Обострение
Обострение
Ну и зажили. Причем, совсем недурно. На «договорных» землях поставили несколько городов, один из которых – Уфа – стал центром Уфимского уезда, разделенного на 4 «дороги» (не в том смысле, что пути сообщения, а в соответствии со старым устройством, когда от имени мелких ханов за сбором ясака следил «даруга»): Казанскую – на западе, Сибирскую – на востоке, Ногайскую – на юге и в центре, Осинскую – на севере. «Дороги», в свою очередь, делились на волости (уделы кланов и племен), во главе которых стояли все те же бии, в русских документах именуемые «старшинами». Бии отвечали за порядок на территориях и сбор ясака, а главным арбитром (без права вмешательства во внутренние дела племен) считался уфимский воевода. В целом, несколько десятилетий все было идеально. Мелкие сложности быстро сходили на нет, а на агитацию ногайских мурз, беглых сибирских «царевичей» и крымских проповедников башкиры не реагировали. Даже в годы Смуты, когда все Поволжье полыхало огнем, башкирские земли оставались островком покоя. Однако с воцарением Романовых ситуация осложнилась. Пустая казна вынуждала Москву, практически не выплачивавшую аппарату жалованье, сквозь пальцы смотреть на коррупцию, расцветавшую повсеместно. В том числе, разумеется, и в Уфимском уезде. Служилые люди, не ограничиваясь поместьями на «договорных» землях, самовольно учреждали «слободки» на территориях кланов, произвольно увеличивая размер ясака. Начались конфликты. Нельзя сказать, что башкиры были правы всегда, но русским было куда жаловаться, а башкирам нет: немалая часть «сверхприбыли» аккуратно отстегивалась воеводам, и те, получая челобитные, вели себя соответственно. Впрочем, даже чудом дойдя до Москвы, жалобы хода не получали, о чем заботилось лобби знаменитых «царевых добытчиков» Строгановых, стремившихся вести на целинных башкирских землях поиски полезных ископаемых. Серьезную проблему «волкоголовым» создавали монастыри, учреждаемые (на предмет обращения язычников – мари и удмуртов – в христианство) хоть и не на их территориях, но в близком соседстве. Чьи земли «языческие», а чьи «договорные», святых отцов не интересовало, а найти на них управу было невозможно в принципе: тяжбы на эту тему, оказавшись в судах, рассматривались десятилетиями. Неудивительно, что теперь бии, тарханы, муллы, да и «карачу», куда теплее принимали гостей из Крыма, говоривших от имени уже не только Бахчисарая, но и Стамбула. В 1645-м в крае случились даже небольшие беспорядки, вскоре, впрочем, угасшие. А в середине XVII века возникла проблема, обострившая обстановку до синего звона, и называлась она «калмыки».
Следует сказать, что обязательство «не воевати» царских данников, взятое на себя биями и батырами как естественное, изрядно их тяготило. Отказаться от привычки к набегам, грабежам и уводу полона с последующей его реализацией в Крым оказалось совсем не просто, нападать же на тогда еще очень сильное Казахское ханство – что Москва не запрещала, – было опасно, а башкирские старшины, при всем бесстрашии, умели соразмерять выгоду с угрозой. В связи с этим появление в Великой Степи первых беженцев из Монголии, раньше других сообразивших, что воевать с Цинами чревато гибелью, «волкоголовые» встретили едва ли не с восторгом. Пришельцы были слабы, разрознены, деморализованы (великий исход джунгар еще не начался), а следовательно, казались идеальной добычей, не взять которую просто грешно. И брали. Пока калмыцкие князьки-тайши, оказавшись между двух огней (казахи рассуждали точно так же, как башкиры), не сообразили послать в Москву ходоков, присягнувших на верность «белому государю», в итоге оказавшись в списке тех самых «царских данников», которых «нельзя воевати». Башкирские же старшины мало того что лишились приработка, так еще и получили приказ вернуть еще не проданный полон, а попытка сделать вид, что не поняли, привела к тому, что уфимский воевода, стольник Алексей Волконский, исполняя прямое повеление царя, послал в кочевья отряды «имщиков», приступивших к изъятию живого товара. И рвануло…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.