Москва 2006

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Москва 2006

18 сентября 2006 года

Название книги немецкого писателя Лиона Фейхтвангера «Москва 1937» стало именем нарицательным — синонимом слепоты, сознательной или невольной, левой западной интеллигенции. Фейхтвангер не был таким откровенным самодовольным мерзавцем, как Бернард Шоу, который, опровергая «домыслы» буржуазной прессы о голоде в Советском Союзе во время коллективизации, говорил, что никогда в жизни не питался так хорошо, как при посещении СССР. У него была другая роль в системе советской пропаганды. Фейхтвангера, говоря языком спецслужб, использовали в темную. И занималась этим самая высшая из всех дьявольских спецслужб — лично Иосиф Виссарионович Сталин.

Фейхтвангер приехал с некоторыми сомнениями и начал с дерзкого вопроса: «А вас самого не раздражают тысячи портретов человека с усами»? Хозяин мягко улыбнулся и ответил в том духе, что да, конечно, мы с вами, господин писатель, интеллигентные люди, мы понимаем всю нелепость этого идолопоклонства, но мы должны быть великодушны и снисходительны, считаясь со вкусами моих подданных, большинство из которых вчерашние крестьяне. Выдающийся интеллектуал был настолько покорен доверительной интонацией великого человека, что поверил уже во все и настолько, что кураторы сочли возможным на следующий день вывести его на «открытый» процесс врагов народа. Оттуда он поведал городу и миру, как убедительно и искренне обвиняемые разоблачали свои чудовищные преступления.

Прошло почти семьдесят лет, и новый коллективный Фейхтвангер — ведущие западные политологи — приехал на встречу с новым хозяином Кремля.

Патриарх советологии и постсоветологии Маршалл Голдман дерзновенно спросил у Владимира Владимировича, не кажутся ли ему нелепыми и контрпродуктивными основные пропагандистские идеологемы режима последних двух лет — «великая энергетическая держава» и «суверенная демократия».

Да, профессор, охотно согласился Dr. Vladimir Putin. Мы с вами, как интеллигентные образованные люди, прекрасно понимаем всю абсурдность понятия «суверенная демократия», например. Суверенность относится к внешнеполитической сфере, а демократия — к внутриполитической. Но у меня нет для вас других политологов кроме этих, дорогой профессор. Я не могу запретить им высказывать свои убогие мыслишки.

Публично слив в сортир всех своих павловских-марковых-леонтьевых-пушковых, хозяин настолько очаровал аудиторию, что вся она трепетно выстроилась в очередь за его автографом на меню роскошного обеда (карпаччо, лангусты, лазанья, шербет). Теперь целый год (до следующего обеда в Голицыне — 2007) они будут рассказывать об одиноком либерале в Кремле, окруженном ужасными чекистами и бездарными политологами. Не забывая при этом предупредить, что любая критика Путина на Западе будет только лить воду на мельницу чудовищных чекистов и подрывать позиции августейшего либерала.

Виртуоз вербовки, почувствовав вдохновение, назначил сидящего по правую руку Николая Злобина Главным Фейхтвангером и за десертом уже без микрофона интимно и доверительно впиарил ему философический шедевр о морали и политике.

«Я всего лишь одинокий монах, бредущий под дождем с дырявым зонтиком», — поведал как-то Мао Цзэдун какому-то очередному западному Фейхтвангеру. «Я вообще не политик, — вдохновенно шептал Путин Злобину. — Я считаю себя просто гражданином, который стал президентом. Мне нелегко работать с политиками. У нас разный менталитет. Решения, которые я принимаю, основываются на моральном чувстве правоты, а не на том, как это отразится на карьере, на сторонниках. Для меня политическая карьера никогда не являлась самоцелью».

Естественно, этот спонтанный поток сознания был, как и предполагалось, размножен на следующий день миллионными тиражами. Вопрос, который чаще всего задавали Злобину, был таков: а привел ли его собеседник примеры решений, где ему пришлось выбирать между моральной правотой и политической целесообразностью? Нет, к сожалению.

А между тем один такой трагический пример у всех на памяти. Это было 3 сентября 2004 года. Власть стояла перед выбором:

довести до конца план с приглашением Масхадова в Беслан, что давало высокие шансы на спасение захваченных в заложники детей, но имело определенные политические издержки;

или штурмовать школу, обрекая детей на гибель, но демонстрируя свою непреклонность в борьбе с международным терроризмом, ту самую непреклонность, которой на следующий день будут аплодировать лучшие публицисты России — от Проханова до Радзиховского.

Власть свой выбор сделала. И сделал ли его верховный главнокомандующий лично, или постарались за него услужливые подчиненные, на Страшном суде никакого значения иметь не будет. Лучше бы он жевал шербет, чем кокетничал с Злобином.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.