[Современное искусство]

[Современное искусство]

Спор музействующих субъектов

То, что из Третьяковки выгнали Андрея Ерофеева, создавшего уникальный отдел новейших течений, весьма печально, но не трагично. В смысле не трагично ни для него, ни для художников, чьи работы собраны в единую коллекцию талантливым и компетентным куратором. С ними со всеми все будет в порядке. И с современным искусством все будет в полном порядке. И уже все в порядке.

Всякого рода и ранга гнобителям никогда не приходит в голову, что успех-неуспех художника если и зависит от них, то зависимость эта носит обратно пропорциональный характер. Так было в истории искусств тысячи раз, так будет и дальше. И незачем вновь и вновь вспоминать о хрестоматийных сюжетах вроде знаменитого хрущевского искусствоведения или бульдозерной экспертизы. И незачем лишний раз напоминать, чьими победами неизменно и неизбежно заканчиваются подобные сражения. Все, кому это хоть как-то интересно, всё помнят и всё знают.

Так что это вовсе не трагично — но это симптоматично. Это свидетельствует не о состоянии художественного творчества или музейного дела в нашей стране, а о нравственном состоянии общества.

Я не имею возможности судить об истории с изгнанием Ерофеева, так сказать, изнутри. Я, как говорится, за что покупаю, за то и продаю. Ерофеев выдвигает одну версию происшедшего, музейное начальство — другую. Руководство музея говорит, что тут нет никакой идеологической подоплеки, а дело все в том, что Андрей Ерофеев плохо справлялся с работой, нарушал какие-то музейные нормы и правила, принимал какие-то не согласованные с руководством решения и всякое прочее. И хотя мне по ряду субъективных причин ближе позиция Андрея, я допускаю, что какая-то правота была и в действиях музейного руководства.

Можно ли считать это самое увольнение лишь следствием спора «музействующих субъектов», а не социальным заказом? Можно, разумеется, — ведь, вообще говоря, лучше избегать конспирологической логики, где все неизвестное объявляется давно и хорошо известным, а все непонятное трактуется исключительно в категориях заговоров и подкопов.

Можно. Но не получается. Никак не получается считать случайным совпадением то обстоятельство, что увольнение нерадивого сотрудника случилось ровно в тот исторический момент, когда упомянутый сотрудник находится под следствием вместе с директором Сахаровского центра Юрием Самодуровым.

Никак не получается считать чистым совпадением, что недисциплинированный сотрудник музея окончательно вывел из ангельского терпения свое лояльнейшее руководство именно в тот период отечественной истории, когда тупое и агрессивное мракобесие, столь же пышно, сколь и конъюнктурно именующее себя «православно-патриотической общественностью», с помощью палок, хоругвей, заполошных теток с поджатыми губами, благостных отроков с военной выправкой и прочих таганских судов мрачно пыхтящей свиньей пошло на саму современность.

Понятно, что в качестве объекта, как всегда, выбрано искусство, кажущееся мракобесам и идиотам всех времен и народов самой легкой добычей. Зря им это кажется, как показывает исторический опыт человечества.

А теперь у нас что? Теперь у нас уже не подрыв социалистических устоев, не протаскивание под видом так называемого искусства чуждой нашему народу буржуазной идеологии, не дегенеративное искусство, отравляющее своими космополитическими ядами здоровый арийский дух нации, и даже не жалкие потуги горстки возомнивших о себе шарлатанов навязать нашему обществу… ну и так далее. Теперь другое. Теперь — «возбуждение вражды».

Искусство возбуждает вражду. Это что-то новенькое.

То есть наоборот — как раз очень старенькое. Это что- то из тех времен, когда искусство, религия, государство не были отделены друг от друга. Когда искусство воспринималось как директива, как руководство к действию. Когда любой жест художника воспринимался как жест либо «за», либо «против». Этого давно нет, очнитесь!

Что касается «возбуждения вражды», то, согласитесь, существует тип людей, в душах которых ничего особенно возбуждать не надо. Они возбуждены всегда и всегда живут во вражде ко всему и ко всем, к себе в том числе. А искусство тут ни при чем. И если и нужна в этом конфликте какая-то экспертиза, то это должна быть экспертиза психиатрическая по отношению к агрессивным мракобесам. Если кто-то им сочувствует, то пусть поможет медикаментозно. Нормального человека (верующего в том числе) не может оскорбить то, что не претендует на его пространство — хоть физическое, хоть душевное или интеллектуальное.

Беда нашей общественной жизни в фатальном неумении многих разграничивать территории на свои и чужие. Это, видимо, неизбывные последствия советского коллективизма и внушенная многим навязчивая формула «Искусство принадлежит народу». А искусство, между тем, принадлежит народу ничуть не в большей степени, чем, например, нефть, газ и ракеты стратегического назначения.

Художник, вторгающийся в суверенное пространство религии (в церковь, в монастырь, в мечеть, в синагогу, в пагоду), заслуживает безусловного осуждения, в том числе и уголовного. Но и бесцеремонное и агрессивное вторжение в пространство бытования искусства (музей, галерея, выставочный зал), осуществляемое кем бы то ни было, заведомо противозаконно и, соответственно, должно быть осуждено, в том числе и уголовно.

Или говорят о кощунстве. Кощунство как художественный прием, как способ возбуждения в читателе-зрителе разной силы культурного шока (а не вражды) имеет почти столь же древнюю историю, как и само искусство. А вот слова патриарха Алексия о том, что «сегодняшняя скорбь, связанная с годовщиной начала Великой Отечественной войны, разбавляется нашей общей радостью о вчерашней победе российской сборной», никакой не художественный прием, а как раз самое кощунство и есть.

Разумеется, это не осознанное кощунство — это лишь следствие дурного языкового вкуса и пониженной нравственной интуиции. В этих делах никакой сан не спасает, а спасает, как это ни странно, знакомство, хотя бы шапочное, все с тем же современным искусством.

Так что кто в этой ситуации кощунствует и кто возбуждает вражду — еще как посмотреть. Для меня по крайней мере этот вопрос вопросом не является.

Сейчас меня по-настоящему интересует совсем другой вопрос. Мне лично важно и интересно знать, как поведет себя в этой ситуации арт-сообщество, насколько оно способно осознать свою историческую и гражданскую ответственность. Мне очень интересно, насколько инстинкт самосохранения этого сообщества сильнее инстинкта самосохранения отдельно взятого художника. Мне это очень интересно. И очень важно.

А возвращаясь к началу, хочу повторить, что я не знаю достоверно, почему именно сейчас начальники Третьяковки решили избавиться от одного из своих сотрудников. Но если вдруг дело обстоит так, что ради собственного спокойствия и музейного благолепия было решено осуществить ритуальное жертвоприношение, то это не только непорядочно, но и недальновидно, но и непрактично — следующими будут они сами. Это тоже очень старая история, та самая, которая, увы, редко кого чему-то учит.