Наш человек в Гаване

Наш человек в Гаване

В начале августа 2008 года, всего за несколько дней до начала войны в Грузии, огромная делегация полетела из России на Кубу. Три министра (энергетики, связи и образования), руководители крупнейших нефтяных компаний («Роснефти» и «Сургутнефтегаза») и «Газпрома», секретарь Совбеза (в недавнем прошлом глава ФСБ) Николай Патрушев и, наконец, руководитель делегации Игорь Сечин.

Сечин еще в Петербурге много лет проработал личным секретарем Путина, после перехода патрона в правительство был назначен вице-премьером, курирующим энергетику, а заодно главой правительственной комиссии по связям с Латинской Америкой. Это неудивительно: по профессии Сечин — филолог-романист, переводчик с испанского и португальского языков. Карьеру свою начинал в качестве военного переводчика в Анголе и Мозамбике, где работал бок о бок с кубинскими военными специалистами. О союзниках из Гаваны у Сечина еще с юности остались теплые воспоминания. Еще в студенчестве он страшно увлекался латиноамериканскими революционерами, причем не только Че Геварой.

Но все же Сечин вывез треть правительства на Кубу не для того, чтобы предаваться воспоминаниям. Летом 2008 года уходящая администрация Буша завершала выполнение своего плана по развертыванию американского противоракетного щита в Европе. Госсекретарь Кондолиза Райс должна была подписать соглашения о размещении радара в Чехии и противоракет в Польше, т. е. фактически у российских границ.

Россия должна была чем-то ответить, однако слова опережали дела. Сначала газета «Известия» написала, что Россия готова вернуть себе свои военные базы в Лурдесе (Куба) и Камрани (Вьетнам), которые Владимир Путин решил оставить в 2001 году. Более того, писала газета, России следует разместить на Кубе стратегические бомбардировщики. На воинственную публикацию почему-то отреагировал начальник штаба ВВС США Норман Шварц, который сказал, что в этом случае Россия «перейдет красную черту». И только в этот момент в Москве вспомнили, что совершенно забыли обсудить эту тему с братьями Кастро.

С кубинцами вообще после распада Советского Союза было очень сложно: они обижались, считали, что Россия их сдала. А Сечин хотел возобновить старую дружбу, наладить связи с Кубой, в том числе, чтобы, как встарь, показать американцам «кузькину мать».

Мощный российский десант в августе 2008 года ничего не добился, Фидель Кастро даже не принял российскую делегацию. Однако Сечин был настойчив, продолжал приезжать в Латинскую Америку примерно раз в месяц. Во второй раз он уже объехал Кубу, Венесуэлу и Никарагуа. Всюду он предлагал российское оружие и услуги российских нефтедобывающих компаний, в первую очередь «Роснефти», председателем совета директоров которой являлся.

В результате вскоре Никарагуа, а потом Венесуэла признали независимость Абхазии и Южной Осетии. Это была личная заслуга Сечина, который уговорил Даниэля Ортегу и Уго Чавеса. Подобную задачу никто Сечину не ставил — он сам придумал, что этот ход быстро продемонстрирует Путину его эффективность на новом посту. Признание непризнанных республик — быстрый эффектный результат, в отличие от долгого и сложного подписания нефтяных контрактов.

С Чавесом Сечин сошелся намного быстрее, чем с братьями Кастро. Венесуэльский президент на первой же встрече, заключив в объятия российского вице-премьера, воскликнул: «Наконец-то! Теперь мы не одни в битве против американской империи! Теперь с нами Россия!» За признание Абхазии и Южной Осетии Россия щедро заплатила: предоставила Венесуэле кредит в миллиард долларов на поставку оружия. Также был создан нефтяной консорциум для совместного освоения венесуэльских нефтяных месторождений, однако российские нефтяники терпят там лишь убытки.

По сути, политика Сечина представляла собой логическое продолжение шуваловской концепции «энергетической сверхдержавы», но если Игорь Шувалов пытался применить ее к строптивым европейцам, то Сечин применил ее к податливым латиноамериканцам. Экономического смысла в его внешнеполитической деятельности не было, но и не предполагалось: это была чистая политика. Зато латиноамериканские лидеры впервые почувствовали себя в центре внимания. Владимир Путин был очень доволен эффективностью своего давнего помощника, а подчиненные были шокированы его работоспособностью, рассказывали, что после многочасового перелета в Каракас Сечин шел в спортзал на беговую дорожку, а потом ехал на многочасовые переговоры с Чавесом. И никогда не засыпал во время его речей.

Так Сечин постепенно становился антиподом Медведева: если президент становился лицом России, обращенным на Запад, то Сечин становился антизападной витриной, символом и идеологом для тех, кто не любит Америку.