7. А. X. Бенкендорфу. 19 июля - 10 августа 1830 г. Петербург. (Черновое, первая редакция) (4)

7. А. X. Бенкендорфу. 19 июля - 10 августа 1830 г. Петербург. (Черновое, первая редакция) (4)

10 лет тому назад литературою занималось у нас весьма малое число любителей. Они видели в ней приятное, благородное упражнение - но еще не отросль промышленности: читателей было еще мало; книжная торговля ограничивалась переводами кой-каких романов и перепечат.<анием> сонн.<иков> и пес.<енников>.

Человек, имевший важное влияние на русское просвещение, посвятивший жизнь единственно на ученые труды, К.<арамзин> первый показал опыт торговых оборотов в литературе. Он и тут (как и во всем) был исключением из всего, что мы привыкли видеть у себя.

[Литераторы во время царствования покойного императора были оставлены на произвол цензуре своенравной и притеснительной - редкое сочинение доходило до печати. Весь класс писателей (класс важный у нас, ибо по крайней мере составлен он из грамотных людей) перешел на сторону недовольных. Правительство сего не хотело замечать: отчасти из великодушия (к несчастию того не понимали, или не хотели понимать) отчасти, от непростительного небрежения. Могу сказать, что в последнее пятилетие царствования покойного государя, я имел на вс° сословие литераторов гораздо более влияния, чем министерство, не смотря на неизмеримое неравенство средств].

Несчастные обстоятельства, сопроводившие восшедствие на престол ныне царствующего императора, обратили внимание его величества на сословие писателей. Он нашел сие сословие совершенно преданным на произвол судьбе и притесн.<ительной> ц.<ензуре>. Даже не было закона косательно собственности литературной. [За год пред сим я не мог найти нигде управы, лишась 3000 р. чрез перепечатание одного из моих сочинений (что было еще первый пример).]

Ограждение л.<итературной> собственности и Цензурный Устав принадлежат к важнейшим благодеяниям нынешнего царствования.

Литература оживилась и приняла обыкновенное свое направление, т. е. торговое. Ныне составляет оно часть честной промышленности, покровительствуемой законами. Изо всех родов литературы периодические издания более приносят выгоды и, чем разнообразнее по содержанию, тем более расходятся.

Известия политические привлекают большее число читателей, будучи любопытны для всякого.

[Ведомости С.<анкт> П.<етербургские>, М.<осковские>, 0д.<есские> и Т.<ифлисские> и Сев.<ерная> Пчела суть единств.<енные> доныне журналы, в коих помещаются известия политические.]

Сев.<ерная> Пч<ела>, издаваемая двумя известными литераторами, имея около 3000 подписчиков и следственно [принос<я>] св.<оим> изд.<ателям> по 80,000 дохода, между тем как чисто литературная <газета> едва ли окупает издержки издания, естественно должна иметь большее влияние на читающую публику, следственно и на книжную торговлю.

Всякой журналист имеет право говорить мнение свое о нововышедшей книге, столь строго как угодно ему: Сев.<ерная> Пч.<ела> пользуется сим правом и хорошо делает. Законом требовать от журналиста благосклонности или даже беспристрастия и нелицеприятия было бы невозможно и несправедливо. Автору осужденной книги остается ожидать решения читающей публики или искать управы и защиты в другом журнале.

Но журналы чисто литературные вместо 3000 подписчиков имеют едва ли и 400, следств.<енно> голос их в его пользу был бы вовсе недействителен. И публика, полагаясь на первое решение, книги его не покупает.

Таким образом литературная торговля находится в руках изд.<ателей> Сев.<ерной> Пчелы - и критика, как и политика, сделалась их монополией. От сего терпят вещественный ущерб все литераторы, которые не находятся в приятельских сношениях с изд.<ателями< Сев.<ерной< Пчелы - ибо ни одно из их произведений не имеет успеха и не продается.

Для восстановления равновесия в литер.<атуре> нам необходим журнал, коего средства могли бы равняться средств.<ам> Сев.<ерной> Пчелы. В сем то отношении осмеливаюсь просить о разрешении печатать политические заграничные новости в журнале, издаваемом б.<ароном> Д.<ельвигом> - или мною.

Сим разрешением г.<осударь> имп.<ератор> дарует по 40 тысяч доходу двум семействам, и обеспечит состояние нескольких литераторов.

Направление политических статей зависит и должно зависеть от правительства и в этом - издатели священной обязанностию полагают добросовестно ему повиноваться и не только строго соображаться с решениями цензора, но и сами готовы отвечать за каждую строчку, напечатанную в их журнале.

Злонамеренность или недоброжелательство было бы с их стороны столь же безрассудно как и неблагодарно.

Не в обвинение изд<ателей> [других жур<налов>], но единственно для изъяснения причин, принуждающих нас прибегнуть к высочайш<ему> покровительству, осмеливаемся заметить, что личная честь, не только писателей, но и их матерей и отцов находится ныне во власти изд.<ателей> полит.<ического> журн.<ала>, ибо обиняки (хотя и явные) не могут быть остановлены цензурою.