Лирическое отступление Грозные годы: взгляд из 6-го ЦНИИ Минобороны СССР
Лирическое отступление Грозные годы: взгляд из 6-го ЦНИИ Минобороны СССР
Интересно, а как в 1981–1986 г г. и далее воспринимался американский военный вызов нашей генеральской верхушкой? В поисках ответа на сей вопрос мы встретились с людьми, работавшими в 6-м Центральном научно-исследовательском институте Минобороны СССР и в системе космической разведки ГРУ Генштаба. Поскольку мы не вправе ставить этих людей под удар, скроем их настоящие имена и будем называть их просто «Иксом» и «Игреком».
— 6-й ЦНИИ существует под тем же названием и поныне, — рассказывает Икс. — Его задача — изучение военных возможностей нашего вероятного противника. И прежде всего — Соединенных Штатов. Информация для нас с 1977 года отфильтровывалась и направлялась информационным управлением ГРУ Генштаба. Можно сказать, ЦНИИ работал на него. Институт работал и на отраслевые проекты. Например, на Министерство судостроительной промышленности, на военное кораблестроение. Там приходилось согласовывать технические характеристики с разведкой. В ход шли как прямые разведданные, так и аналитика, наш прогноз. Подобно этому шла работа и с военным космосом. Все делилось на несколько направлений: «стратеги», военно-техническая аналитика и экономика. Ну и, собственно, информационное обеспечение. Тогда институтом командовал умный мужик, генерал Вадим Александрович Кожевников. Харизматическая фигура, без всякого преувеличения.
Я работал с 1980 г. по военно-морскому направлению.
— Восемьдесят первый — это рейгановское обострение холодной войны. Вы его почувствовали?
Икс:
— Больше всего — в мае 1981-го. Состоялось небезызвестное заседание Политбюро, об итогах коего информировали не только высшее руководство, но и среднее звено ГРУ и 6-го ЦНИИ. Нам сказали: страна находится в предвоенном периоде. Конечно, это не начало сорок первого, но как минимум осень тридцать девятого.
— И что же, нервозность чувствовалась? Мы действительно драматически отставали от главного врага?
Икс:
— Нет. Не чувствовалась. И никогда подобного «сверху» нам больше не говорили. Не было внутреннего «мандража». Не собирали мы «тревожные» чемоданы, не выезжали за город на запасные объекты и командные пункты.
Мне довелось заниматься ключевым направлением: подводной войной и гидроакустикой. А в акустике мы железно отставали. Это касалось процессорной обработки сигнала. Мы толькотолько это осваивали, а у американцев процессоры применялись везде. Все поколения многоцелевых лодок «Лос-Анджелес» и «Огайо» применяли буксируемые антенны — неизлучающие средства обнаружения. Мы пытались наверстать отставание, гидроакустикой плотно занималась Военно-промышленная комиссия при Совмине СССР. Удалось сделать систему «Скат» с буксируемой антенной.
До конца 1986 года противостояние было очень напряженным. Мы были ошарашены успехами США на море. Надо сказать, в войне на море у нас были шансы. И если брать подводный флот, то Советский Союз обладал уникальными командирами лодок. Я считаю их Маринеско мирного времени. Они ухитрялись проходить внутрь ордера (боевого порядка) американских ударных авианосных группировок. И их никто не слышал. Я имею в виду, когда наши ходили на самых новых советских лодках, где шумность удалось снизить. Они отрабатывали учебные атаки по американским авианосцам и ускользали необнаруженными. Таких я лично знаю. Сейчас (начало 2007 г.) двое таких командиров живут в ближнем Подмосковье. Один с Тихоокеанского флота, трижды представлялся к званию Героя, но так его и не получил. Другой — с Северного флота, с тремя боевыми орденами, но тоже не получил звезду Героя. Качество советских командиров подлодок оценивалось объективно. Все видели, как ты работаешь, как спасаешь людей, как не допускаешь аварий и работаешь в боевой обстановке, как последнюю моделируешь, как обеспечиваешь боевую подготовку. И все это делаешь сам!
Командиры у нас были замечательные. Они умели действовать в условиях технического превосходства противника. В этом отношении подводный флот СССР в начале 80-х сильно отличался от надводного. Подводники меньше всего оказались изуродованными бюрократизмом и администрированием, от чего сильно страдал ВМФ СССР. Они-то действовали на самом переднем краю, в реально боевой обстановке! Почти на настоящей войне. И так вплоть до конца 80-х, когда произошел слом. Но до того был 1987-й год и операция «Атрина». Тогда новый командующий ВМФ СССР адмирал Чернавин произвел крупнейшее в истории боевое развертывание атомных подлодок в Атлантике. Они двумя «траншами» вышли с Кольских баз, незаметно для американцев вышли на рубежи у берегов США и произвели учебные атаки на крупнейшие промышленные центры и центры противолодочной обороны врага. Н у, а слом произошел из-за того, что в стране все покатилось в хаос. Люди стали подавать рапорты об отставке. Они могли бы «вытащить» своих старпомов в командиры лодок, подготовить свою смену. Но вы же помните, что творилось у нас при позднем Горбачеве!
— Значит, при таком отличном командирском корпусе и лодках уже третьего поколения мы все же отставали от янки?
Икс:
— В акустике — да. И по некоторым видам вооружения. Например, по «Саброкам» — подводным ракетам.
— Вам приходилось слышать о русских успехах в пассивной акустике на сверхдлинных волнах, над чем работали братья Лексины?
Икс:
— К сожалению, нет, не слышал. Но американцы впечатляли нас своей низкочастотной акустикой. У них было двенадцать кораблей, что тащили на буксире антенные решетки в два километра длиной (система СЕРТАС). А их подводная гидроакустическая стационарная система СОСУС? Они перекрывали всем этим 90 % Мирового океана, обнаруживая наши лодки с вероятностью 0, 7.
— Главной задачей наших подводников было уничтожение американских морских носителей стратегического ядерного оружия?
Икс:
— Нет, все же атаки на авианосные ударные группировки США считались задачей номер один. И эта задача выполнялась.
— Несмотря на отставание в области гидроакустики?
Икс:
— Все же у нас были уже лодки третьего поколения, 671-го проекта, со сравнительно хорошей гидроакустикой. Малошумные, они действовали на фоне шумов самого американского соединения. Авианосец прет так, что шумит на полтысячи километров, и в его шумах можно замаскироваться. Ордер авианосной ударной группы (АУГ) — система распределенная. Корабли идут и в километре, и в двух, и в пяти друг от друга. Они очень шумят, но при этом их акустика работает в активном режиме, посылая мощные импульсы в воду. Они же не подлодки, себя активным режимом выдать не опасаются. Нашим удавалось избежать обнаружения и спрятаться в шумах АУГ!
— Велись ли работы по увеличению ударных возможностей нашего подводного флота? Например, за счет связки субмарин с аппаратами космической разведки, с самолетами-разведчиками?
Икс:
— Нет. Только с самолетами ТУ-95РЦ работали, но и то больше на учениях. Больно уж сложен такой режим. Подвсплывать надо было. К тому же для полноценной воздушной разведки нужны самолеты типа АВАКС, а у нас их над морем не было. Зато у американцев они имелись. Скажем, машины типа «Хокай», базирующиеся на авианосцах. Это же «малый АВАКС». Ну, и большие АВАКСы американцы использовали… Нашим приходилось маневрировать и искать цели в определенных квадратах.
Остановим диктофон. Отметим: в конце 80-х в СССР были достигнуты большие успехи в области широкополосной радиосвязи. Она обеспечивала передачу огромных массивов информации, причем волны хорошо уходили и под воду. УШП-радиосвязь могла стать прекрасной коммуникацией между лодками, самолетами и спутниками. И подвсплывать им было бы уже не нужно. К сожалению, первые и единственные испытания ультраширокополосной радиосвязи между берегом и лодкой на глубине сто метров произошли уже после гибели СССР, в 1993 г. на Тихоокеанском флоте. После чего опытная аппаратура была безжалостно разобрана и уничтожена.
Большего не скажу из соображений секретности, ибо разработчики той техники до сих пор живы-здоровы и все еще хотят поработать на укрепление обороны нашей Родины. В варианте победоносного СССР наш подводный флот в 1990-е годы получал прекрасные средства связи на новых принципах, резко увеличивая свою ударную мощь!
— А в 84-м г., скажем, уже чувствовалось, что скоро мы получим лодки четвертого поколения и наступим американцам на пятки?
Икс:
— Конечно! Идеология лодок четвертого поколения закладывалась за двадцать лет до их спуска на воду. Наша наука тогда сильно набросилась на энергетику лодок, снизила их шумность, создала хорошие звукопоглощающие покрытия-оплеты. Чего стоят только лодки типа «Варшавянка»! Их же «Черными дырами» не зря прозвали. Тогда так называемые букашки, лодки типа 641Б, назвались «резинками».
— А предусматривалось использование субмарин для высадки диверсионных групп на территории противника?
Икс:
— Безусловно. Я знаю, что диверсионно-разведывательные группы в мирное время (все 80-е годы) ходили на территории противника, отрабатывая все маршруты боевых действий. И успешно, незамеченными, возвращались обратно. В основном ходили в Норвегию.
— А на территорию США?
Икс:
— Не слышал ни разу. Маловероятно. К тому же действия диверсионно-разведывательных сил и по сию пору покрыты плотной завесой секретности. Так же, как и советские глубоководные операции, военная акванавтика. Эти вопросы закрыты навсегда. Там, знаете ли, трехзвездные адмиралы делом командовали. Они подчинялись напрямую Генштабу, флот об их операциях ничего не знал. Достоверных сведений об их работе у меня нет, но предполагаю, что они занимались погружениями в глубоководных обитаемых аппаратах с режущими манипуляторами. Теми, что могли перекусывать подводные кабели — от кабеля правительственной связи до проводов, идущих к антенной решетке стационарной гидроакустической системы…
— То есть военные акванавты СССР готовились к нападению на систему СОСУС, чтобы хотя бы отчасти вывести ее из строя и облегчить действия наших подлодок?
Икс:
— Мы так тоже думали. От нас это было полностью закрыто.
— Но это мы о флоте, об отставании в акустике. А что говорили ваши «смежники» из других видов и родов войск? Шло сравнение американского и советского вооружений?
Икс:
— А нам запрещали знать характеристики советской техники!
— ????
Икс:
— Да, категорически запрещали. Сравнительным анализом занимался совсем иной ЦНИИ Минобороны. Кажется, № 51 или 54. Точнее не помню. А нам давали справочники «Джейнс», причем не самые последние, что тоже было частью хитрой политики. Мол, сами думайте ребята, сами прогнозируйте, анализируйте, ищите тенденции. Чтобы можно было сравнить ваши прогнозы с последними данными, что мы получаем.
— А вы не пробовали оценивать, смогут ли США долго выдерживать тот темп гонки вооружений, что они взяли в восьмидесятые?
Икс:
— Нет, к такому уровню анализа нас не допускали.
И вот здесь слово берет другой человек, Игрек. Он до 1988 г. работал в том же ЦНИИ, но уже в стратегическом подразделении, где оценивались все возможности американских вооруженных сил.
Игрек:
— Мы выставляли динамику вооруженческих программ, динамику их роста и структурную эволюцию. Оценивали мы и то, в какие виды войны готовы втянуться американцы, с какими группировками.
— И что, американцы сильно давили на психику своими темпами вооружения?
Игрек:
— Их флотская программа производила большое впечатление. Они снимали с вооружения старье и строили 600 новых кораблей. Мы же, к сожалению, были в старье, как в дерьме. Очень много боевых единиц советского ВМФ были сделаны по идеологии 50-х годов. Бросалась в глаза разномастность нашей техники. Американцы же развивались по пути унификации, они закладывали в корпуса своих кораблей возможности многих модернизаций. По сути дела, в одном и том же корпусе могли делаться корабли по сути разных поколений. Например, лодки типа «Лос-Анджелес» могли претерпевать несколько поколенческих усовершенствований. Первый «Лос» они вводили в строй с громадной помпой, намечая к постройке сорок таких лодок. Трех поколений. При этом третье отличалось от первого так же, как первые, несовершенные «мессершмиты» времен Испанской войны от «мессеров» 1945 г. То были совсем разные лодки. Но при этом лодки первого поколения могли получать новые комплексы вооружения — в том же корпусе, в тех же объемах и выгородках. В США, создавая новую технику, всегда думали о том, что она должна вписываться в габариты прежних «платформ»: кораблей, самолетов, танков. Так, авианосцы постройки времен Второй мировой («Форрестол», «Китти Хок») проходили через капитальные ремонты, получали новые подъемники для самолетов, электронную начинку, современные средства ПВО.
Мы же страдали отсутствием такого хозяйского, рационального подхода. Разные поколения техники оснащались разным вооружением с разными стандартами. Скажем, в Подводном флоте СССР разные поколения лодок имели разные комплексы ракетного вооружения. Линейные размеры ракет отличались. Они увеличивались, давая больший «горб» подводным лодкам. А США придерживались стандартов: одни и те же шахты, отсеки, емкости. То есть они вели гонку вооружений намного экономнее нашего.
— Вы докладывали об этом «наверх»?
Игрек:
— Конечно же, много раз. С нами в связке работали 11-е и 13-е Управления Минобороны, которые занимались заказом вооружений. Наши отчеты они получали. Но увы, решительных изменений в вооружениях мы не увидели.
В 80-е выявилась еще одна беда: офицеры на новейших крейсерах типа «Киров», или проекта 1144Б, не владели техникой! Квалификация была низкой, офицерский состав оказывался недоученным. Мы сталкивались с тем, что половина аппаратных стоек комплексов радиоэлектронной борьбы, например, снабжалась табличками «Не включать!». В этом отношении надводный флот сильно уступал подводному, где существовала отличная система «послеучилищной» учебы. Оно и понятно: стимула учиться у надводников не имелось. Отсутствие прямого соприкосновения с противником, изматывающие вахты, вечное наведение внешнего блеска на кораблях плюс бытовая неустроенность, нехватка жилья на берегу. Все это не способствовало освоению новейшей техники. Вот здесь надо было порядок наводить.
— Таковы, пожалуй, последствия бюрократизации Вооруженных сил при Брежневе. Слишком стали заниматься показухой, гнаться за численными показателями в ущерб качеству. Строили много кораблей, но не строили хорошего жилья для офицеров!
Игрек:
— Не могу с вами спорить.
— А как оценивалась потенциальная опасность американских «звездных войн»?
Игрек:
— Безобразно тут дело было поставлено. В институте с 1983 г. темой занимались два человека, хотя и очень толковых. Долго мусолили ее. До 1985 г. руководство ЦНИИ не уделяло большого внимания «звездным войнам». Мол, этим ГРУ пусть занимается. Нам важнее конкретные узлы, компоненты системы. Но как она действует в целом — об этом не хотели думать. В восемьдесят пятом один из мужиков, занимавшихся американской СОИ, сделал удачный доклад директору института, Кожевникову. И так он здорово изложил организационно-техническую сторону дела, что Кожевников его двинул вверх по служебной лестнице. Парень смог нарисовать карты и схемы, показал взаимодействие элементов, прохождение сигналов, уровни перехвата…
— Неужели в реальность СОИ верили? Ведь с момента объявления о начале работ по ней в марте 1983-го и до реального развертывания отработанной техники должно было пройти пятнадцать лет как минимум!
Игрек:
— Ну не увлекались мы этой темой — и все тут! Даже тот парень, что так удачно доложил руководству вопрос о СОИ, затем занимался «звездными войнами» всего полтора года. Потом его перебросили на военную экономику.
— «Стратеги» не занимались «звездными войнами»? Позор! Не был проведен анализ: это блеф или реальная угроза?
Игрек:
— Да уж… Этим не занимались вообще. Нам вообще недоставало некоей свободы от бюрократической заорганизованности. Приходилось докладывать лишь то, что начальство готово было воспринять. Мы, подполковники, докладывали генералу-начальнику, а он, в свою очередь, докладывал выше. Кому и как — мы просто не знали. Слишком все «разводилось» по уровням компетенции. Не видна была общая картина.
Но мы все же ухитрялись делать свое дело. Боролись, например, с технической дезинформацией, которой «американы» пытались кормить нас с середины 70-х. По линии ДАРПА (Департамента по перспективным оборонным исследованиям Пентагона), например. Нам пытались навязать самые затратные, самые организационно и технически сложные решения. Они понимали, что в СССР идут по пути копирования американских решений. Мы же выявляли ложные цели и направления, давали рекомендации. Понятно, что в открытых докладах Пентагона Конгрессу США содержалось множество дезы именно для нас. А нам приходилось расшифровывать именно реальные тенденции. Скажем, куда действительно ведет совершенствование американских процессоров? Прогресс американской элементной базы? Мы совмещали это с акустическими возможностями, перерассчитывали все, советовались с академическими институтами и говорили: «Вот здесь у США — прорыв. А вот здесь его нет. И финансирование США увеличат как раз на успешном направлении». Как правило, нам это удавалось. На чем бы это показать? Вот сегодня разговор шел о гидроакустике. Например, янки пытались убедить нас в том, что намерены строить систему САС: огромные антенные акустические решетки для обнаружения подводных лодок, которые надо опускать на большие глубины по всему земному шару. Мы же доказали, что на самом деле они намерены соорудить сравнительно дешевую сеть из небольших антенн, связанных оптоволокном, причем обработка сигналов шла в мощных наземных, оснащенных сильными компьютерами центрах. Так оно и вышло: Соединенные Штаты построили систему СОСУС.
— ДАРПА вообще представляется опасным и загадочным противником. Темная структура, которая, кажется, обладает надчеловеческим, коллективным разумом. Способная насылать на нас какие-то ложные видения и в то же время вести поиск нового оружия в самых неожиданных областях…
Игрек:
— В нашем ЦНИИ была потрясающая работа по разгадке матрицы ДАРПА. Этим занимался гений, Борис Ильич Поликарпов. Ветеран научно-технической разведки. Он смог нарисовать целые полотна, расписывая элементы ДАРПА, линии ее работ, взаимосвязи между ними. То есть можно было в дальнейшем прослеживать реальные и обманные линии развития американских вооружений. Он показал и то, что мы не всегда понимаем действия ДАРПА. Что под ее исследование нужно вообще создавать отдельную структуру. Это было в 1981–1982 г г.
Беда Поликарпова заключалась в том, что начальство его не поняло. Ему подавай понятные, простые схемки. Поликарпова просто сожрали. Он стал злейшим врагом замдиректора 6-го ЦНИИ по научно-исследовательским работам. Поликарпова вынудили уйти в другой институт.
Я должен заметить, что Поликарпов, если можно так выразиться, строил трехмерную, объемную картину анализа. А бюрократическая наша система понимала только плоскую, двумерную картину. Поликарповские разработки не ложились в привычные документы ГРУ. Начальство не было готово воспринять информацию в трехмерном виде.
А как работают в ДАРПА? Приглашают, скажем, человека из компании «Рокуэлл Интернешнл». Фирма отпускает его на год. Дают ему целое направление — и разрешают уехать в крупнейший университет, работать с видными исследователями. Он может получить место преподавателя; он без проблем привлекает лучших мировых экспертов и консультантов. А через год выдает готовый продукт, защищает его в ДАРПА. И его никто не администрирует каждый день! Он — не служащий, а исследователь. В итоге работы такого исследователя рождается новый образ: логический, математический или технический. Мол, ребята, нам надо делать высокотехнологичные дирижабли…
А мы были служащими, каждый день зависящими от начальников с большими звездами на погонах…
— А из общения с коллегами вы знали о других «узких местах» Союза по сравнению с американцами?
Игрек:
— Да, конечно. Нам следовало догонять США в развитии РУК — разведывательно-ударных комплексов. Так, чтобы цели засекались как можно быстрее, а информация тут же доходила бы до тех, кто ведет огонь. США очень сокращали время реагирования по сравнению с нами. Но и тут оснований для паники не имелось: в СССР шли серьезные работы по рывку и в области РУКов.
Должен заметить, что в восьмидесятые американцы начали углублять теорию глубокой операции, продолжая традиции, которые заложил еще советский теоретик Триандафилов при Тухачевском. И еще гитлеровские достижения. Американцы стали исповедовать далеко проникающие удары с применением сильной авиационной и вертолетной техники, с действиями скоростных, высокотехнологичных танков «Абрамс». И это нас действительно очень беспокоило.
— И мы всерьез ждали наступления НАТО из Европы?
Игрек:
— Нет. Скорее, мы больше ждали ограниченных конфликтов на периферии. Полномасштабного конфликта со всеми сценариями глобальной войны (трансокеанскими перебросками войск, ядерными ударами) в СССР все-таки не ожидали. Скорее, ожидалось, что нам придется высаживать морскую пехоту где-то в Турции, чтобы она создавала плацдармы. Или в Средиземноморье. Думали, что СССР и США побоятся использовать стратегическое ядерное оружие, а начнут выяснять отношения локально, на периферии — с применением обычного оружия. Максимум — ядерных зарядов оперативно-тактического назначения. В рамках таких региональных конфликтов нам пришлось бы бороться с авианосными соединениями США, их морской пехотой и Корпусом быстрого реагирования. Мы всерьез готовились к локальным ограниченным войнам. Они казались реальнее, чем «звездные войны».
— А как оценивалась возможность внезапного нападения на СССР с помощью множества крылатых ракет? Вышли бы их морские соединения в районы массированных пусков, и атаковали бы нас тучами низколетящих, малозаметных «Томагавков»…
Игрек:
— Нет, всерьез этого не ждали. Возьмем самый большой носитель крылатых ракет того времени, крейсер УРО типа «Тикондерога». У него — 128 «мест» для ракет в барабанных и шахтных установках. Но помимо «Томагавков» на крейсере должны быть противокорабельные ракеты «Гарпун», противолодочные «Саброк» и противовоздушные ракеты. В боевом наряде авианосной ударной группировки — две «Тикондероги», а то и одна. Эсминцев типа «Орли Берк», уменьшенных «Тикондерог» — три-четыре. Все вместе они могли нести максимум 125 «Томагавков» для ударов по наземным целям на всю АУГ. Да и с ядерными зарядами они отнюдь не все. Такую атаку СССР выдерживал. Тем более что «Томагавк» — оружие оперативно-тактического назначения, и потому до многих важных целей в Советском Союзе он просто не дотягивался. Вот для Ирака или Ирана удар АУГ крылатыми ракетами тяжел. Расстояния до целей по сравнению с нашими небольшие, резервирования важных объектов промышленности нет. У нас, например, оптико-электронные комплексы для танков делались на трех предприятиях: в Белоруссии, в Европейской части РСФСР и где-то за Уралом. Уничтожь одно-два — оставшееся продолжит работать.
Не стоит переоценивать силу «Томагавков». Они били ими по Белграду в 1999-м. Я там был и все видел. Никаких ужасных разрушений от их попаданий (с неядерной боеголовкой, конечно) не наблюдалось. Хотя оружие это очень гибкое в оперативном плане: в оснащении, в траектории и дальности полета. Оно обеспечивает высокую гибкость использования сил американского флота.
— Советский флот сильно уступал американскому в способности наносить удары по берегу?
Игрек:
— Да, конечно. У нас не было аналога «Томагавка», что можно считать незакрытой прорехой. Наш флот готовился в основном к борьбе на море. Считалось, что сухопутные войска перекрывают Европу, а по территории Америки сработают ракетностратегические войска. И потому по берегу военный флот СССР действовать вроде не должен. В общем, получалась довольно негибкая схема, предназначенная только для одной войны — с американцами и НАТО.
Но зато у русского ВМФ имелось то, чего не было у американцев: отличные противокорабельные крылатые ракеты для ударов по авианосным ударным группировкам. Пущенные с советских подлодок КР «Гранит» составляли ордер подлета, боевой порядок атаки. Они обменивались информацией, и одну сбитую ракету заменяла в ордере другая. Они выбирали цели, выстраивали их по степени важности, определяли, куда идти в случае промаха по первой цели: у «Гранитов» имелся искусственный интеллект.
— В 1988–1994 гг. вы работали в Центре космической разведки ГРУ Генштаба?
Игрек:
— Совершенно верно. Война с Ираком в 1991-м, войны на развалинах Югославии — все это было мое…
— Вы как-то говорили мне, что у СССР не было аналогов американских спутников оптико-электронной разведки типа «Ки Хоул», КН-11.
— Да, штатовской машинке мы сильно завидовали. КН-11 гнал информацию в цифровом виде прямо в пункты приема и обработки. КН-11 мог снижаться на орбите и буквально заглядывать в некоторые наши укрытия, под навесы. У нас же все стояло на фотопринципе. Отсняв пленку, советский спутник отстреливал капсулу с нею на землю. Ее приходилось отыскивать, затем доставлять в лабораторию для обработки, дешифровать. Съемка шла полосами с разной контрастностью. Эти полосы приходилось склеивать. В общем, от момента фотографирования до получения данных проходило как минимум трое суток. А США вели косморазведку в реальном времени. «Ки Хоул» мог давать целеуказание АВАКСам и центрам, где принимались решения.
Но у нас намечался переход к более совершенной технике. С 1993 г. мы работали со спутниками «Икар», передававшим информацию в форме электронного сигнала, а не в виде фотопленки. Хотя в серию спутник поставили с девяносто пятого, это еще советская техника. Он сильно облегчил нам работу. Хотя до КН-11 он еще не дотягивал: не умел так же хорошо маневрировать на орбите. Но СССР, я уверен, в конце концов догнал бы американцев и в этой области!
Остановим диктофон. Ты сам видишь многое, читатель, и пространный комментарий к воспоминаниям ветеранов прошлой холодной войны попросту не нужен. Были у нас военнотехнические проблемы? Были. Но они поддавались решению. Мы действительно могли остановиться и заняться наведением порядка, перегруппировкой сил и средств. Мы понесли поражение из-за тупости и негибкости системы! Но никак не из-за того, что русские уступают американцам в талантах и мощи разума.
Чтобы победить в психотриллере, начатом Рейганом, нам надо было измениться. Но совсем не по-горбачевски.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.