Кто мы, откуда, куда и зачем

Кто мы, откуда, куда и зачем

На неделе между 29 мая и 4 июня. – Юрий Лужков, не спросясь подмосковных коллег, призвал объединить Москву и Подмосковье; коллеги рассердились. – Алексей Мардашов продолжал биться за приобретение «Арселора» «Северсталью» и выход на глобальный рынок. – Госдума выступила с инициативой отмены статьи «против всех» в бюллетенях для голосования. – В мире думали и говорили о другом.

Немецкое телевидение обсуждает литературный скандал. По решению властей Дюссельдорфа знаменитый австрийский поэт и прозаик Петер Хандтке лишен премии, которую ему присудили доблестные дюссельдорфцы; решение отозвано, поскольку Хандтке не только публично защищает сербов и осуждает босняков, но и ездил на похороны кровавого диктатора Милошевича. Участники телевизионного диспута объясняют друг другу и зрителям, как нехорошо сочувствовать диктаторам и демонстративно закрывать глаза на преступления, совершенные большинством против меньшинства.

Можно долго спорить о том, настоящий ли диктатор Милошевич или так себе, типичный авторитарий; с другой стороны, обсуждать, большого ли ума писатель Хандтке, если произносит речи на похоронах не самого добросовестного политика конца XX столетия. Но все это разговоры в пользу бедных. Или в пользу богатых. Несомненно одно: немецкий истеблишмент проповедует плюрализм – и при этом морально давит на просербски настроенного литератора, который пошел против общего мнения. Поскольку плюрализм дозволен в жестко обозначенных рамках: ты заранее на стороне меньшинства, ты заранее против имперского духа, ты заранее против силы. А если не против, то сам окажешься меньшинством, причем таким, на которое не распространяется правило любви к меньшинствам. Ты – меньшинство нехорошее, иди отсюда.

Но если поглубже посмотреть на подоплеку дюссельдорфского скандала, окажется, что вся эта левая дурь – не более чем оборотная сторона, искажение, помутнение ключевых моральных представлений нации о добре и зле, о том, что имеет значение, а что нет. Своим отрицательным фоном история с Петером Хандтке лишь резче оттеняет и обостряет контуры базовых ценностей современной Германии. Тех самых ценностей, без которых существование единой исторической нации невозможно. Не так давно журнал «Штерн» заказал социологический опрос о значении ценностных ориентиров для сегодняшнего немецкого общества. Не знаю, чего ждали от опроса журналисты; возможно, надеялись получить подтверждение бытующему мнению, что теперешняя Германия уже не та; вот была бы тема номера! Ничего подобного. Та.

На первом месте – честность, из которой вытекает корректное поведение. Девяносто три процента на Востоке, девяносто два на Западе, и дальше практически одна и та же цифра – у мужчин и женщин, у молодежи, зрелых людей и пожилых; у служащих, чиновников, предпринимателей. Девяносто два, девяносто три; девяносто три, девяносто два. Только у рабочих «всего-то» восемьдесят девять. На второе место немцы поставили справедливость. Что на Востоке, что на Западе, что у мужчин, что у женщин. И тоже фантастическое единодушие, за девяносто процентов. Третье место отдано верности. Четвертое ответственности, чувству долга.Пятое – уважению, шестое – солидарности, последнее смелости. (Урок Петеру Хандтке: не лезь на рожон.)

Разногласия возникают по другому вопросу: кто формирует ценностные ориентиры, родители или бабушки-дедушки, школа или сестры-братья, церковь или СМИ, а может, популярные люди? В том, что родители в этом смысле первые среди равных, согласны практически все. Насчет братьев-сестер, церкви и СМИ Запад и Восток характерно расходятся. На Западе братьям и пасторам доверяют куда больше, чем журналистам и популярным людям; на Востоке – наоборот. Это разногласие существенное, но не отменяющее главного: гражданская историческая нация в Германии есть, у нее имеется общее представление о базовых, фундаментальных ценностях, которые значимы для большинства, и все прочие различия – региональные, этнические, религиозные, имущественные, политические – отступают перед лицом этого великого неформального единства.

Еще и еще раз повторю: этим колоссальным общественным преимуществом можно пользоваться во вред, примешивая к нему личную или клановую глупость. Как это произошло с отозванной премией Хандтке: его наказали за то, что поступил не по-честному, несправедливо, безответственно, нарушая приличия. И не заметили, как сами нарушили принципы честности, справедливости, ответственности и уважения. Можно привести и другие примеры; я только что своими ушами слышал, как приятный во всех отношениях и достаточно внятный, даже умный пастор всерьез рассуждал о необходимости подготовить специальную версию Евангелия для атеистов, из которой будет изъято слово «Бог», чтобы атеистические братья не смущались излишними различиями между собой и верующими. Ибо в противном случае мы покажемся им нечестными, несправедливыми и проч., далее по списку. Но! это все помутнение, искажение глубинной основы; значит, у немцев есть что искажать и замутнять. А у нас?

Что бы ни говорили скептики, Россия сделала колоссальный исторический шаг вперед во многих областях материальной и культурной жизни (которую все же не решусь назвать духовной). Да, у нас по-прежнему колоссален разрыв между успешными и неуспешными; но ведь он сокращается: еще пять лет назад мы говорили о десяти процентах вписавшихся в новую реальность, а теперь число их приближается к двадцати. И не только за счет роста цен на нефть (хотя, конечно, этому фактору мы многим обязаны). Еще вчера мечтать о показе отечественных фильмов в широком российском прокате было невозможно; теперь не только «Ночной дозор», но и Сокуров имеют свой российский экран. Накануне мощного индустриального рывка находится книгоиздание; оно учится выпускать качественных писателей массовыми тиражами, и промежуточная стадия отработки приема на книжках Гришковца близится к завершению; впереди распространение накопленного опыта. Но. За все эти годы не сделано главное. Не найдены простые ответы на сложные вопросы: что же нас всех объединяет поверх бесчисленных различий? На какие ценностные ориентиры мы опираемся? Что значит быть россиянином сегодня? Откуда мы ведем свой род? Куда движемся? Что для нас имеет общее, надличностное, наднациональное значение?

До тех пор, пока в рамках широкой общенациональной дискуссии, в процессе совместной гуманитарной работы мы не найдем ответы на эти ключевые вопросы, мы не станем единой исторической нацией. Со всеми вытекающими последствиями. Одно утешение: пока у нас нет просветленного единства, нам нечего и замутнять. И наши литературные скандалы будут совсем иными: какой клан кого продвинул на литературную премию, кого задвинул – и проч.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.