Александр Проханов «ВЕЛИКОМОТОРНЫЙ ШОВИНИЗМ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Александр Проханов

«ВЕЛИКОМОТОРНЫЙ ШОВИНИЗМ»

Турбореактивный двигатель АЛ-31 ФП. Масса — 1530 кг. Диаметр — 910 мм. Длина — 4950 мм. Тяга — 12 500 кгс. Удельный расход топлива — 1,96 кг/кгс. ч.

Металлическое диво, от которого невозможно отвести глаз. Таинственные переливы металла. Драгоценные вспышки и отсветы. Легчайшее голубое сияние, словно металл излучает волшебный свет. Громада окружена золотистым дышащим нимбом, будто источает благодатную святость. Изделие рук человеческих, достигших предельного совершенства, за которым неживая материя вот-вот обретет свойства жизни. Смотришь на эту сложность, не имеющую подобия, и кажется, перед тобой инопланетное существо, явившееся в земную реальность.

Двигатель — как сосуд, в котором заключена загадочная субстанция. Реторта, в которой накоплена гигантская дремлющая энергия. Животворящая матка; перевитая венами и артериями, нервными волокнами и тончайшими оболочками, из которой родится небывалый младенец — будущий повелитель мира. В этом стальном объеме соединены огонь и чудовищное давление, энергия взрыва и вихри вращения, слепящая плазма и свистящая буря. Но ревущая мощь и взрывная непомерная сила пронизаны божественной музыкой замысла, математикой хрустальных теорий, восхищением победившего гения.

В этом двигателе — непрерывная эволюция человеческих изобретений, с момента покорения огня и создания колеса, когда каждое из бесчисленных поколений, открывая тайны магнетизма и тяготения, молекулярной физики и теории вихрей, напыляло слой за слоем знания о земле и небе, усиливая могущество интеллекта. В этом изделии, сложность которого превосходит ядерный реактор, таятся реликтовые приемы построения пирамид и лазерная резка металлов, дыхание, звучащее в тростниковой флейте, и способы управления плазмой.

Добиваясь совершенства конструкции, рассчитывая на компьютере каждый плавный изгиб, каждый микрон, каждую горсть молекул, творцы машины превратили ее в шедевр XXI века, эталон красоты, созвучный с храмом Покрова на Нерли или романсом «Я помню чудное мгновенье». Слиток металла, из которого удалено все лишнее, что мешает самолету лететь с тройной скоростью звука или застывать неподвижно в небе, — этот металлический слиток превращается в турбореактивный двигатель, непревзойденный по красоте.

Двигатель — как напряженный бицепс, созданный для глобальной борьбы. В этой великолепной и грозной машине таятся его предтечи. Они толкали бипланы над полями Первой мировой. Подымали в небо гигантские птеродактили Сикорского. Переносили через Северный полюс самолет Чкалова. Рассекали ночное небо Мадрида. Схватывались в неравных боях с фашистами в раскаленных небесах 41-го. Кидались из-за туч на рейхстаг. Защищали подступы к Пхеньяну и Каиру, отбивая атаки «летающих крепостей». Пикировали на афганское ущелье Панджшер и стреляющие чеченские скалы. В недавней кавказской войне громили ПВО грузин, разбивали вдребезги пирсы и аэродромы противника.

В этом стальном аппарате, как в древесных кольцах, запечатлелась история Родины, великая и трагичная. Русские женщины в платках и лаптях, строившие на волжском берегу завод «Рено». Комиссары в черных кожанках, отправлявшие на фронты Гражданской войны автомобили с пулеметами. Сталинская пятилетка, преобразившая завод, подымавшая в небо эскадрильи «красной империи». «Красные директора» первой волны, одни из которых были расстреляны, другие награждены орденами и Звездами Героев. Эвакуация завода по Волге, когда баржи со станками вмерзли в лед, и люди на руках тащили на берег драгоценную поклажу, падая, харкая кровью. Гигантский взлет советской авиации, когда небо Родины заполонили невиданные скоростные машины, пассажирские и транспортные громады, тяжеловесные бомбовозы, стремительные, как молнии, истребители. И жуткая «черная дыра» русской истории, когда «красная империя» пала, и враги, как коршуны, вились над опустевшими цехами, остановленными заводами, выклевывая секреты и разгоняя коллективы, терзая беззащитную индустрию и уничтожая несметные богатства страны, добытые в жертвах и подвигах. Таинственное, необъяснимое логически, возрождение, словно дряхлые корпуса, ржавые станки, обезлюдевшие цеха окропили «живой водой». На пепелище, среди разгрома и запустения, стала стремительно взрастать новая русская цивилизация, в небывалой красоте и энергии, одухотворенная и дерзкая, оснащенная верой и знаниями, отвагой и стоицизмом.

Ее дивное детище — огромный, как стальной цветок, драгоценный, как волшебная брошь, турбореактивный двигатель для истребителя пятого поколения. Грозное оружие XXI века, гарант безопасности нового государства Российского, «Пятой Империи» русских.

Научно-производственное объединение «Сатурн». Город Рыбинск. Наследник знаменитого завода «Рыбинские моторы».

Все великое начинается с крохотного, едва ощутимого вихря. Из этого вихря раскручиваются галактики, расширяются империи, взрастают вероучения, сотворяются отрасли знаний. Здесь, в Рыбинске, в «проклятые девяностые», среди какофонии и безумства, бандитских «стрелок» и стариковских самоубийств, гульбы и отчаяния, — возник вихрь. Среди распадающегося народа, обреченного общества, торжествующей энтропии появилась крохотная воронка, завертевшая мир в обратную сторону. Малый завиток, обративший вспять процессы распада. Воля, противодействующая энтропии. Этим вихрем был молодой человек Юрий Васильевич Ласточкин, экономист и предприниматель, мечтатель и умница, сметливый глаз и оборотистый ум. Упрямый потомок волжских купцов, уроженец бурлацкой Волги, наследник русской породы, рождавшей на берегах великой реки бунтарей и героев, художников и праведников. Как и все, он упал за борт взорванного ковчега, именуемого государством, в кипящее море «рынка»: мелкотоварного и бандитского, «челночного» и пивного, тупого и мелкотравчатого. Он занимался бизнесом, кооперировался, разорялся, рисковал. Нащупывал связи. «Учился торговать» среди свиста пуль. Учился на сверхскоростях проскакивать опасные участки, где разбивались другие. Учился новому типу общения, в котором тебя не спасет протекция секретаря обкома или генерала КГБ, а только собственная воля, обаяние, понимание интересов, своих собственных и партнера. Вокруг создавались быстрые шальные состояния: на обороте алкоголя, спекуляции недвижимостью, на «нефтянке», а также на наркотиках, торговле «волосатым золотом» и человеческими органами. Вихрь, который возник в сознании Ласточкина, обратил его взор на берег Волги, где на огромных территориях лежал мертвый, никому не нужный завод, подобный выбросившемуся на берег киту, и мелкие хищники догрызали его сгнившую плоть. Это был мертвый кит великой советской индустрии. Образ сбитой американцами авиационной промышленности России. Символ поверженной империи, которой не суждено возродиться. Поруганные деяния отцов, их оскверненные могилы и выброшенные из склепов кости.

Русский мистик Николай Федоров создал учение о священном деле сынов, воскрешающих мертвых отцов. О великом сыновнем долге воскресить отцов, даровавших жизнь сыновьям. Это учение о русской Пасхе, о русском возрождении, о бессмертии России. Вряд ли Ласточкин знал об этом учении, но явился его носителем, сыном, не забывшим отцов, русским, не бросившим Россию в беде.

Купить эту громадную, не имевшую будущего свалку было сущим безумием с точки зрения «экономики первичного рынка», представлений рвача и стяжателя, распылявшего свои «бешеные», даровые деньги в гульбе, в приобретении вилл и яхт, в безумном потреблении. Ласточкин, накопив сбережения, купил завод, стал владельцем контрольного пакета акций, получив контроль над кладбищем. Там же, на этом кладбище отцов, он дал себе слово превратить завод в лучшее предприятие России, сделать российское моторостроение лучшей отраслью мира, возродить авиацию Родины.

Только такая сверхзадача, непостижимая для пошлого здравого смысла, безумная с точки зрения тривиальной логики, религиозная и прекрасная по своей глубине и размаху, ведет к победе в безнадежных, как смерть, условиях. Только этот богатырский, связанный с высшими ценностями возглас может разбудить сонных людей, обессиленных творцов, изнуренных работников. Этот зов был услышан. Так в древности князь среди посеченного войска ставит свой стяг, и к этому стягу стремятся оставшиеся в живых, не сдавшиеся, выстраивают новый строй.

Ласточкин стал собирать команду. Здесь, в Рыбинске, на других КБ и заводах среди оскорбленных, но не сдавшихся, не продавших секреты родины ЦРУ, впроголодь работающих за кульманами, получающих зарплату ржаным хлебом и китайским ширпотребом. Конструкторы, инженеры. Специалисты по маркетингу, финансисты, кадровики. Так набирают команду космонавтов перед высадкой на Луну. И такая высадка состоялась. Среди лунного пейзажа разгромленного завода, среди кратеров и пыльных вмятин стали возникать цеха невиданного дизайна, корпуса кристаллической красоты, люди с волевыми ясными лицами, которых Андрей Платонов называл «одухотворенными людьми». Ласточкин собирал свое воинство, как мастер по кусочкам драгоценной смальты создает неповторимую мозаику. Добивался кредитов в банках. Покупал за границей самое лучшее, невиданное в России оборудование. Расширял свою «империю», присоединяя к ней другие заводы и конструкторские бюро, испытательные стенды и лаборатории. Подбирал брошенное на землю. Вдыхал жизнь в омертвелое. Судьба свела Ласточкина с Михаилом Аслановичем Погосяном, главой фирмы «Сухой», почти единственной уцелевшей от погрома авиаиндустрии СССР, с потухшими звездами «Ту», «Ил» и «МиГ». Два романтика и подвижника, организатора и блистательных практика — нашли друг друга. Замыслили создать гражданский самолет мирового класса «Суперджет» и истребитель пятого поколения Су-35. Их замыслы близки к реализации. «Суперджет» летает, собирая покупателей на мировом рынке. Су-35 имеет построенный двигатель и ждет, когда Министерство обороны «спустит» производственникам долгожданный «оборонный заказ».

Чудо произошло. Обычное Русское чудо, выносящее Россию из «черной дыры» истории, возводящее на руинах прежней империи империю новую. На руинах сталинской Четвертой империи — Пятую — империю русских. Ласточкин — русский пассионарий, провозвестник русского будущего. Ласточка русской цивилизации.

Заводские корпуса — граненые кубы, параллелепипеды и цилиндры, с кристаллической точностью расставленные на берегу Волги. Цеха своим простором, чистотой, организованным, мягко освещенным пространством похожи на залы музея: малолюдные, нешумные, с таинственным свечением драгоценных экспонатов. Станки ничем не напоминают своих предшественников — потный металл, маслянистая ветошь, рев и скрежет, вихри горячих стружек, суровый фрезеровщик в фартуке металлической щеткой чистит верстак… Станки, просторно и красиво расставленные, сродни застекленным шкафам, дорогим буфетам, в которых сквозь стекла что-то драгоценно мерцает, беззвучно искрится, чуть слышно звенит. Прошедшие обработку детали выглядят, как музейные экспонаты, — сияющие сосуды и узорные чаши, ожерелья и броши, экзотическое оружие и части доспехов, то ли рыцарских, то ли солдат из киноэпопеи «Звездные войны». Каждый станок: французский, немецкий, японский, — стоимостью в несколько миллионов долларов. Орудие производства, основанное на новых физических принципах, небывалых технологиях, совмещенное с быстродействующими компьютерами, способное создавать совершенные изделия, из которых складывается цивилизация XXI века. Здесь на паритетных началах с французами строятся двигатели для пассажирского лайнера «Суперджет-100», который начнет курсировать на авиалиниях средней дальности в России, Европе, Америке, по всему миру. Этот двигатель соответствует самым высоким европейским стандартам, прошел самые придирчивые проверки зарубежных экспертов: пониженный уровень шума, минимальный расход горючего, сведенные к минимуму вредные выбросы и при этом — надежность, долговечность, компактность, придающие самолету скорость и мощь. Только создав наукоемкое производство, оснащенное сверхсовременными станками и линиями, мы сможем конкурировать с индустриальными странами, стать частью мировой индустрии. Только стремительным рывком, преодолев двадцатилетнее отставание, опережающим, а не догоняющим броском, мы можем встать в строй передовых постиндустриальных держав. Цех — как новый, исполненный здоровья и силы орган, пересаженный в больное тело изнуренной русской промышленности. Прижился, наполнил одряхлелое тело биениями, молодыми импульсами, силой и свежестью, оживляя и омолаживая уставший организм. Это и есть модернизация. Это и есть Развитие. Использование инновационных технологий, где каждое нововведение меняет не просто цех и завод, а всю русскую цивилизацию.

Станок, окруженный электронным мерцанием индикаторов. В стеклянном футляре происходит резание металла с космическими скоростями, заменяющими работу пятнадцати обычных станков. В три смены, круглосуточно, семь дней в неделю станок отрабатывает свою дороговизну, обеспечивая небывалую производительность труда.

Отливка, похожая на диск для метания, привезенная из Америки, ибо только в Штатах есть технологии такого литья. Здесь же, в России, в диске с помощью лазера прожигаются пазы и отверстия, куда будут вставлены лопатки турбины. Раскаленный луч прожигает металл с молекулярной точностью, без допусков на ошибку, достигая такого сопряжения деталей, что в клубке огня, среди вибраций и вихрей, двигатель обретает КПД в 90 %: еще немного — и «перпетуум мобиле».

Другой станок, где механическая обработка металла происходит на основе электроэрозии, без режущего инструмента, без контакта с деталью. Разряд тока в электролите — и еще одно микронное отверстие. В гальванической ванной сталь турбинной лопатки покрывается жаростойким слоем — стерильная чистота, отсутствие едких запахов, прозрачные, с золотистым раствором ванны, где сонно мерцает деталь. Аквариум с хрустальной водой, и дремлющая серебряная рыба.

Такая точность недоступна человеку. Подверженный настроению, нервическим импульсам, моментально возникшей эмоции, человек допустит сбой, микронную ошибку, обесценит трудоемкую деталь. Человек по возможности исключается из процесса производства и контроля, заменяется компьютером, бесстрастным и умным измерительным прибором. Вот один из них — под стеклянным колпаком лежит деталь с прихотливыми контурами, изысканными отверстиями. Измерительный аппарат, похожий на хрупкий клювик, движется с легким попискиванием, не прикасаясь к детали, скрупулезно передавая в компьютер данные о размерах, сверяя их с чертежом. Загадочная и сказочная электронная птица с рубиновым глазком и монотонно-печальным голосом.

Самодостаточность России — сладкий миф, питающий патриотов-староверов. Советский Союз не был самодостаточен, стремился в «третий мир», торговал с Западом, посылал разведчиков в Америку добывать экономические и технические секреты. Соединенные Штаты не самодостаточны, включены в сложнейшую структуру мировых финансов, производства и потребления, в разделение мирового труда, переносят производство в страны Азии, открывают свой рынок товарам Японии и Китая. Современная Россия встроена в мировой рынок, ищет в нем достойное место, стремится создавать изделия высшей пробы, побивая конкурентов в авиастроении, космической технике, современном вооружении. Пятнадцать «демократических» лег опустошили Россию, стерли с русской земли целые отрасли, научные школы, высокие технологии, выбили поколение ученых и умелых рабочих. Сегодня Россия начинает титаническую борьбу за восстановление своей науки и индустрии, уходит из тупика, куда ее замуровали «реформаторы». Здесь, на «Сатурне», видна кибернетика вхождения России в мировое пространство. Авиалайнер «Суперджет-100» — это русский замысел, русская авиастроительная философия, которая реализуется с привлечением навыков, технологий, гигантского опыта самых передовых стран мира. Станки, на которых создается двигатель, — как визитные карточки участников авиапроекта. Германия, Франция, Италия, Япония, Америка — все «чудеса света» собраны в русском Рыбинске, служат возрождению «русской цивилизации» в новом, постиндустриальном обличье. Как здесь не вспомнить Достоевского, воспевшего «всемирность русской души», открытой германскому гению, английской предприимчивости, французской живости?! Как не вспомнить русское, восторженное восклицание Пушкина: «Все флаги в гости будут к нам, и запируем на просторе»?!

Особое впечатление производят люди в этих цехах. Их немного, их почти не видно. Каждый станок заменяет десятки наладчиков и контролеров, рабочих и бригадиров. Неторопливы, движения спокойные, гибкие. В чистых комбинезонах и белых рубашках. Молодые, свежие, умные лица с особым осмысленным, светлым выражением глаз, с открытыми лбами, с осторожными точными движениями рук. Они чем-то напоминают спортсменов единой, слаженной, натренированной команды. Или музыкантов симфонического оркестра, исполняющего классику.

Эти рабочие — драгоценное достояние завода. Их сотворяют параллельно с созданием двигателя. Их строят из исходного, взятого с улиц материала, где столько пропащего, гиблого и больного, изуродованного десятилетием «великого простоя», «великой гульбы», «великого падения в пропасть». Этих рабочих и техников учат, переучивают, снова учат. Посылают за границу стажироваться в иностранные фирмы. Обучают иностранным языкам. Показывают мировые салоны и выставки. Проводят по мировым лабораториям. Сажают в аудиториях самых известных университетов. Прививают не просто трудовые навыки, а чувство своей уникальности, причастности к высшим проявлениям человеческой деятельности. У них особая трудовая этика, особое чувство красоты, особое чувство достоинства — качества, делающие их рабочей аристократией, для которой стерта грань между умственным и физическим трудом. В которой потребление и алчность уступают место познанию, стремлению к совершенству. Восемь тысяч вновь созданных рабочих — «племя молодое, незнакомое». Их имя уже не «рабочий», а «оператор» — дрессировщик уникальных роботов с электронными мозгами и лазерными резцами.

Развитие, о котором говорят политики, явлено здесь коллекцией небывалых технологий и новым классом людей, которые неуклонно распространяют свои качества на весь окрестный мир, одолевая гибельную энтропию, распад и бездействие. Пример Русского Возрождения, перечеркивающий пессимистические суждения о будущем России.

Я смотрю на лопатку турбины, прошедшей многократную обработку всеми видами открытых человеком энергий. Она — пример совершенства, к которому стремились античные художники и которое достигается лишь самой природой. Должно быть, так выглядит крыло ангела, пересекающего лучистый Космос, влетающего, словно буря огня, в земную реальность. Лопатка, вращаясь в глубине ревущего двигателя, среди белого пламени, дующей струи раскаленного газа, подверженная вибрации и ударным воздействиям, толкает в небе гигантский самолет с дремлющими пассажирами, лениво перелистывающими глянцевый журнал или попивающими сладкий коктейль. Чтобы вычислить на компьютере эту переливающуюся форму, потребовалось несколько докторских диссертаций по математике. И столько же — по металловедению. И столько же — по сопротивлению материалов. В этой лопатке — сгусток открытий, одно из которых — сам завод. Чудо его создания. Соединение тысяч людей в единую творческую артель, вершащую Общее Дело, не заводское, а общерусское, создающее двигатель русской цивилизации.

При заводе — КБ, самое большое в двигателестроении, где рождаются новые типы двигателей, витают новые идеи, взращиваются новые гении, продолжающие славную плеяду русских изобретателей. Гляжу на КБ глазами конструктора Юрия Васильевича Шмотина.

Больше тысячи молодых конструкторов работают в помещении, напоминающем корпус нейрохирургии: стерильная чистота, озонированный воздух, оборудованные компьютерами рабочие места. Канули в Лету допотопные кульманы, рейсшины, миллиметровки, на которых изнурительно вычерчивался образ детали. Старинные КБ напоминали скопление саранчи, шевелящей своими перепонками и конечностями. Сегодня у каждого конструктора — изолированное рабочее место с экраном, напоминающим окно в батискафе. Из глубины океана, выхваченные прожектором, возникают фантастические существа, волшебные цветы, сплетения водорослей, кружева кораллов. Переливы цвета, биение и пульсации, волшебные потоки. Так выглядят детали двигателя, живущие в объеме: вращаются вокруг своей оси, удаляются и приближаются, меняют очертания. На этих компьютерах моделируются процессы в работающих двигателях, на компьютере видны точки перенапряжений, уязвимые места, зоны опасности. Раньше, перед запуском в серию, приходилось губить тридцать опытных образцов, которые в процессе испытаний взрывались, «клинились», тупо умолкали. Загубленный образец — это огромные траты денег, времени, психической энергии конструктора, для которого каждая поломка или взрыв создают очередной стресс — укорачивают жизнь. Сегодня расход опытных образцов сокращен до трех-четырех. Компьютерное моделирование позволяет в этих красивых строгих кабинетах понять, как ведет себя двигатель, если в его сопло попадет камень или птица или если на взлете самолет обстреляют из стрелкового оружия. Академия, работающая при заводе, поставляет в КБ «молодые мозги», талантливую молодежь Ярославля и Рыбинска. Других собирают со всей страны, отыскивая поштучно, заманивая, перекупая у конкурентов, осуществляя «утечку мозгов» из других, депрессивных КБ. Это цвет новой технической интеллигенции, надежда инновационного развития России.

Среди заводских корпусов — стенд для испытания двигателей. Бетонный бокс, где размещен опытный образец. К нему, как к сердцу, извлеченному из грудной клетки, подведены сосуды с питанием: топливо, смазка, электричество, системы охлаждения… Множество датчиков окружают его. Двигатель изолирован от внешней среды. Ни на заводе, ни в городе не слышно, как ревет и грохочет сталь, сотрясаются взрывы плазмы. Все, что производит взлетающий самолет, гасится, тонет в изоляционных оболочках, каждая из которых — особое чудо техники… По другую сторону бетонной стены, окруженные экранами, — испытатели. Подобно пилотам в кабине, они задают двигателю режимы: взлета и посадки, «свечи» и штопора, крутого виража и резкого сброса скорости. Все данные, с каждой детали, с каждого участка поверхности, поступают на компьютеры, систематизируются, создают «портрет» мотора. По тем же принципам снимаются данные с ядерного заряда, взорванного в недрах горы, — благо и эта технология разработана совместно «Сатурном» и Российским ядерным центром. И уже слышны за стеной нарастающий шум и свист, уже скачут по экранам синусоиды и импульсы. Через спутник, в режиме реального времени, данные перегоняются в Париж, где французские партнеры в эти минуты следят за экспериментом, пользуются его результатами.

Еще один стенд для натурных испытаний вынесен далеко за черту города, в леса и болота, где двигатель проверяется в естественных условиях, в том числе, в условиях жесткого внешнего воздействия. Во Франции, как и во всей густонаселенной Европе, нет места для таких полигонов. В Америке они вынесены в пустыню Невада и безлюдные пространства Юты. Здесь же, под Рыбинском, в безлюдных пространствах, есть место и для таких испытаний.

При компьютерном моделировании идет борьба за каждый грамм веса, за каждый сантиметр пространства. Известно, что шасси российского истребителя вдвое тяжелее и больше, чем у истребителя американского. Ибо плиты американских аэродромов стыкуются с миллиметровой точностью. А плиты наших взлетных полос создают перепады в несколько сантиметров. Это требует более крупных колес и массивных стоек, что увеличивает вес самолета, а значит, требует и большей мощности двигателя. Из таких мелочей складывается победа в конкурентной борьбе, победа в небе во время воздушного боя.

А вот и венец кибернетической культуры завода. Таинственное божество, дышащее в лунном свечении зала. Электронный бог, окруженный жрецами и служителями. Суперкомпьютер, собранный из полутора тысяч обычных компьютеров, соединенных особым, сверхвиртуозным способом. В нем играют миллиарды данных, пульсируют десятки программ, вспыхивают бессчетные образы, аттестующие работу мотора: его жизнь и угасание, болезнь и смерть, долговечность и победное продвижение к самолету. Поклониться божеству пришли руководители «Сатурна», представители зарубежных фирм, губернатор области, инженерная элита. Благоговейно, как волхвы, прислушиваются к космическому шелесту, таинственным мерцаниям. Таких компьютеров нет в стране. Его приобретение и установка — громадное достижение завода. Падает перерезанная ленточка. Ликование людей выглядит, как хор похвал божеству, которое знает все об этом грозном мире, где летят боевые самолеты, мчатся крылатые ракеты, разоряются банки и финансовые рынки, политики пытаются удержать в узде рассыпающийся мир, и Россия в своих упорных трудах подымается из руин. И вот уже суперкомпьютер занимает свое место в пантеоне русских богов, обретает мистическое имя — «АЛ-100». Имя великого конструктора моторов Архипа Аюльки, которому сегодня исполнилось бы 100 лет.

Я имел честь быть приглашенным на шестидесятилетний юбилей Главного конструктора «Сатурна» Михаила Леонидовича Кузменко. Праздничное застолье на берегу Волги. Вечерний, зеленый, розовый разлив. Белые пароходы на водах. А за столами — тосты, здравицы, поцелуи, объятия. Поздравить юбиляра пришли соратники, друзья, единомышленники, положившие жизни свои на создание моторов, самолетов, авиационной мощи России. Знаменитые конструкторы из дружественных КБ. Представители флотских и авиационных штабов. Инженерная аристократия «Сатурна», ученики, продолжающие славное дело юбиляра. И он сам: большой, с крупным русским лицом, то по-детски наивным и простодушным, то сосредоточенным и озаренным. Он всю жизнь создавал моторы; вначале под водительством великих советских конструкторов, а потом — самостоятельный творец, гениальный открыватель, не знающий ничего прекраснее, чем упорный, непосильный труд, который вдруг переходит в лавинообразную чреду откровений, и в результате появляется небывалое техническое диво — реактивный двигатель нового поколения. Двигатель — тот прибор, который помогает ему постичь мироздание, его физические и этические законы. Зло и Добро. Правду и Ложь. Врагов родины и ее подвижников и героев.

Как и многие его друзья, Кузменко пережил трагедию. Гибель могучей «красной» страны. Нашествие врагов. Уничтожение авиации, которую созидал. Уничтожение военно-промышленного комплекса, лучшим представителем которого он являлся. Он работал на Пермском моторостроительном предприятии Главным конструктором, создавая моторы для известнейших фирм страны. Когда разгромили Союз, реформаторы пустили на секретное оборонное предприятие американцев. Те первым делом раздробили единый организм предприятия на отдельные, лишенные управления куски. Выбрали себе самый лакомый и остановили производство. Наблюдали, как чахнут без работы гениальные изобретатели, как рассыпается драгоценный, слаженный коллектив, как утекает из пробоин жизненная энергия. Кузменко пытался противодействовать убийству завода, не пускал врага в секретные сейфы, боролся за сохранение кадров. Его унизительно изгнали с завода, и он, не умевший ничего в жизни, кроме как создавать гениальные двигатели, оказался на улице без средств к существованию. Неизвестно, как сложилась бы его судьба, если бы его не встретил Ласточкин. В то время он рыскал по стране в поисках тех, кто умел строить двигатели. Они подошли друг к другу, как подходят прецизионные детали. Возник уникальный союз творцов, обеспечивших бурное развитие «Сатурна», появление вокруг него множества расходящихся колец. Кто-то их в шутку назвал — «великомоторные шовинисты», и они не обиделись.

Их сотрудничество увенчалось созданием уникальной, небывалой для современной России техносферы, в недрах которой было сконструировано два десятка сверхсовременных двигателей, ожидающих серийного производства. Двигатели для пассажирских, транспортных и боевых самолетов. Для крылатых ракет, до- и сверхзвуковых. Маршевые двигатели для надводных и подводных кораблей. Газокомпрессорные станции. Установки для производства тепла и электричества. Каждый двигатель — прорыв в новую технологическую эру. Но теперь, когда огромное предприятие было создано энтузиастами без всякой поддержки государства, наступил момент, когда вмешательство государства неизбежно. Это не рейдерский захват собственности, не прикарманивание чужих трудов. Государство должно начать модернизацию авиации и спустить оборонной промышленности военный заказ. И тогда эскадрильи и полки, укомплектованные самолетами новых поколений, оснащенные двигателями «Сатурна», обеспечат России господство в тревожном небе XXI века.

Здесь, на торжестве, присутствовали военные, принимавшие участие в недавнем кавказском конфликте. Они рассказывали, что в Су-27, оснащенном двигателями «Сатурна», угодила грузинская ракета, погасила один мотор, разворотила фюзеляж, посекла плоскости. Летчик посадил машину, а когда вылез из кабины, изумился: «А где же у меня вторая половина самолета?» В боях участвовали три машины, еще не поступившие на вооружение. Их сверхточное оружие подавило систему грузинского ПВО, их точечные удары уничтожали огневые средства противника. Изделия «Сатурна» своевали свою первую победную войну. Первую войну Пятой Империи.

Смотрю на лица в застолье, молодые и старые. Все друг на друга похожи — не чертами, а светящимся одухотворением, духовной близостью. Это и есть истинная элита России. Не бессовестные толстосумы, торгующие русским газом и нефтью, алмазами и лесом, покупающие на них виллы и яхты, футбольные клубы и место среди миллиардеров Запада. Не бездарные фигляры шоу-бизнеса, тусклые режиссеры и бессмысленные лицедеи, не родившие за жизнь ни одной идеи, не совершившие ни единого, во благо Родины, поступка. Не там, а здесь — элита России, взявшаяся за священное Общее Дело, в героических трудах и жертвах, в дерзаниях и порывах создающая новое государство Российское. О них сказал писатель: «Они — соль земли, теин в чае, букет в благородном вине».

Я смотрю на юбиляра — высокий, могучий среди волжских разливов. Что-то от Шаляпина, что-то от Чкалова. Что-то от русского бурлака, который тянет лямку, перетаскивает по перекатам и мелям баржу русской истории.

Здесь, в Рыбинске, на заводе, где каждый драгоценный станок, каждый возникший на компьютере образ, каждое усилие ума и духа направлены в будущее, — здесь открывается необъятное, уходящее в седую древность прошлое. Огнедышащий двигатель толкает крылатую машину вперед, а реактивный тающий след растворяется в бескрайних водах, туманных лесах, печальных колокольнях. Леонид Михайлович Иванов, молодой инженер, руководитель одной из программ, — человек двух измерений. Два образования, историческое и экономическое, позволяют ему свободно перемещаться во времени. То отправляться в промышленные центры России, где он сбывает газогенераторные установки, продуцирующие электричество и тепло. То работать с археологами на раскопках, писать статьи в исторические сборники, странствовать по лесам и полям, где высятся поросшие дерном курганы. Здесь, на Рыбинской земле, остались оттиски всех минувших русских эпох, всех периодов государства Российского, всех Пяти Империй, которые, словно ступени ракеты, толкают вперед великую и таинственную, трагическую и светоносную «русскую цивилизацию».

Стоим на крутом берегу, где в пору Крещения Руси разразилось восстание волхвов, непокорных язычников, не желавших расставаться с золочеными статуями Перуна и Велеса, Даждьбога и Стрибога. Здесь их постигли злая участь, жестокая казнь, когда по Шексне плыли плоты с посаженными на кол язычниками для устрашения непокорных. Кланяемся каменной стеле, среди трав и розовых валунов, в память о русских воинах, погибших от татарских сабель в Ситской битве, — колокольчиками и ромашками проросла праведная русская кровь. Созерцаем в музее иконы из монастырей, основанных иноками по благословению Преподобного Сергия Радонежского, чьими духовными подвигами расширялась святая Русь. Посещаем старые липовые аллеи и заросшие бурьяном фундаменты — все, что осталось от помещичьих усадеб, среди которых значится усадьба дворян Михалковых. Катим по дамбе, перегородившей воды Шексны, расплескавшейся в гигантское, до горизонта озеро — Рыбинское водохранилище, самый большой искусственный водоем Европы. Здесь веет сталинскими пятилетками, народной трагедией, непомерными трудами людей, вольных и подневольных, сверхусилиями громадной страны, стремящейся преодолеть вековую отсталость, приготовиться к смертельной схватке с фашистами.

История водохранилища трагична и пафосна. Его создавали вслед за прорытыми каналами Москва — Волга, Волгобалт, Беломорско-балтийский. По мысли стратегов, «большая вода» позволяла строить каскад электростанций для растущей промышленности, в том числе и моторного завода — детища пятилетки. После прорытия Волгодона возникал водный путь из Черного моря в Белое и Балтийское, по которому боевые корабли могли перемещаться с флота на флот, из одного моря в другое, не покидая пределов страны, на застревая в Босфоре, Дарданеллах и Гибралтаре. Замысел оправдал себя лишь отчасти. Когда фашисты подступали к Москве и разбомбили всю окружающую энергосистему, оставался лишь один электрогенератор под Рыбинском, не замеченный немцами, питавший Москву.

В годы «холодной войны» по искусственной водной артерии двигались из Красного Сормова на Северный и Балтийский флоты замаскированные подводные лодки. Вот, пожалуй, и все достижения этой небывалой водной эпопеи, которая стоила жизней многих «зэков», опустила под воду гигантские территории с деревнями и городами, сельски-ми угодьями и историческими памятниками. Об этой драме рассказывал мне инженер на борту заводского катера среди плещущих волн. Как разбирались срубы деревень и сплавлялись по реке к новым местам обитания. Как рыдали старожилы чудного города Мологи, когда грузовики НКВД увозили их из родных домов, оставляя пустынные улицы с купеческими палатами, дворянскими особняками, торговыми палатами. Как триста мологжан не пожелали уехать, приковали себя цепями и были залиты водой заживо. Как гигантская запруда перегородила русла Шексны и Мологи, и воды, разливаясь, покрывали леса и дороги, монастыри и слободы, и скоро из вод торчали кое-где монастырские колокольни, плыли сорванные крыши и телеги с оглоблями. С тех пор взлетали в небо поколения бомбардировщиков и истребителей, винтовых и реактивных машин, а внизу падали в воду подмытые колокольни, и птицы каждый год прилетали туда, где прежде были их гнезда, — кружили, улетали ни с чем…

«Сатурн», занятый модернизацией промышленности, конструируя двигатель долгожданного русского Развития, находит важным выпускать дорогие и прекрасные книги по истории края. Молодой оператор, обрабатывающий лазером лопатку турбины, должен знать, что в ее лепестках таятся народное горе и подвиг, ликующее чувство Победы и поминальные слезы.

Сидим с инженером на палубе катера. Под днищем, невидимые, проплывают мостовые и фонарные столбы, церковные кресты и надгробия. Пьем, не чокаясь, в память о дивной Мологе. Чокаемся во славу завода и русского моторостроения.

«Завтра», 2008, сентябрь, № 37–38

Данный текст является ознакомительным фрагментом.