7. Тайна крысолова из Гамельна
7. Тайна крысолова из Гамельна
Истории Гамельнского Крысолова так же, как историям Тристана и Изольды, принца Гамлета или доктора Фауста, суждено, по-видимому, остаться в веках, несмотря на то, что нет в ней ни любовной, ни детективной интриги, а жадные горожане и чрезмерно мстительный музыкант, кажется, не должны вызывать у слушателей ни малейшей симпатии. И все же тень пестрого плаща Крысолова нет-нет да и мелькнет на страницах какой-нибудь современной книги. Потому что в гамельнской истории есть Тайна. И эту Тайну мы здесь попробуем разгадать.
Легенда о Крысолове
В закромах маленького города в Нижней Саксонии хозяйничают крысы. Бродячий музыкант обещает избавить город от этой напасти. В самом деле, заслышав звуки его дудочки, крысы следуют за музыкантом как зачарованные и сами топятся в реке Везер. Однако горожане не хотят платить музыканту обещанную награду. Тогда он с помощью своей волшебной музыки уводит из города всех детей. Об их дальнейшей судьбе разные версии легенды говорят разное. Возможно, дети тоже утонули в реке. Возможно, музыкант увел их в недра горы Копфельберг. Всего, если верить памятной доске, установленной в Гамельне, 26 июня 1284 года погибло 130 детей.
Рис.28. Гамельнский Крысолов (рисунок 1592 года)
Жутковатая история, не правда ли? И хороший намек для тех, кто любит задерживать зарплату. Однако почему поэты, прозаики и читатели всех времен находят в этом предании своеобразное очарование?
Немецкие баллады выводят из легенды простую и недвусмысленную мораль:
Людская жадность – это яд,
Сгубивший гамельнских ребят.
Для великого Гёте Крысолов был одним из демонов-обольстителей, одинаково опасным как для грызунов, так и для детских и женских сердец.
Марина Цветаева увидела в легенде историю борьбы Музыканта-Творца и обывателей-бюргеров.
В стихотворении Иосифа Бродского или в повести братьев Стругацких «Гадкие лебеди» уход детей – следствие неизбежного извечного разрыва с поколением отцов. (И, как мы увидим, именно эти последние авторы оказались ближе всего к истине.)
Вот еще несколько более «исторических», но также совершенно неправдоподобных версий.
Крестовые походы детей
Весной 1212 года из прирейнской Германии тысячи детей двинулись в путь, поставив своей целью по примеру взрослых крестоносцев достичь Гроба Господня. Их предводителем был десятилетний мальчик Hиклас. Из двадцати тысяч вышедших в путь до Италии добралось только семь тысяч. В Бриндизи, невзирая на категорический запрет епископа, подозревавшего, что отец Hикласа хочет продать детей пиратам, они сели на корабли. Епископ оказался прав ? юных крестоносцев действительно продали в рабство (правда, Hиклас с отцом при этом погибли).
В июне в деревне Клуа (близ Вандома в Северной Франции) с такой же проповедью выступил двенадцатилетний пастушок по имени Этьен. Попытки короля Филиппа II воспрепятствовать походу успеха на имели. Этьен собрал около тридцати тысяч детей. В Марселе два дельца ? Гуго Ферреус и Гийом Поркус – посадили их на корабли и также продали сарацинам. Спустя восемь лет предателей повесил на Сицилии Фридрих II.
История совершенно подлинная, но каким образом к ней «прилепились» крысы и жадность гамельнцев? Кроме того, фантазия сказочников чаще склонна к преувеличению, а не к преуменьшению. Поэтому 20 тысяч детей и поход через всю Европу вряд ли могли превратиться в 130 детей и короткий марш от города до берега ближайшей речки. И наконец, легенды относят события в Гамельне к 1284, к 1376 или даже к 1378 году, то есть к более поздней эпохе.
Но самое важное – эта версия не отвечает нам на вопрос: в чем необычайная притягательность легенды о Крысолове? Какой смысл вкладывали в эту историю люди, сочинившие ее?
Крысы и голод
Вернемся к началу. Что означало для средневековых людей нашествие крыс?
«Средневековый Запад – это прежде всего универсум голода, – утверждает французский историк Жак Ле Гофф, – его терзал страх голода и слишком часто сам голод».
В качестве примера Ле Гофф цитирует записи Рауля Глабера, монаха из Клюни (1032 год). Вот что писал монах:
«Сие карающее бесплодие зародилось в странах Востока. Оно опустошило Грецию, достигло Италии, передалось оттуда Галлии, пересекло эту страну и переправилось к народам Англии. Поскольку нехватка продуктов поражала целиком всю нацию, то гранды и люди среднего состояния разделяли с бедняками бледную немочь голода; разбой власть имущих должен был прекратиться перед всеобщей нуждой.
Голод принялся за свое опустошительное дело, и можно было опасаться, что исчезнет почти весь человеческий род. Атмосферные условия стали настолько неблагоприятны, что нельзя было выбрать подходящего дня для сева, но главным образом по причине наводнений не было никакой возможности убрать хлеб. Продолжительные дожди пропитали всю землю влагой до такой степени, что в течение трех лет нельзя было провести борозду, могущую принять семя. А во время жатвы дикие травы и губительные плевелы покрыли всю поверхность полей. Хорошо, если мюид семян давал одно сетье урожая, а с него едва получали пригоршню зерна. Если по случаю и удавалось найти в продаже что-нибудь из продуктов, то продавец мог запрашивать любую цену. Когда же съели и диких зверей, и птиц, неутолимый голод заставил людей подбирать падаль и творить такие вещи, о каких и сказать страшно. Некоторые, чтобы избежать смерти, ели лесные коренья и траву. Ужас охватывает меня, когда я перехожу к рассказу об извращениях, которые царили тогда в роду человеческом. Увы! О горе! Вещь, неслыханная во веки веков: свирепый голод заставил людей пожирать человеческую плоть. Кто был посильнее, похищал путника, расчленял тело, варил и поедал. Многие из тех, кого голод гнал из одного места в другое, находили в пути приют, но ночью с перерезанным горлом шли в пищу гостеприимным хозяевам».
Мор от голода продолжался и в XIII веке. Читаем хроники.
1221-22 годы: «В Польше три года подряд лили проливные дожди и происходили наводнения, результатом чего стал двухлетний голод, и многие умерли».
1223 год: «Были сильные заморозки, которые погубили посевы, от чего последовал великий голод во всей Франции».
В том же году: «Очень жестокий голод в Ливонии – настолько, что люди поедали друг друга и похищали с виселиц трупы воров, чтобы пожирать их».
1263 год: «Очень сильный голод в Моравии и Австрии; многие умерли, ели корни и кору деревьев».
1277 год: «В Австрии, Иллирии и Каринтии был такой сильный голод, что люди ели кошек, собак, лошадей и трупы».
Одной из причин подобного бедствия могли стать и наши хвостатые знакомые. Например, Базельские хроники отмечают под 1271 год: «Крысы уничтожают зерно, сильный голод».
Заметим, что особая опасность грозила в такое время детям. Свидетельствует тот же Рауль Глабер: «Детям показывали какой-либо плод или яйцо, а потом их уводили в отдаленное место, там убивали и съедали».
Таким образом, история Крысолова приобретает совсем другие оттенки. Понятна становится столь дотошная датировка авторов легенды: даты подобных бедствий запоминаются на века. Музыкант из наемного работника превращается в спасителя города, а неблагодарность горожан выглядит особенно черной. И наконец, если мы на секунду предположим, что дети не погибают в водах реки или в недрах горы, то смысл истории совершенно переворачивается. Крысолов уводит детей из обезумевшего города, спасает от страшной смерти.
Но несколько вопросов все же остается. Почему город спасает от крыс именно музыкант? Откуда он появился? Куда он уводит детей?
Учитель из леса
Окончательный ответ на все эти вопросы мы неожиданно находим в работе российского этнографа Владимира Яковлевича Проппа «Исторические корни волшебной сказки». Речь в ней идет об обряде инициации – посвящения подростка в тайные знания племени, превращения его из ребенка во взрослого человека.
Анализируя сказку «Хитрая наука», Пропп видит в ней не просто историю молодого человека, отданного в учение и вернувшегося бывалым ремесленником, но приметы некоего очень древнего обряда – более древнего, чем действительность XIX века, когда сказка была впервые записана.
«Учитель, к которому попадает мальчик, – глубокий старик, колдун, леший, мудрец. Иногда он является из могилы, если сказать “ох”. Он является, если сесть на пень. Это – “дедушка лесовой”. Из этих примеров видно, что учитель является из леса, живет в другом царстве, берет и уводит от родителей детей в лес на три года (на один год, на семь лет)».
Чему же может выучиться молодой человек от «лесового» дедушки?
Он выучивается оборачиваться в животных или начинает понимать их язык. «Отдали они его учиться на разные языки к одному мудрецу аль тоже знающему человеку, чтоб по-всячески знал – птица ли запоет, лошадь ли заржет, овца ли заблеет; ну, словом, чтоб все знал!»
Он учится колдовству. «Отдай мне его колдовать». «Отдам учиться птичьему языку».
О способах, каким производится обучение, сказители почти всегда умалчивают. Ничего не могут они сказать и о жилище учителя.
Очевидно, мы имеем дело с обрядом посвящения, входящим в систему ритуалов многих примитивных племен.
«При посвящении, — пишет Пропп, – юноши вводятся во все мифические представления, обряды, ритуалы и приемы племени. Исследователи высказывают мнение, что им здесь преподносится некая тайная наука, т.е. что они приобретают знания. Действительно, им рассказывают мифы племени. Один очевидец говорит, что “они сидели тихо и учились у стариков; это было подобно школе”. Однако не в этом все-таки суть дела. Дело не в знаниях, а в умении, не в познании воображаемого мира природы, а в влиянии на него. Именно эта сторона дела хорошо отражена сказкой “Хитрая наука”, где, как указано, герой выучивается превращаться в животных, т. е. приобретает уменье, а не знание.
Это воспитание или обучение составляет существенную черту посвящения во всем мире. В Австралии (Новый Южный Уэльс) старики учили молодых играть в местные игры, петь песни племени и плясать некоторые корроборри, которые были запрещены женщинам и непосвященным. Они вводились также в священные традиции (рассказы) племени и в его науку.
Эти представления и пляски не были зрелищами. Они были магическим способом воздействия на природу. Посвященный обучался всем пляскам и песням весьма тщательно и долго. Малейшая ошибка могла оказаться роковой, могла испортить всю церемонию.
Герои русской сказки приносят от лесного учителя не пляски – они приносят магические способности. Но и пляски были выражением или способом применения этих способностей. Пляска сказкой утеряна, остался только лес, учитель и магическое уменье. Но в сказках других типов можно найти некоторые следы и плясок. Пляски совершались под музыку, и музыкальные инструменты считались священными, запретными. Дом, в котором производилось посвящение и в котором посвящаемые иногда некоторое время жили, назывался иногда “домом флейт”. Звук этих флейт считался голосом духа. Если это иметь в виду, то станет ясным, почему герой в лесной избушке так часто находит гусли-самогуды, дудочки, скрипки и т. д.»
Если мы вернемся к легенде о Крысолове, то без труда увидим, что перед нами как бы половина сказки «Хитрая наука». Легенда уходит корнями в неолит и приводит нас к основам, на которых выросла вся человеческая цивилизация. Мы слышим рассказ о том, как Учитель, владеющий магической флейтой, уводит из города детей, которым пришла пора пройти посвящение.
Ясно, что этот увод частью населения и прежде всего самими мальчиками воспринимался как бедствие. Они еще не знают, какие великие блага их ждут впереди. Но хотя акт увода и представлялся враждебным, его требовало Общественное Мнение. Впоследствии же, когда обряд стал отмирать, Общественное Мнение изменилось.
Вероятно, за более чем тысячелетнюю историю благополучная концовка сказки затерялась, и сама она слилась со вполне реальным воспоминаниям гамельнских горожан о голоде, вызванном крысами. А главный ее герой превратился из мудрого лесного старца и спасителя детей в мстительного убийцу...
Данный текст является ознакомительным фрагментом.