Миф № 195. Послевоенная экономическая политика Сталина была направлена не на благо населения, а на гонку вооружений
Миф № 195. Послевоенная экономическая политика Сталина была направлена не на благо населения, а на гонку вооружений
Глупые и неуместные мифы, не имеющие под собой каких-либо оснований. Дело в том, что денежная реформа 1947 года была вынужденной — из-за последствий войны — мерой. Во время войны денежное хозяйство воюющей страны, особенно если на ее территории ведутся боевые действия, приходит в упадок, валюта этой страны обесценивается в силу как упадка товарно-денежных отношений, так и неизбежно резкого развития спекуляции и отсутствия товаров гражданского назначения, самораскручивания инфляции. К тому же гитлеровская Германия в небывало широких масштабах использовала против Советского Союза эмиссию фальшивых советских денег, пытаясь тем самым подорвать советскую экономику во время войны.
Сталин был очень дальновидным государственным деятелем и потому задумался о необходимости проведения после войны денежной реформы еще в 1943 году. Поскольку лучше всех данный вопрос знал его славный министр финансов Арсений Зверев, то, естественно, ему и слово. Ниже приведены отрывки из книги его мемуаров «Записки министра» (М., 1973, с. 231–235).
Война приносит ущерб троякого рода. Одни ее последствия можно изжить сравнительно быстро, восстановив, например, разрушенную дорогу или дом. Другие ликвидируются гораздо медленнее, и, чтобы избавиться от них, требуется длительное время. Третьи вообще вечны, как, скажем, человеческие жертвы, сгоревшее великое произведение искусства, не имевшее копий и эскизов. Возможная расшатанность товарно-денежных отношений относится к последствиям второго рода. Нельзя сразу поставить под контроль вышедшую из-под него денежную массу.
Что же нас прежде всего волновало с точки зрения финансов? Во-первых, взносы и платежи населения по налогам и займам, сложившиеся во время войны, были чрезмерно высокими. Во-вторых, выросшее денежное обращение вело к обесценению рубля.
Уже в ходе войны исподволь мы начали готовиться к послевоенной денежной реформе. Помню, как-то в конце 1943 года, часов в пять утра, на дачу позвонил И. В. Сталин. Вечером я вернулся из Казахстана. Глава правительства извинился за поздний (правильнее было бы сказать — ранний) звонок и добавил, что речь идет о чрезвычайно важном деле. Вопроса, который последовал, я никак не ожидал. Сталин поинтересовался, что думает наркомат финансов по поводу послевоенной денежной реформы.
Я ответил, что уже размышлял об этом, но пока своими мыслями ни с кем не делился.
— А со мной можете поделиться?
— Конечно, товарищ Сталин.
— Я вас слушаю. Последовал 40-минутный телефонный разговор.
Я высказал две основные идеи: неизбежную частичную тяжесть от реформы, возникающую при обмене денег, переложить преимущественно на плечи тех, кто создал запасы денег спекулятивным путем; выпуская в обращение новые деньги, не торопиться и придерживать определенную сумму, чтобы первоначально ощущался некоторый их недостаток, а у государства были созданы эмиссионные резервы. Сталин слушал меня, а затем высказал свои соображения о социальных и хозяйственных основах будущего мероприятия. Мне стало ясно, что он не впервые думает о реформе. В конце разговора он предложил мне приехать на следующий день в ГКО.
Небольшой комментарий. Обратите внимание на подчеркивание А. Зверева «мне стало ясно, что он не впервые думает о реформе». Война была в самом разгаре, и хотя хребет фашистскому зверю уже был сломан, но до конца войны еще было далеко, а Сталин уже думал о будущем. И что самое интересное, судя по словам Зверева, стал думать об этом задолго до конца 1943 года. Все-таки удивительный он был человек, Иосиф Виссарионович Сталин. Неимоверная тяжесть военных забот — ведь пять тяжеленных функций на себе тащил в то время, не говоря уже о просто персональной ответственности за судьбу Советского Союза, — а вот, поди ж ты, ни на йоту война не заслоняла проблемы послевоенного будущего. Созидатель был Сталин, все думы у него были о созидании мирного и счастливого будущего для СССР и его великих народов.
На сей раз беседа была долгой. Очень тщательно рассматривалось каждое предложение. Так, например, были подробно проанализированы перспективы перехода на мирный лад. В войну значительная часть товаров поступает не к гражданскому населению, а в армию, розничный товарооборот не обеспечивает имеющегося спроса, и деньги либо остаются на руках, либо перемещаются в карманы обладателей деревенской продукции или, что еще хуже, к спекулянтам, которые пользуются трудным моментом. Так или иначе, деньги минуют государственную казну. Нормальное денежное обращение нарушается. Для своевременной выдачи трудящимся зарплаты, обеспечения военных расходов и т. п. государство вынуждено прибегать всякий раз к эмиссии. Возникает излишек денег.
Затем мы обсудили вопросы о том, как определить, у каких категорий населения оседает излишек денег? Чему равен размер государственного долга? Кто является кредитором по этому долгу? Сколько понадобится времени для напечатания новых денег? Год? Больше? Техника этого дела весьма сложна. Сталин дал мне несколько указаний общего характера, которые следовало понимать как директивы. Можно было отступить от них в деталях, если того требовали особенности финансовой системы, но принципы должны были сохраняться неукоснительно.
Вот в чем состояли эти принципы: чтобы финансовая база СССР была не менее прочна, чем до войны; неизбежный рост общих расходов и ежегодное увеличение бюджета в целом требуют от системы финансов способности на протяжении ряда лет приспосабливаться к меняющимся условиям; трудности восстановления народного хозяйства потребуют от граждан СССР дополнительных жертв, но они должны быть уверены, что эти жертвы — последние.
Сталин специально, причем трижды, оговорил требование соблюдать абсолютную секретность при подготовке реформы. Он редко повторял сказанное им. Отсюда видно, какое значение он придавал полному сохранению тайны. Действительно, малейшая утечка информации привела бы к развязыванию стихии, которая запутала бы и без того сложные проблемы. Еще хуже, если о замысле узнает враг и попытается использовать будущую ситуацию в своих целях. На этом этапе подготовки реформы из всех сотрудников Наркомата финансов знал о ней я один. Сам я вел и всю предварительную работу, включая сложнейшие подсчеты. О ходе работы я регулярно сообщал Сталину. Знал ли об этом упомянутом замысле в тот момент еще кто-нибудь, мне неизвестно.
Примерно через год я доложил примерный план мероприятия на заседании Политбюро ЦК ВКП(б). По окончании заседания решение письменно не оформлялось, чтобы даже в архиве Генерального секретаря партии до поры до времени не оставалось лишних бумаг об этом важном деле. Начался второй этап подготовки реформы. Мне разрешили использовать трех специалистов.
Еще через год, когда Сталин уехал в отпуск, он сообщил мне оттуда, что просит представить ему мой доклад о будущей реформе. Я отправил ему доклад на 12 машинописных страницах. Это был уже третий этап подготовки мероприятия. Ознакомившись с материалами, глава правительства предложил мне расширить его, дав некоторые объяснения, до 90-100 страниц и через две недели снова представить ему. Отложив все другие дела в сторону, я взялся за выполнение этого сложного задания.
Небольшой комментарий. Этот доклад, датированный 8 октября 1946 года и имевший гриф «Совершенно секретно», слава Богу, сохранился. Читать его одно удовольствие — ведь он был написан одним из самых компетентнейших специалистов в области финансов. Тем более что доклад содержит детальный анализ истории денег в СССР с дореволюционных времен. Желающие могут ознакомиться с ним на страницах прекрасной книги современного автора Ю. И. Мухина «За державу обидно!» (М., 2004, второй раздел). Не менее интересны и комментарии самого Ю. И. Мухина.
Еще ранее передо мной возник вопрос, нельзя ли реформу использовать попутно для упорядочивания системы цен. И вставил в новый текст особый раздел об упорядочивании финансов тяжелой промышленности. Наряду с другими мерами для этой цели предлагалось включить в условия денежной реформы дополнительные элементы деноминации: снизить доход граждан и соответственно, чтобы они не пострадали, — цены на товары народного потребления и тарифы за транспортные и иные услуги в 5 раз.
Сделал это я по собственной инициативе, за что и получил соответствующий нагоняй. Когда Сталин позвонил мне с юга, меня в министерстве финансов не было, весь день просидел в различных служебных комиссиях, переезжал из одного здания в другое. Наконец, меня разыскали на заседании в Комитете государственного контроля. Слышу по телефону возмущенный голос Сталина: почему я вставил в текст вопрос, который ранее не был оговорен и который к денежной реформе не имеет прямого отношения? Положение у меня, как говорится, «хуже губернаторского». Рядом сидят люди, которые пока не имеют право знать об этом деле. А я по причине секретности материала не могу ничего сказать по существу. Сталин спрашивал, а я вынужден был отделываться в ответ общими словами и односложными репликами. Возмущенный моим косноязычием, Сталин делает мне серьезный упрек, заметив невзначай, что печатать такой реферат вряд ли целесообразно (раньше было такое намерение). Еще через некоторое время Сталин снова вызвал меня. Состоялось длительное обсуждение того же текста, причем никаких отрицательных замечаний по поводу дополнительного раздела уже не было сделано. Мы обсуждали детали реформы вплоть до организационно-подготовительных мер: темы агитационных плакатов и пропагандистских лекций, необходимость тотчас начинать с художников из Гознака подбор рисунков на денежных купюрах и т. д.
Небольшой комментарий. Нагоняй, который получил Зверев, не следует расценивать как проявление никогда не существовавшего у Сталина самодурства. Дело в том, что Иосиф Виссарионович всегда любил четко придерживаться достигнутых договоренностей. Для него это было святым делом. Раз договорились о чем-то — следовательно, именно это и должно быть исполнено. Конечно, при всей своей принципиальной важности, инициатива Зверева тем не менее выходила за рамки его компетенции. Снижение доходов граждан и серьезные изменения в ценовой политике, тем более в плане их понижения, — по тем временам это уже компетенция Политбюро и Совета Министров. И, откровенно говоря, Зверев вначале должен был получить хотя бы устное разрешение на обоснование таких вопросов в увязке с проблемами денежной реформы. Он этого не сделал. За что и получил нагоняй. Однако же обратите внимание и на то, что, разобравшись с сутью затронутых Зверевым новых, ранее не обговаривавшихся вопросов, Сталин воспринял их как само собой разумеющееся, требующее соответствующего решения и более не критиковал своего министра финансов. Более того. Поражает глубина и детальность проработки всех вопросов на самом высшем уровне. В этом весь Сталин и его наиболее эффективные министры, среди которых Зверев занимал одно из самых первых мест.
Я получил разрешение привлечь к делу еще 15 человек (14 — из министерства финансов, одного из Госбанка СССР), но с условием, что никто из них не будет знать о плане в целом, а получит представление только о своем узком задании.
На этом этапе окончательно договорились, что отмена карточной системы снабжения совпадет с обменом старых денег на новые и переходом к единым государственным розничным ценам на товары. Мне было поручено подготовить первый проект соответствующего постановления и проект обращения к советским гражданам. В них следовало сообщить о порядке обмена денег; порядке переоценки вкладов в Госбанке и сберкассах; о конверсии предыдущих займов; соблюдении интересов трудящихся; о стремлении ударить рублем по нечестным элементам; об основах отмены карточной системы.
Постановление ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР было опубликовано через год после этого. С 16 декабря 1947 года выпустили в обращение новые деньги и стали обменивать на них денежную наличность, за исключением разменной монеты, в течение недели (в отдаленных районах в течение двух недель) по соотношению 1 за 10. Вклады и текущие счета в сберкассах переоценивались по соотношению 1 за 1 (до 3000 рублей), 1 за 2 (от 3 тысяч до 10 тысяч рублей), 1 за 3 (свыше 10 тысяч рублей), 4 за 5 (для кооперативов и колхозов). Все обычные старые облигации, кроме займа 1947 года, обменивались на облигации нового займа по 1 за 3 прежних, 3-процентные выигрышные облигации — из расчета 1 за 5. Налоги, долги, финансовые обязательства оставались неизменными. Снижались государственные цены на хлеб, муку, крупу, макароны, пиво; не менялись государственные сцены на мясо, рыбу, жиры, сахар, кондитерские изделия, соль, картофель, овощи, водку, вино, табак и спички; устанавливались новые цены на молоко, яйца, чай, фрукты, ткани, обувь, одежду и трикотажные изделия (ниже коммерческих в 3,2 раза).
Документы о реформе, разработанные заранее, своевременно разослали на места, в адреса учреждений органов государственной безопасности специальными пакетами с надписью «Вскрыть только по получению особого указания». В одном из документов, лежавших в пакете, говорилось: «Немедленно доставить первому секретарю областного комитета партии». У отдельных местных сотрудников любопытство перетянуло служебный долг. Пакеты были вскрыты раньше времени. Кое-где пошли слухи о предстоящей реформе. За это нарушение государственной дисциплины виновные понесли серьезное наказание. Их неправильное поведение не помешало мероприятию в целом.
Ну и что грабительского в той денежной реформе?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.