3

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3

Методы борьбы правящей в США олигархии с инакомыслящими разнообразны и изощренны. Они оттачивались и совершенствовались многие десятилетия. Честные люди Америки давно раскрыли и описали механизм репрессий против тех, кто подпадает в США под категорию политических противников режима. Вернемся к «Железной Пяте» Джека Лондона. Писатель с большой художественной силой изобразил то, как могут в США буквально стереть в порошок несогласного, пусть даже он человек известный.

Напомним: отец вымышленной героини, от лица которой написан этот фантастический роман, – почтенный университетский профессор, глубоко веривший в американскую «демократию». Однако стоило ему испытать ее в действии, выразить на основе научных изысканий сочувствие к униженным и оскорбленным, как он попал на прицел властей. Преследование профессора тщательно градуировалось, на лестнице эскалации травли ему давались передышки с тем, чтобы он одумался. Для начала ему предлагается оставить работу в университете и получить двухгодичный отпуск с сохранением содержания для научных исследований. «Так ведь это же взятка!» – воскликнул профессор и отказался.

Последовало увольнение из университета, конечно, не грубое: очень вежливо предложили подать в отставку. О подлинных причинах ухода из университета крупного ученого умалчивалось, напротив, «газеты расшаркивались перед ним, поздравляя с тем, что он решил отказаться от черной лекторской работы и целиком посвятить себя научным изысканиям». Правдолюбец торжествовал: словом печатным он будет жечь сердца людей, изобличая неправедный строй, существующий в США. Выпустил книгу, что «не прошло в стране незамеченным. В капиталистической прессе она была вежливо обругана; критики с убийственной учтивостью заявляли, что такому большому ученому не следовало бы жертвовать своей работой и забираться в дебри социологии, где он сразу же и заплутался». А затем как отрезало – о книге перестали вообще писать.

Профессор, веривший в свободу печати, собрал репортеров и рассказал о своих мытарствах. Результат: «Ни одна газета ни словом не упомянула о его книге; зато сам он был… изображен каким-то извергом; слова его безбожно перевирались или произвольно выхватывались из контекста; умеренные и сдержанные выражения были представлены анархистскими выкриками… Пространные и злобные газетные статьи изобличали отца в анархизме, попутно намекая, что он выжил из ума».

Вскоре последовал арест за нарушение общественного порядка, а «газеты утверждали, что престарелый профессор не выдержал умственного напряжения и сошел с ума и что самое целесообразное – отвести ему палату в соответствующем казенном заведении. И это было не пустой угрозой» [464] – в сумасшедший дом инакомыслящих заключали очень просто. Последовало полное разорение, были отняты имущество, дом и т. д. Так выглядела расправа с диссидентом в США в фантастическом романе, написанном в начале XX столетия. Напомним, в те времена еще не было ни ФБР, ни ЦРУ.

Художественный вымысел писателя бледнеет перед современной американской действительностью. В конце шестидесятых годов окружной прокурор в Нью-Орлеане Д. Гаррисон усомнился в выводе комиссии Уоррена о том, что президент Кеннеди был убит одним человеком. В рамках своих законных прерогатив Гаррисон начал расследование обстоятельств убийства президента. Хотя в США не воцарилась описанная Дж. Лондоном Железная пята, Гаррисон в официальном качестве прокурора оказался объектом преследований куда похлестче, чем инакомыслящий профессор в указанной книге. Он подвергся травле в печати, внезапно обнаружившей, что прокурор-де душевно больной человек, страдающий «комплексом Наполеона». Коль скоро Гаррисон не остановился, в дело были введены карательные органы, спокойно и деловито расправившиеся с инакомыслящим. В мае 1977 года японский журналист Н. Очиаи с понятным трудом вырвал у Гаррисона согласие на интервью. Сказанное бывшим прокурором в высшей степени поучительно для понимания методов расправы с инакомыслящими в современных Соединенных Штатах. Итак:

«Вопрос. Когда вы впервые почувствовали отрицательное отношение правительства к начатому вами расследованию?

Ответ. 1 марта 1967 года мы арестовали Клея Шоу. Я надеялся на активное содействие со стороны властей и все-таки был поражен, когда правительство с самого начала выступило в поддержку обвиняемого. Министр юстиции Рамсей Кларк утверждал, что Шоу уже прошел проверку в ФБР и его невиновность доказана. Президент Джонсон заявил, что не видит необходимости возобновлять расследование, проведенное комиссией Уоррена.

Вопрос. Известно, что вам подсылали лжесвидетелей. Какие еще конкретные препятствия чинили правительственные органы?

Ответ. Прежде всего Рамсей Кларк заявил, что привлечет меня к суду. На каком основании, неизвестно до сих пор. Крупнейшие еженедельные журналы, контролируемые ЦРУ, старались убедить читателей в том, что я связан с мафией.

Вопрос. Оказывали ли на вас какое-либо давление деловые круги?

Ответ. Да, меня пытались запугать и уговаривали прекратить процесс. Знакомый нефтепромышленник из Техаса позвонил мне и сказал, что в интересах моего будущего следует остановить расследование. Потом меня посетил один тип, назвавшийся «предпринимателем с Запада», и спросил, не интересует ли меня пост федерального судьи. Это было явное предложение сделки.

Вопрос. На выборах окружного прокурора в 1973 году вас забаллотировали. Крупнейшие газеты в один голос утверждали, будто избиратели выразили недовольство тем, что вы занимались исключительно расследованием обстоятельств убийства Кеннеди и не уделяли внимания другим делам. Как вы относитесь к таким утверждениям?

Ответ. Это совершеннейшая ложь. На выборах 1970 года я одержал убедительную победу над соперниками, а ведь это было время, когда судебный процесс над Клеем Шоу закончился моим поражением. В ходе предвыборной кампании я, в частности, обещал довести до конца расследование обстоятельств убийства президента, и большинство избирателей проголосовало за меня. Но в июле 1971 года министерство юстиции возбудило против меня уголовное дело. Чиновники федеральной службы безопасности и агенты ФБР ранним утром ворвались в мою квартиру и на глазах у жены и детей надели на меня наручники. Это было кошмаром. Мне предъявили совершенно беспочвенное обвинение в том, что я получил взятки от владельцев заведений игральных автоматов. Я вынужден был ежедневно ходить в суд и выступать в свою защиту. Конечно, я доказал свою невиновность, и суд меня оправдал. Но тогда мне не хватало времени исполнять как следует обязанности окружного прокурора. На следующий год против меня возобновили новое дело – на этот раз меня обвинили в сокрытии от налоговой инспекции взяток, полученных от владельцев заведений игральных автоматов. И после того, как суд снял с меня обвинение во взяточничестве! Меня и на этот раз оправдали, но мой престиж был серьезно подорван. К тому же во время очередных выборов в 1973 году я лишился финансовой поддержки: многие мои сторонники, боясь вызвать недовольство правительства, отказались вносить деньги в мой избирательный фонд…

Слушая рассказ Гаррисона, я еще раз представил всю неумолимо безжалостную мощь правительственных органов, в частности ЦРУ и ФБР. Они разбили семью Гаррисона (жена с ним разошлась), лишили его поста прокурора и вынудили занять малооплачиваемую должность адвоката в юридической конторе. Но ему еще повезло – он остался жив» [465].

Если припомнить судьбу ряда потенциальных свидетелей по делу Дж. Кеннеди, убитых или погибших при самых загадочных обстоятельствах, то нетрудно разделить удивление японского журналиста по поводу того, что он беседовал с Гаррисоном, все же оставшимся в живых. Не только серьезное выступление против порядков, существующих в США, влечет за собой личный риск, но даже попытка выйти из колеи при «расследованиях», долженствующих, по замыслу их устроителей, укрепить те самые порядки. Эту истину знали, например, два молодых журналиста из газеты «Вашингтон пост», К. Бернстейн и Б. Вудворд, внесшие, заметный вклад в разоблачения, связанные с уотергейтским скандалом. Ими двигала, несомненно, профессиональная любознательность и желание составить себе имя, но при всем этом смельчаки отчетливо понимали опасность выхода из границы дозволенного, последняя не один раз угрожающе проступала перед ними в процессе расследования. Как, впрочем, понимал и некто из ближайшего окружения Никсона, тайком поставлявший им информацию и дававший советы. Он так и остался неизвестным читающей публике, пройдя в их книге об Уотергейте под кличкой «Глубокая глотка». За псевдоним было взято название порнографического фильма.

Все встречи с «Глубокой глоткой» происходили в Вашингтоне в строжайшей тайне, в глухой час ночи, в некоем подземном гараже. Информатор предостерегал Вудворда, выходившего на связь с ним, что ФБР внимательно следило за публикациями этих журналистов в «Вашингтон пост», доискиваясь до источников получаемых ими сведений. Что же касается сути самого Уотергейта, то, по словам «Глубокой глотки», «даже ФБР не понимало происходившего. Он сознательно туманно говорил обо всем этом, однако осторожно ссылался на ЦРУ и национальную безопасность, чего Вудворд, в свою очередь, не понимал».

Вот что произошло во время и после их встречи в ночь на 16 мая 1974 года, накануне слушаний в конгрессе по делу об Уотергейте. Информатор, торопливо нашептав на ухо Вудворду в мрачном склепе подземного гаража последние сведения, распрощался со словами: «Желаю выжить, будь осторожен». Вернувшись домой, Вудворд позвал коллегу Бернстейна. Он встретил друга и соавтора у лифта, в ответ на недоуменные вопросы только приложил палец к губам. Поднялись в квартиру Вудворда. Хозяин задернул шторы, поставил пластинку с музыкой Рахманинова, жестом пригласил Бернстейна к обеденному столу, на котором стояла пишущая машинка. И дальше:

«Вудворд напечатал записку и передал Бернстейну:

«Жизнь всех в опасности».

Бернстейн поднял голову. «Что – твой друг сошел с ума?» – спросил он.

Вудворд отрицательно покачал головой, дав знак Бернстейну не произносить ни слова. Он напечатал другую фразу:

«Глубокая глотка» говорит, что установлено электронное наблюдение, и мы должны остерегаться».

Бернстейн знаком показал, что ему нужно написать. Вудворд вручил ему ручку.

«Кто это делает?» – написал Бернстейн.

«Ц-Р-У», – движением губ показал Вудворд.

Бернстейн не мог поверить. Тогда под звуки музыки Рахманинова Вудворд начал печатать, а Бернстейн читал через его плечо «сообщенное информатором» [466]. Речь шла о деталях работы пресловутых взломщиков, фигурировавших под кодовым названием «водопроводчики», которые по воле Белого дома, грубо попирая законы, пытались выяснить, где и как происходила утечка информации, связанной с Уотергейтом. Вероятно, угроза для тех, кто попытался встать на их пути, была реальной, а посему журналисты продолжили обсуждение со своим шефом, одним из редакторов «Вашингтон пост», в необычной обстановке. Подняв его с постели, они вывели заспанного редактора из дома и шептались с ним в середине двора. Прекрасная иллюстрация прав человека в США – фигуры трех видных газетчиков в ночном мраке, с опаской поглядывающих по сторонам! Речь идет не о каких-то заговорщиках, а о благонамеренных по критериям высшего американского общества журналистах. Но им лучше, чем Другим, известно, во что могут обойтись попытки искать правду!

Всякое может случиться. Описанного нами, например, крупного «правдолюбца» Салливана, широко открывшего рот о делах ФБР в середине семидесятых, настиг несчастный случай на охоте. Он был застрелен 9 ноября 1977 года поблизости от собственного дома в Шугар Хиллс, штат Нью-Хэмпшир. Когда пуля поразила Салливана, ему было 65 лет… [467]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.