Диана Кан МОСКВА, МОСКВА...

Диана Кан МОСКВА, МОСКВА...

***

Уже неважно, что с тобой,

и что со мной, неважно...

С тобою ветер-листобой,

со мною дождик-листогной...

Что ж, сделал выбор каждый.

Осенний выбор невелик.

Кто там лицом к стеклу приник,

расплющив нос курносый?

Неужто это наша дочь

наивно хочет нам помочь,

с окна стирая слёзы?

Она глядит, а мы идём...

Вон мама под руку с дождём,

в обнимку с ветром папа.

И ветер, папин друг,

вот-вот, сорвавши с папы,

унесёт единственную шляпу.

Сорвёт с озябшей мамы шаль

(а маме шаль ничуть не жаль!)

и унесёт на небо.

А поутру её вернёт,

и шаль на город упадёт

пушистым первым снегом.

Но что с тобой и что со мной?

Вопрос наивный и смешной

не озаботит граждан.

И только жаль бедняжку-дочь

она не сможет нам помочь.

Свой выбор сделал каждый.

***

С юностью покончено... И точка!

Я ее проплакала, пропела,

втиснула в рифмованную строчку,

и строка по свету полетела.

Расставаясь, я не голосила.

Головой вослед лишь покачала.

С потаённым вздохом отпустила

и с победой ждать не обещала.

Отпустила юность я... И точка!

Даром слёз не тратила на сборы.

А она во сне приходит ночью

и в глаза глядит с немым укором.

Что так опечалилась, подружка?

Горевать о прошлом слишком поздно.

Женская поэзия-кукушка

бросила детей в чужие гнёзда.

***

Глубинка русская, держись!

Трудись, родная, дотемна!

Такая, знать, приспела жисть,

что ты столице не нужна.

Задорно заголивши пуп,

кокошник сдвинув набекрень,

с любым залетным — люб, не люб! —

ей нынче пировать не лень.

С любым, как с любым, в пляс идёт,

весельем чумовым зайдясь...

Поберегись, честной народ!

Ей всё равно, что грязь, что князь!

Москва, Москва... Как та свинья,

которой не до поросят,

когда залётные князья

её саму вовсю палят.

***

Кремлёвские романтики.

Прагматики бредовые.

Форсит в бубновом ватнике

страна моя бедовая.

Исчадье закулисное.

Отродье зазеркальное.

Там тиснули, тут свистнули…

Эх, Русь лесоповальная!

О, сколь тобою сдюжено!..

И как ты только выжила,

чужими отутюжена,

под ноль своими стрижена?

Попсовая, загульная,

засечная, заплечная,

смиренная и буйная,

продольно-поперечная.

Саманная, хрущобная...

Любая ты — красавица!

Пыхтят сыны утробные —

продать тебя стараются.

Россия беспорточная,

острожная, гулажная,

урочная, оброчная...

И всё же — непродажная!

***

Милый снится... Знать, помина просит.

Али мы не люди? Помянем!

Наполняй-ка, золотая осень,

всклянь стаканы проливным дождём.

Помянем любимого по-русски.

Выпьем и ещё полней нальём.

Гроздь рябины в качестве закуски —

догорай-гори она огнём!

Слёзная небесная водица,

по могильным камушкам звеня,

глубоко под землю просочится...

Выпей, мой любимый, за меня!

И вино не пьяно на том свете.

Я тебя вовек не разлюблю.

Кто умел любить, как ты, до смерти,

тот и после смерти во хмелю.

Пусть земля родимая сырая

будет тебе пухом, мой дружок!

Далеко ещё идти до рая!..

Выпей за меня на посошок.

По-людски, по-божески, по-русски...

Я судьбу-разлуку не виню.

Гроздь рябины в качестве закуски

на могильный холмик уроню.

Догорай-гори, моя рябина!

Береди запёкшуюся кровь...

Ну, какого надобно помина

для тебя ещё, моя любовь?