели желанием ее прикрывать. Впрочем, это были их внутренние дела. Куда важнее, что потеря Яны-Кургана и Пишпека, во-первых, гасила бюджет (без работорговли он никак не наполнялся), а во-вторых, нервировала кочевые племена, которые в нервном состоянии становились опасны. Но – самое главное – эти ханства, имея (под разными наименованиями) двухтысячелетнюю традицию государственности – не в меньшей степени, нежели знакомые русским Турция или Иран, – обладали четким, исторически и политически оформленным осознанием своего «хоумленда», ни пядью которого поступиться нельзя, потому что нельзя. Тем более в пользу «неверных».