Глава 2 Рождение новой страны
Глава 2
Рождение новой страны
31 марта 1991 года 98,9 процента участников референдума, проведенного в Грузинской ССР, проголосовали за восстановление государственной независимости. И уже через девять дней Верховный совет Грузии принял соответствующий акт. Таким образом, Грузия стала второй республикой, покинувшей состав Советского Союза, после Литвы, провозгласившей независимость 11 марта того же года.
Новейшая история суверенной Грузии началась 9 апреля 1991 года – спустя ровно два года после трагических событий в Тбилиси, когда силами войск МВД и Министерства обороны СССР был жестоко разогнан митинг, в результате чего погибли 19 человек, сотни людей получили травмы, тысячи – подверглись воздействию отравляющих веществ[28].
Тот бессрочный митинг в столице был организован вслед за массовыми выступлениями по всей Грузии, прошедшими в ответ на предложение об отделении Абхазии, высказанное на 30-тысячном сходе в абхазском селе Лыхны. Как известно, проблема целостности Грузии не была решена ни тогда, ни позже, но главным результатом не только самого митинга, но и его разгона стала окончательная потеря доверия, как к союзной, так и к местной власти.
Лидер грузинского национального движения, известный правозащитник, один из учредителей Грузинской Хельсинкской группы и один из организаторов апрельского митинга 1989 года Звиад Гамсахурдия в ноябре 1990 года был избран председателем Верховного совета Грузии, а в мае 1991 года – первым президентом независимой Грузии, набрав 87 процентов голосов. За время своего краткосрочного президентства Гамсахурдия дал силу новому витку грузино-южноосетинского конфликта, фактически развязав гражданскую войну. Его правление завершилось в декабре 1991 года в результате мятежа частей Национальной гвардии (входившей в состав вооруженных сил Грузии) под командованием Тенгиза Китовани и военизированных националистических отрядов «Мхедриони» под предводительством Джабы Иоселиани. За две недели столкновений с использованием артиллерии и танков были захвачены стратегические объекты в Тбилиси, атаковано здание парламента, а сам Звиад Гамсахурдия бежал из страны.
Власть перешла к Военному совету, вскоре преобразованному в Государственный совет Грузии, во главе которого 10 марта 1992 года встал бывший первый секретарь ЦК Компартии Грузинской ССР Эдуард Шеварднадзе. Он же до 1995 года оставался руководителем страны в должности председателя парламента, а после, набрав на выборах 5 ноября 1995 года 72,9 процента голосов, – в качестве президента.
Гамсахурдия, вернувшись на родину через год после бегства, возглавил правительство в изгнании. Его сторонники, так называемые звиадисты, продолжали партизанское движение, захватывая города Западной Грузии и Абхазии. Но к ноябрю 1993 года правительственным войскам удалось вернуть контроль над всеми территориями, захваченными звиадистами, а сам Звиад Гамсахурдия 31 декабря 1993 года покончил жизнь самоубийством (хотя факт самоубийства до сих пор ставится под сомнение).
Тенгиз Китовани в 1995 году был арестован и пять лет провел в тюрьме за создание незаконных вооруженных формирований. Другая ключевая фигура сопротивления, глава уже запрещенных к тому моменту отрядов «Мхедриони» – Джаба Иоселиани – в 1998 году был приговорен к 11 годам лишения свободы за измену родине, организацию покушения на президента и несколько убийств, но в 2001 году (за два года до смерти) получил от Шеварднадзе помилование.
Устранение политической напряженности не принесло Грузии спокойствия. Из политического кризиса вырос кризис социально-экономический, с которым Шеварднадзе за время своего правления так и не смог справиться. Сам он так подводит итоги своего президентства: «Когда в 2003 году я уходил в отставку, разрушенный Тбилиси был уже восстановлен, стремление Грузии принять участие в европейском интеграционном процессе стало свершившимся политическим фактом. <…> Строительство нефтепровода Баку–Тбилиси–Джейхан шло полным ходом. <…> Грузия в 2003 году обладала независимым парламентом и независимой реформированной судебной системой, свободной прессой и довольно широкой сетью неправительственных организаций»[29].
И здесь, на мой взгляд, обращает на себя внимание не столько спорность некоторых оценок экс-президента, сколько их телеграфный характер: более десяти лет фактического руководства страной отражены лишь тремя абзацами.
Выступая против фальсификации результатов парламентских выборов, прошедших 2 ноября 2003 года, оппозиционеры во главе с Михаилом Саакашвили с розами в руках захватили здание парламента. Это событие стало прологом Революции роз, которая привела к радикальным переменам в жизни страны.
Показательное совпадение: Шеварднадзе оставил пост президента 23 ноября 2003 года – в день, когда грузины отмечают праздник святого Георгия, покровителя Грузии (этот праздник отмечается грузинами дважды в год, второй раз – 6 мая).
4 января 2004 года в первом туре президентских выборов с результатом в 96 процентов победил Михаил Саакашвили[30]. Смутное поначалу ощущение вскоре сменилось уверенностью: родилась новая Грузия. Чтобы не оставалось сомнений, что с прошлым покончено, власти обновили всю государственную атрибутику: в январе 2004 года утвержден новый флаг, в мае – новый гимн, в октябре – новый герб.
Как ни удивительно, но и второе празднование дня святого Георгия не прошло без совпадений. Единолично правивший Автономной Республикой Аджарией Аслан Абашидзе 6 мая 2004 года ушел в отставку и покинул Грузию[31]. Его уход в обмен на гарантии неприкосновенности предотвратил масштабный вооруженный конфликт. Вторая бескровная революция, вернувшая центральной власти контроль над автономией, была ознаменована словами президента Саакашвили: «Аслан Абашидзе сбежал, Аджария свободна!»[32]
Падение режима Абашидзе позволило начать формирование единой государственной системы, приступить к форсированной модернизации всей страны. Вспоминает Саакашвили:
Были периоды, когда в Грузии бесконтрольно хозяйничали криминальные элементы. Периоды, когда законодатели воровали, а воры устанавливали свои законы в стране. Были времена, когда не только единственной формой сотрудничества, но даже единым образом мышления была коррупция, и закон существовал только потому, что существовала такса для его нарушения. <…> Ужесточалось и без того жесткое законодательство, хотя и его никто не соблюдал. <…> Далее была Революция роз, и вместе с нею началась экономико-политическая революция… мы объявили, что вместо экономики регулирования мы пойдем по пути либеральной экономики[33].
«Мы» – это команда молодых реформаторов, начавшая формироваться во властных структурах еще во времена президентства Шеварднадзе.
Зураб Жвания – председатель парламента до 2001 года, Нино Бурджанадзе, занимавшая этот пост с 2001 года, и председатель юридического комитета парламента Михаил Саакашвили (с 1996 года) образовали триумвират, возглавивший революционное движение. Председатель комитета по экономической политике и реформам Вано Мерабишвили (с 2000 года), министр финансов Зураб Ногаидели (2001–2002 годы) стали впоследствии ключевыми фигурами в осуществлении реформ.
«При всем советском прошлом и опыте у Шеварднадзе хватило масштаба осмыслить, что если уж уходить, то уходить надо так, чтобы пришли к власти такие люди, которые будут реально прогрессировать вместе со страной. И он это сделал», – уверен Реваз Адамия, посол Грузии в ООН в 2002–2006 годах.
«Мы» – это и абсолютно новые игроки на политической сцене Грузии.
Саакашвили уже только одним фактом своего президентства сумел привлечь во власть людей, далеких от касты советской номенклатуры. Молодые, с профессиональным западным образованием, они стали задавать тон в формировании управленческой элиты нового типа.
Революция роз позволила разбросанным по всему миру амбициозным грузинам сначала поверить, а затем и убедиться в том, что их знания и умения будут востребованы на родине.
Многие были приглашены в Грузию из других стран.
Екатерина Шарашидзе вернулась в Грузию из США, где прожила пятнадцать лет и получила образование в Гарварде и бизнес-школе Массачусетского технологического института. Заняла сначала должность специального советника президента Грузии по вопросам экономического развития и прямых зарубежных инвестиций, а затем – с ноября 2006 года по декабрь 2009-го – стала руководителем администрации президента (в феврале–декабре 2008 года она была министром экономического развития).
Давид Чантладзе уехал жить в Лондон в 1999 году, где, закончив магистратуру Лондонской школы экономики, работал в финансовом секторе. Вернулся в Грузию сразу после революции: «Меня попросили приехать друзья, один из которых был тогда министром юстиции. Тогда звали всех грузин, которые закончили университеты за границей, у кого были амбиции, желание создать новую страну: чистую, прозрачную». Сначала он участвовал в преобразованиях, будучи членом комиссии по реформированию налогового кодекса, а затем уже и на государственном посту. В марте 2005 года он был назначен первым заместителем министра охраны окружающей среды и природных ресурсов, а в 2007 году – министром.
Примеров таких возвращений много. В результате новая управленческая структура сложилась преимущественно из людей, никогда прежде не стремившихся прийти во власть.
Например, руководитель службы доходов Грузии Георгий Цхакая, сделавший стремительную карьеру на государственной службе, вспоминал: «Если бы мне сказали, что я буду занимать государственный пост при Шеварднадзе, я бы говорившему дал пощечину – это казалось неприличным!» То же ощущение передает и нынешний главный советник премьер-министра Вато Лежава, архитектор по образованию, ставший чиновником после Революции роз, по его же собственным словам, «странным и случайным образом»: «Я никогда не мечтал о государственной службе и никогда не думал, что подобное, если оно случится, может растянуться вот уже на пять лет».
«Многие пришли в политику из бизнеса, причем, как правило, из другой страны, – отмечает Екатерина Шарашидзе, – так что мы все смотрели на реформы не со стороны бюрократии, а глазами бизнеса и даже иностранца».
Пожалуй, самым ярким примером перехода из частного сектора на государственную службу стало назначение 1 июня 2004 года успешного российского бизнесмена Кахи Бендукидзе министром экономики.
Бендукидзе Каха
Родился 20 апреля 1956 года в Тбилиси.
В 1977 году окончил биологический факультет Тбилисского государственного университета, в 1980 году – аспирантуру Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. В 1985 году переехал в Москву и возглавил лабораторию в Институте биотехнологии.
В 1988 году начал предпринимательскую деятельность, создав объединение «Биопроцесс». В 1996 году создал компанию тяжелого машиностроения «Объединенные машиностроительные заводы» (ОМЗ) и стал ее председателем совета директоров и генеральным директором.
Одновременно был вице-президентом Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП), возглавляя комитет по налогам и бюджетной политике.
В феврале 2004 года ушел в отставку с поста генерального директора ОМЗ. 1 июня вернулся в Тбилиси и стал министром экономики Грузии. В августе–декабре 2004 года стал министром экономического развития, после чего перешел на должность государственного министра по координации реформ. С 30 января 2008 года по 7 февраля 2009 года был главой канцелярии правительства Грузии.
Вот как он сам вспоминает предысторию:
В феврале 2004 года я ушел в отставку с поста генерального директора ОМЗ. Еще оставались дела, но ежедневно принимать решения уже не приходилось. Стал больше внимания уделять Высшей школе экономики[34]. Размышлял, чем бы заняться. Планировал в мае–июне поехать во Францию, в Испанию – приглядеть какой-нибудь домик с видом на море, смотрел каталоги. И тут мне позвонил Аркадий Вольский[35]. Говорит: надо в Грузию поехать. Я отвечаю: да у меня другие планы. Он свое: ну надо, понимаешь, как же мы без тебя? Все едем. Саакашвили пригласил, Путин одобрил. Все подготовлено, у нас чартер заказан, я тебя прошу, без тебя как-то неудобно.
Я до этого в Грузию почти не ездил. Почему? Потому, что электричества в стране не было, с водой постоянные перебои, как-то не устроено все… Родственники и друзья ко мне приезжали.
Ладно, думаю, поеду. Хотя и город пыльный, и дороги в ужасном состоянии, и света нет, но чувствую, что-то изменилось. Проходит симпозиум[36], и один из участников [Георгий Барамидзе], который тогда был министром внутренних дел, говорит: все, в Грузии организованного криминала не будет. «Крыши» не будет. Государство – это и есть «крыша». Я думаю: вот молодец! Да еще если это и сделают!..
И вдруг раздается звонок от руководителя администрации президента: президент хотел бы встретиться с вами, услышать ваше мнение о том, что происходит в экономике. Встречаемся. Саакашвили спрашивает:
– Как вам наша экономическая программа?
Тут надо заметить, что на симпозиуме выступал также министр экономики, хороший парень, но у него программа была как у кота Леопольда: и приватизировать чуть-чуть будем, и укреплять госпредприятия, чтобы они лучше стали, – тут подправим и там подправим…
– Программа хорошая, – говорю, – но для другой страны, не для Грузии.
– А вообще, что для экономики нужно?
– Хорошая судебная система, стабильные законы, – и все будет хорошо.
– Ну, судебная система – это не так просто, – отвечает Саакашвили, – я этим занимался, когда был министром юстиции. Это на многие годы! А что касается экономической программы, мне тоже кажется, что у нас ее нет, все очень медленно, и я недоволен, что реформы не проводятся. Вам надо поговорить с премьером.
Встречаемся с премьером Зурабом Жванией. Беседуем часа четыре, обсуждаем, в чем специфика Грузии. Я объясняю, что, с моей точки зрения, раз маленькая страна, то она должна быть еще более открытой, потому что реально может стать торговым центром, а вот индустриализовать ее будет сложно, хотя этому и не надо мешать.
– А что вы можете предложить? – интересуется премьер.
– Могу назвать некоторых людей, известных реформаторов из других стран, – отвечаю, – мы можем с какой-то периодичностью собираться, давать вам советы.
– Да, советы – хорошо, а вот ежедневно – кто должен?
– Ну, знаете, Министерство экономики, на мой взгляд, и не нужно особо. Главное, чтобы был человек, который понимает, что такое свобода.
– Есть у меня такой на примете, но… – задумчиво говорит премьер и тут же спрашивает: – А вы сами не хотите быть министром?
– Не думал, – отвечаю.
– А если я вам предложу?
Я секунд десять–пятнадцать подумал:
– Ну, могу и я.
– Вот и замечательно! Пойдемте к президенту.
На следующий день встречаемся.
Я по ходу разговора замечаю: «Мне вообще-то нужно некоторое время, чтобы свои дела закончить. Полтора-два месяца у меня есть?» – «Какие полтора-два месяца! – удивляется президент. – Ну, полтора-два дня – я еще могу понять!..» – «Ой, – говорю, – а как же?..» – «Поздно уже, – отвечает, – надо работать!»
Сейчас понятно, что Революция роз в ноябре 2003 года была лишь началом. Действительной же революцией стал выбор путей и методов построения новой страны. Ведь не исключены были и другие варианты.
Бывший посол Грузии в России Эроси Кицмаришвили, основатель оппозиционного во времена Шеварднадзе телеканала «Рустави-2», занимавший в течение года после революции пост президента Торгово-промышленной палаты Грузии и ушедший в оппозицию нынешнему грузинскому руководству, так описывает свои предпочтения по развитию страны:
Я был одним из лидеров [революции], но оказался в тени – я не претендовал на публичное положение. Я иначе видел ситуацию, чем те, кто оказался у власти.
…А ведь была очень позитивная реакция, связанная и с политическими, и с экономическими составляющими грузино-российских отношений. Во время первого визита в Россию в феврале [2004 года] на встречу с новоизбранным Саакашвили пришли 60 процентов всех российских олигархов: и [Анатолий] Чубайс, и [Владимир] Потанин, и [Олег] Дерипаска, и [Владимир] Евтушенков, и многие другие. То есть были большие деньги.
Мое видение было эволюционное. Я человек из бизнеса, знаю проблему экономики, но эмпирично. Не будучи теоретиком, я рассчитывал, что мы пригласим теоретиков, крупных ученых, которые будут заниматься этими делами, создавать системы.
Эта концепция подразумевала введение пятилетних перспектив, создание кризисного кабинета, который, как рельсы, как шпалы, стал бы основой для движения экономики. А потом эти люди должны были уйти с «полным парашютом», чтобы спокойно себе обеспечивать будущее и не стремиться в политику. Вот это был системный подход, и его были готовы поддерживать доноры. Кстати, я даже начал переговоры с Егором Гайдаром».
В итоге, по словам Кицмаришвили, его политические партнеры посчитали, что он для них представляет какую-то опасность, и определяющим стал именно приход Бендукидзе.
Казалось бы, Бендукидзе пришел оттуда же, из среды «российских олигархов», но его идеология была крайне либеральной: он считал, что государству надо освободиться от тех функций, которые не обязательно должны быть государственными и с которыми оно плохо справляется. Лежава отмечает, что подобная идеология даже «стала модной», превратившись в некую «микроконъюнктуру власти»: «благодаря действиям этих людей в обществе в целом начала меняться парадигма».
«Человек есть мера всех вещей. Поэтому в основе нашего подхода к реформам – стремление поставить человека в центре изменяющегося мира, не мешать ему изменять этот мир и самостоятельно принимать решения»[37], – уверен Бендукидзе.
С неэффективностью государства, отражавшейся хотя бы в том, что бюджет всей Грузии был меньше бюджета компании Бендукидзе[38], новый министр экономики начал бороться, используя самые радикальные инструменты, чем быстро снискал себе в правительстве прозвище Бульдозер.
Михаил Иашвили, который в 2004–2008 годах занимался подбором кадров в аппарат Бендукидзе, вспоминает:
Каха – человек, который способен пробить любую государственную стену. Помимо того, что он имеет привычку думать головой, причем неплохо, у него очень сильный характер. Более того, властный характер, жесткий характер. Понимаете, сами по себе талантливые люди, способные осуществлять реформы, конечно, нужны. Но нужен кто-то, кто их посадит в самые ключевые точки и в какой-то мере убережет от попытки их уничтожить – они же мешают вполне определенным, достаточно сильным фигурам.
СМИ часто называют Бендукидзе серым кардиналом. Сначала министр экономики, затем государственный министр по координации реформ, после – глава Государственной канцелярии: при любом статусе, даже и после отставки с государственной службы ему отводят роль человека, способного влиять на государственную политику.
Последовательный критик нынешней власти Владимир Папава – министр экономики в 1994–2000 годах – даже придумал специальный термин «бендуки», которым уничижительно характеризовал команду Бендукидзе как «серую» и «безликую» массу: «Это люди, которые переняли образ мысли Бендукидзе. У них нет своих собственных принципов»[39].
Я знакома со многими «бендуками»[40], которые с радостью сами себя так называют и даже создали специальную группу в социальной сети Facebook[41], куда, кстати, присоединяются и те, кто никогда не работал непосредственно с Бендукидзе, но кто ощущает себя приверженцем этой идеологии, этого образа жизни.
Амбициозные, трудолюбивые молодые люди из команды Бендукидзе вызывают уважение за решительность, желание и умение сделать жизнь лучше, не останавливаться на достигнутом, притом что очень многого уже удалось добиться.
Государство поставило перед собой цель улучшить качество жизни – перемены бросаются в глаза любому, кто видел Грузию до 2003 года. В домах появился свет, по всей стране прокладывают современные дороги, обновляются целые города. Поставило задачу упростить любые отношения населения с чиновниками – и уже достигнута такая легкость взаимодействия с госорганами, которая порой поражает, особенно соседей по постсоветскому пространству.
За считаные минуты (в буквальном смысле!) можно получить визу при въезде в страну (для жителей более чем шестидесяти стран она не требуется вообще), сделать паспорт, необходимый для поездок за границу, или внутреннее удостоверение личности, оформить сделку о покупке машины, зарегистрироваться в качестве индивидуального предпринимателя, обзавестись справкой о владении собственностью.
За пять лет было инициировано более семидесяти реформ. По словам нынешнего министра финансов Болгарии Симеона Дьянкова – создателя рейтинга Всемирного банка Doing Business, ни одной другой стране, кроме Грузии, за последние пятьдесят лет не удалось провести такие глубокие и такие быстрые реформы в различных областях[42]. Что-то подобное, по оценкам USAID, происходило в Сингапуре в 1960-х, Южной Корее в 1970-х, Ирландии в 1980-х, Эстонии в 1990-х и Словакии в 1998–2002 годах.
Реформы в Грузии можно рассматривать по-разному. Я извлекла из них три урока «бендуномики», которые, безусловно, не исчерпывают список методов, примененных новым грузинским руководством, но в целом формируют основу для всех дальнейших изменений в этой стране.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.