Валерий Гвоздей НОВЫЙ УРОВЕНЬ
Валерий Гвоздей
НОВЫЙ УРОВЕНЬ
В Сиднее меня ждала пересадка на самолёт поменьше.
Во второй половине дня я достиг большого острова, лежащего в Тихом океане. Выяснив, где садятся частные вертолёты, пошёл к стоянке. Там спросил Жака Мерсье.
— Это я, — помахал рукой пилот, седой, загорелый, одетый в белую рубашку, и такие же брюки и бейсболку.
Вертолёт у него тоже оказался белый, французский остроносый «Дельфин».
Я, как всегда, был одет нейтрально чтобы не привлекать внимания. У меня и внешность соответствует данному требованию. Шатен, среднего роста и средних лег. Манера общаться тоже средняя, для представителя вездесущей прессы я почти скромен.
Опасным — не выгляжу.
— Давно ждёте? — спросил я из вежливости.
— Не беспокойтесь, у меня здесь были дела, поручения… Садитесь в кабину.
Говорили по-английски.
Сев в кресло рядом с пилотом, я окинул взглядом приборную доску, множество круглых стрелочных датчиков. Сумку устроил сзади, на больших коробках, заполнявших салон.
Тут было чисто, но ароматы, свойственные механизмам, всё же присутствовали. Запахи смазки, облицовочного пластика, жидкости, которой протирают стекла. Кажется, я улавливал и запах авиационного керосина.
Мерсье надел на голову наушники с микрофоном у губ, провёл радиообмен со службами.
Никто не возражал против взлёта.
— Пристегнитесь, — сказал пилот, запуская двигатель.
Я перекинул через плечо ремень из полиэстера и вставил в замок тонкий металлический язычок, нажал до щелчка фиксатора и схватывания. Расслабился. Над крышей начал вращаться несущий винт. Пилот нацепил чёрные очки-светофильтры.
Через минуту вертолёт уже был в воздухе. Жак Мерсье не отличался разговорчивостью. Иногда включал переговорное устройство и выходил на связь с диспетчерскими службами, уточнял погодные условия. Помалкивал и я, глядя на сверкающие в лучах солнца волны под нами и редкие судёнышки.
Пилот состоял на службе у человека, владевшего островком, на который мы летели. Не знаю, какие инструкции он получил на мой счёт. Вероятно, пунктов в инструкциях было не много. Возможно только один: не болтать. Лицо у него спокойное и даже немного сонное. Лицо человека, умудрённого разнообразным жизненным опытом и уже махнувшего рукой на амбиции, по-настоящему озабоченного лишь тем, как прожить оставшиеся дни — без суеты и спешки, не отказывая себе в доступных удовольствиях. Над приборной доской был закреплён блок «GPS-карта», сейчас выключенный.
— Что, им не пользуетесь? — спросил я, указав на прибор.
— Хорошо изучил маршрут. Возникают неясности — обращаюсь.
— Скоро долетим?
Часы он носил на правом запястье. Не выпуская ручку управления, скользнув коротким взглядом по циферблату, сообщил:
— Минут через двадцать.
— Вы давно в этих местах? — осторожно полюбопытствовал я.
Допускал, что Мерсье не ответит.
— Больше тридцати лет, сказал он.
— Был лётчиком здешних авиалиний. Думал, выйду на пенсию — вернусь в Европу… Но остался. Летать хочется. Привык. Работа не трудная. И зарплата… Всё устраивает.
Заявленные двадцать минут ещё не истекли, а на горизонте показался остров. Чем ближе он становился, тем отчетливеё был виден густой зелёный покров.
На подлете глубокая синева океана, частично обусловленная красками неба, сменялась болеё светлыми тонами, вплоть до белизны в прибрежных водах. Эта белизна окаймляла весь остров, сплошь лесистый, за исключением ржаво-жёлтых пляжей.
Сверху клочок суши походил на толстую рыбину с разинутой пастью.
На северо-восточной оконечности я заметил строения с белыми крышами и два причала, к которым вели длинные мостки-настилы. У причалов несколько посудин.
В противоположной стороне пара ветряков на высоких опорах, с огромными лениво движущимися лопастями.
Жак Мерсье пошёл на снижение.
Где-то внизу размещалась площадка я пока не видел её. Она вынырнула неожиданно, у самой кромки леса, на берегу. Ровный асфальтовый прямоугольник. Разумеется, я не ожидал на ней обнаружить толпу встречающих, но внизу не было никого.
Может — к лучшему.
Вертолёт Жак посадил аккуратно и мягко. Наверное, в свое время на местных линиях он считался одним из лучших пилотов.
— С прибытием, — сказал Мерсье.
— И вас, — кивнул я, осматриваясь. Смолк двигатель. Смолкли жужжание и свист винтов. Улеглась пыль.
Ступив на асфальт, я осмотрелся.
Тихо плескались волны. Покрикивали чайки над волнами. И вкрадчиво шелестели ветви пальм.
Тут пахло водорослями, горячим песком.
От вертолёта исходили ароматы иного, техногенного происхождения.
В тени ангара из гофрированного алюминия разлеглась собака чёрной масти. Вертолёта не испугалась совершенно. Значит, со щенячьих лет приучена. Увидев пилота, раза два ударила хвостом по земле. Увидев меня — зевнула. Подойти и обнюхать, залаять ей было явно лень.
— Вставай, лежебока, — упрекнул Жак.
— Приведи кого-нибудь. Коробки таскать я один не собираюсь. А в них и твой корм.
На слово «корм» псина отреагировала. Встала, потянулась, разминая сначала передние, а потом задние лапы. Во время этой гимнастики я разглядел, что псина кобель.
Вторично зевнув, пес куда-то потрусил. Неужели понял задание, полученное от пилота?
Я повесил ремень сумки на плечо. Искренне порадовался её скромному весу — в дороге я всегда налегке.
Пилот вынул из кабины длинную коробку, туго перетянутую упаковочным капроновым шпагатом:
— Идёмте.
Он направился к лесу по тенистой асфальтированной дорожке. Я шёл следом, чувствуя, как на коже выступает испарина. Бедный организм. Ему ещё предстоит акклиматизация.
Дорожка привела к домику среди пальм. Чуть дальше, за деревьями, виднелись ещё дома. Все они были одноэтажными, в архитектурном отношении — типичными для райских, тёплых уголков Земли. Перед тем как подняться на крыльцо, обтянутое сеткой от насекомых, Жак Мерсье тихо поговорил с двумя аборигенами в бермудах и майках, они подошли в сопровождении псины.
Аборигены отправились к «аэродрому», выгружать покупки. А мы вошли в домик.
Из мебели — только самое необходимое. Сквозь щели горизонтальных жалюзи били закатные лучи и расчерчивали карту острова, пришпиленную к стене, скорее всего, больше для вида, чем для практических нужд.
Так сказать — этюд в багровых тонах. Ещё один штрих.
На стене висели две картины одинаковых размеров, на одной — трёхмачтовый корабль с высоченной кормовой надстройкой, в штормовых, кипящих волнах кренящийся под ветром, на другой — неброский пейзаж с речкой, где-то в средних широтах.
На мой взгляд, содержание картин было контрастным.
— Ужин в семь, — предупредил Жак. — Я зайду за вами.
* * *
Я уже развесил и разложил вещички в шкафу, а времени до ужина оставалось ещё много.
Решил прогуляться к берегу, воздухом подышать, на закатные волны посмотреть.
Направление выбрал так, чтобы выйти к воде не возле «аэродрома».
К своему удивлению обнаружил кусок набережной, как в городе, с хорошим асфальтом, с парапетом. Она извивалась вдоль кромки леса, повторяя изгибы линии берега. Обрывистый край был выложен диким серым камнем.
Излишество для островка в тропиках. Хозяин ностальгию лечит? Денег куры не клюют?
Видимо, это здешний Бродвей, излюбленное место гуляний. Пройдясь туда и обратно, я встретил несколько человек — европейцев, совершающих моцион, и велосипедиста на горном велосипеде. Я всем говорил «добрый вечер». Мне отвечали тем же, но вступать в разговор не спешили. Посматривали с любопытством и настороженно. Все пожилые. Думаю, новые люди на островке появляются нечасто.
Солнце погрузилось в пурпурно-золотые волны.
Шоу окончено. Малиновый занавес в полнеба.
К себе я вернулся, немного опоздав. Электроэнергию тут экономили, и было темновато — я не сразу нашёл домик. Жак меня ждал на крыльце. Укорять не стал, лишь поторопил, вставая:
— Идёмте.
Предстоял ужин в компании человека, владеющего островом.
Я прибыл сюда вроде бы не по своей воле, получив индивидуальное приглашение. Хотя, если честно, приложил определённые усилия, чтобы добиться его…
Такой же скромный домик, как тот, которым пользовался я.
На веранде, за накрытым столом, я увидел красиво стареющего мужчину — загорелого, с удлинённым аристократическим лицом, с длинными седыми волосами. Рядом сидел юноша лет двадцати. Белые рубашки, черные брюки. Назвав гостя, пилот также коротко представил хозяев:
— Доктор Конрад… Его сын Томас… Я пойду, с вашего позволения.
— Спасибо, Жак…
Доктор Конрад повернулся ко мне. — Вам следует подкрепить силы после долгих перелётов. Рыба ещё не остыла. Присаживайтесь.
Он позвал служанку, из местных.
Что ж, я действительно проголодался и ужинал с аппетитом.
Говорил, в основном, доктор Конрад:
— Я читал ваши статьи о животных, читал о ваших страстных выступлениях в их защиту. Мне кажется, вы тот человек, которому я могу доверять. Завтра мы совершим экскурсию по заповеднику. Я покажу вам лабораторию. Вы увидите своими глазами то, о чём я прошу вас написать. Вопрос деликатный… В ходе исследований я исчерпал средства. Моя лаборатория нуждается в инвестициях. Но я не хочу оказаться в зависимости от нечистоплотных дельцов. Надеюсь, вы лучше нас разбираетесь в том, что представляют собой все эти многочисленные фонды и кто стоит за ними…
Слушая учёного, я кивал, смотрел с пониманием. Ловил на себе короткие острые взгляды молодого Конрада. Я не вызывал у него симпатии.
По просьбе отца Томас отвёл меня к домику.
— Вам не скучно здесь? — спросил я. На острове нет молодых людей, нет девушек…
— Не скучно, — ответил юноша несколько сухо. — Мой отец — великий человек, учёный от бога. Я счастлив, что помогаю отцу в его работе. Всего доброго.
— Спасибо. И вам того же.
Я был удивлён. Обычно детям плевать на дело, которому отдали жизнь родители, если только дело не сулит хорошую прибыль.
* * *
Шелестели зеленые ветви. Порхали яркие птицы, в ушах звенело от их пения и криков.
Солнце подбиралось к зениту. Сегодня я, но примеру хозяев, был в шортах и в футболке. От жары страдал меньше. Доктор Конрад и я стояли на галерее, протянувшейся через лес, смотрели вниз, с высоты пятнадцати-шестнадцати метров.
Находились на уровне древесных крон. Галереи, опирающиеся на металлические столбы, как поднятые в воздух улицы, пересекали заповедник во многих направлениях, с поворотами и перекрестками. Пол и ограждение были насквозь прозрачны, обзору почти не мешали. Всё, что внизу, делили на секторы высокие сплошные или же решётчатые стены. В секторах, а по сути — вольерах, жили разные виды животных, привезённых сюда с континентов.
Выходит, Конрад всё делал с размахом — когда были деньги.
Нобелевский лауреат, доктор Конрад был обеспечен и до получения высокой награды. И это позволило ему купить остров, весьма неплохо обустроить лабораторию и заповедник.
В то же время он слишком долго вёл затворнический образ жизни. Он не публиковал ни строчки, не получал субсидий. Хотел быть свободным. Между тем наука — дорогое занятие. Без финансирования со стороны материально заинтересованных корпораций или же других структур, имеющих деньги, она развиваться не может.
Личные средства у нобелевского лауреата иссякли. Он вынужден покинуть свою башню из слоновой кости…
На первый, невнимательный взгляд, поведение зверей мало чем отличалось от того, что можно видеть в естественной, дикой среде.
Я смотрел внимательно. Даже те из животных, которые в естественных условиях не были коллективистами, здесь явно стремились к общению друг с другом. Это касалось и хищников, и травоядных. Они издавали звуки, слишком много, словно пытались говорить. Их действия отличались слаженностью и целеустремленностью.
Сначала казалось, что на людей, разгуливающих над ними, звери не обращают внимания, что воспринимают нас как безобидный элемент ландшафта. Я убедился — это не так. Иногда животные поднимали голову и посматривали на галереи, будто прислушивались к тому, что мы говорим.
Положив руки на перила, доктор Конрад негромко рассказывал:
— Идея возникла в институте эволюционной антропологии, что в Лейпциге. Эксперимент проводился под руководством Вольфганга Энарда… Изменили ген у мышей, в соответствии с человеческой версией гена FOXP2, именно он дал человеку способность говорить. Конечно, мыши раньше общались между собой с помощью свиста, писка в ультразвуковом диапазоне. В то же время животные с изменённым речевым геном в сравнении с контрольной группой общались иначе и на более низких частотах. О настоящей речи говорить не приходилось. Но изменение гена FOXP2 способствует формированию новых связей в базальных ядрах мозга, повышает возможности обучения и становится предпосылкой освоения речи… Эксперимент продолжили на других животных. Был накоплен огромный фактический материал. В основе моих разработок лежит опыт группы Энарда. Хотя многое уже переосмыслено и дополнено методикой, созданной мной. Особи, которых вы наблюдаете, это шестое поколение генно-модифицированных животных. И с каждым поколением развиваются способности к обмену информацией, развивается мозг… Скоро будет возможен диалог человека и животного. Мы сможем разговаривать — как в раю… Станет возможным сотрудничество, на болеё высоком уровне, без принуждения…
Конрад улыбнулся. Он был уверен, что его энтузиазм я разделяю вполне.
Потом вздохнул:
— Увы, мои разработки могут заинтересовать тех, кого судьба животных волнует меньше всего. Как, впрочем, и судьба человечества… Я хочу продолжить работу во благо человека и во благо всего живого. И боюсь дать кому-то чрезвычайно опасное средство… Надеюсь, вы понимаете…
— Конечно, понимаю. Вы далеки от чудовищных замыслов доктора Моро. Хотите вернуть людей и животных — в рай… Не знаю, кто из потенциальных инвесторов вдохновится такой перспективой. Люди бизнеса думают прежде всего о выгоде. По я поищу альтруистов, поищу тех, кто мечтает о рае, как вы.
— Спасибо. Если всё пойдет не так… Я буду защищать свой остров.
— Вы имеете на это право.
* * *
Я совершил длительную прогулку по острову. Убедился в том, что карта, пришпиленная к стене жилища, реальности соответствует. И это облегчит мою задачу.
На рассвете я был на восточной, редко посещаемой стороне острова.
Кокосовые пальмы здесь, стремясь уйти от соседства других деревьев, изо всех сил тянулись на свободное пространство и лежали на песке нижней частью стволов. Некоторые вывернуло из почвы сильным ветром или же собственной тяжестью, и они рухнули поперёк узкого пляжа.
Сев на один из поваленных стволов, щурясь от солнечных бликов на воде, я активировал низкочастотный передатчик, вмонтированный в радиотелефон.
Те, кому сигнал был адресован, поняли, что зона высадки свободна.
Из воды стали, пятясь, выходить бойцы в подводном снаряжении. Их чёрные лайкровые костюмы со шлемами сверкали на утреннем солнце. Костюмы лёгкие и тонкие — подходящие для тёплых морей.
На берегу снимали баллоны, силиконовые маски, вынимали оружие из чехлов. Бойцов тридцать. Морской спецназ.
Двое развернули станок-треногу. Они — группа. Стрелок и снайпер-наблюдатель.
Групп в отряде несколько.
Наивный доктор Конрад. Мне даже было немного жаль его. Да, будет и сотрудничество, и новый уровень. Преимущественно в военной сфере. Известные эксперименты с собаками, дельфинами, крысами и некоторыми другими видами животных — детский лепет в сравнении с тем, что начнётся теперь.
Чудесный островок станет тюрьмой, секретной военной базой.
И не беда, что он принадлежит кому-то на правах частной собственности. Все преграды легко устранить, имея деньги и власть. Я не знаю, как именно это произойдёт, — существуют много способов, от уговоров до шантажа. У Конрада есть сын, жизнью которого он дорожит. Номинально Конрад может остаться владельцем острова. Или всех отсюда вывезут в другое место.
Не моя забота.
Конрад хорошо спрятался. Но я нашёл его, потратив несколько лет.
Проник в лабораторию. Видел успехи в коммуникации, достигнутые животными. Я оценил перспективы. И послал кодированный отчёт и карту, скопированную с той, что в моем домике. Разместил ветровые маячки для снайперов, такие на вид безобидные. Даже и не поймёт никто, зачем какой-то чудак повесил на верандах и деревьях ленты из разорванной простыни…
Снайперы уже расходились к господствующим высотам.
Их товарищи, бойцы из штурмовой команды, сориентировавшись по карте, шли вперёд, бесшумно, как тени.
Рядом со мной остались командир и связист.
Жители ничего не успеют понять, ничего не успеют сделать ни взять в руки телефон, ни оказать безнадежное сопротивление.
Через несколько минут командир сделал запрос:
— Снайперским группам доложить обстановку.
Прозвучали ответы:
— На месте. Наблюдаю ветровые маячки. Ветер боковой. С моей дистанции — одни влево.
— На месте.
— На месте.
Командир взглянул на часы:
— Штурмовая команда, где вы?
— Почти на месте… Всё, мы готовы.
— Не забудьте о вертолёте, — напомнил я. — Пилот француз. Опытный, хладнокровный.
— О, не волнуйтесь… — Командир бросил ещё один взгляд на часы и сказал в микрофон: — Начали. По завершении держимся до подхода катеров.
* * *
Пару часов спустя я взлетел с острова на белом вертолете. Смотрел на зелёную рыбину с разинутой пастью, окружённую белой рамкой прибоя.
Разинутая пасть захлопнется.
Но Конрад жил затворником много лет. Что он теряет?
Вертолётом я управлял сам. Маршрут в «GPS-карте» был размечен подробно, в деталях.
У Жака наверняка много знакомых. И его машину знают.
Станут задавать неуместные вопросы…
Я посажу вертолёт вне аэродрома, с которого он недавно забрал меня.
Возьму зарезервированный билет в Сидней.
Там сяду на лайнер, совершающий трансконтинентальные перелёты. Вернусь к себе.
Немного отдохну.
После чего буду готов к новым заданиям. Что бы ни случилось, никому и в голову не придёт связать моё имя с чем-то негативным. Всё-таки у меня репутация журналиста, ратующего за идеалы гуманизма.