Какие уроки мы вынесли из VI встречи представителей стран полушария в Гаване
Какие уроки мы вынесли из VI встречи представителей стран полушария в Гаване
Мария Луиза Мендонса привезла на Гаванскую встречу впечатляющий документальный фильм о ручной рубке сахарного тростника в Бразилии.
В резюме, которое я составил, как и в предыдущих размышлениях, воспроизводя текстуально абзацы и фразы оригинала, сущность сказанного Марией Луизой заключается в следующем:
«Мы знаем, что центральный фактор большинства войн в последние десятилетия — это контроль источников энергии. Потребление энергии гарантировано привилегированным секторам населения как в центральных, так и в периферийных странах, в то время как большинство мирового населения не имеет доступа к элементарным услугам. Потребление энергии на душу населения в Соединенных Штатах составляет 13 000 киловатт, в то время как среднее потребление в мире — 2429 киловатт, а в Латинской Америке — 1601 киловатт.
Частная монополия на источники энергии гарантируется положениями двусторонних и многосторонних Договоров о свободной торговле.
Роль периферийных стран — производить дешевую энергию для центральных богатых стран, что представляет собой новую стадию колонизации.
Необходимо демифизировать пропаганду о предположительных преимуществах агротоплива. В случае биоэтанола выращивание и обработка сахарного тростника загрязняют почву и источники питьевой воды, поскольку используют большое количество химических продуктов.
В процессе дистилляции этанола получаются отходы, называемые винасса. Каждый литр произведенного этанола дает от 10 до 13 литров винассы. Часть этих отходов можно использовать как удобрение, но большая часть загрязняет реки и источники подземных вод. Если Бразилия производит 17 000—18 000 миллионов литров этанола в год, это означает, что в районах плантаций сахарного тростника откладывается, по меньшей мере, 170 000 миллионов литров винассы. Представьте себе воздействие на окружающую среду.
Сжигание сахарного тростника, производимое для облегчения рубки, разрушает большую часть микроорганизмов почвы, загрязняет воздух и вызывает много болезней дыхательных путей.
Национальный институт космических исследований Бразилии почти каждый год объявляет в Сан-Паулу — где сосредоточено 60 % производства этанола в Бразилии — чрезвычайное положение, потому из-за сжигания влажность воздуха падает до чрезвычайно низких пределов — 13–15 %, — в этот период в районе Сан-Паулу, где рубится сахарный тростник, невозможно дышать.
Как мы знаем, в расширении производства агроэнергии крайне заинтересованы предприятия, производящие генетически модифицированные и трансгенные продукты, такие как «Монсанто», «Синджента», «Дюпон», «Басф» и «Байер».
В случае Бразилии предприятие «Воторантим» разработало технологии для производства трансгенного сахарного тростника, который несъедобен, и мы знаем, что многие предприятия разрабатывают такие же технологии, и поскольку нет средств, чтобы избежать загрязнения трансгенными культурами полей местных культур, эта практика ставит под угрозу производство продуктов питания.
В связи с денационализацией бразильской территории сахарные заводы и плантации сахарного тростника в Бразилии приобретены крупными предприятиями: «Бунже», «Нову-Груп», АДМ, «Дрейфус», а кроме того, мегапредприятиями Джорджа Сороса и Билла Гейтса.
Вследствие этого, как мы знаем, расширение производства этанола привело к сгону крестьян с их земель и создало ситуацию зависимости от того, что мы называем экономикой сахарного тростника, поскольку получается, что промышленность сахарного тростника не создает рабочие места, а, наоборот, она создает безработицу, потому что эта отрасль контролирует территорию. Это означает, что нет места для других производственных секторов.
В то же время идет пропаганда эффективности этой отрасли. Мы знаем, что она основана на эксплуатации дешевой и рабской рабочей силы. Работникам платят за количество срубленного тростника, а не проработанные часы.
В штате Сан-Паулу, где имеется самая современная промышленность — конечно, современная в кавычках — и который является самым крупным производителем страны, задание каждого работника — срубить 10–15 тонн сахарного тростника в день.
Профессор университета Кампинас Педро Рамос произвел следующие расчеты: в восьмидесятые годы работники рубили около 4 тонн в день и получали эквивалент примерно 5 долларов. В настоящее время, чтобы получить 3 доллара в день, необходимо срубить 15 тонн тростника.
Само бразильское Министерство труда провело исследование, в котором говорится, что раньше 100 квадратных метров сахарного тростника давали 10 тонн; теперь с трансгенным сахарным тростником, чтобы получить 10 тонн, необходимо срубить 300 квадратных метров. Таким образом, чтобы нарубить 10 тонн, работники должны работать втрое больше. Эта модель эксплуатации вызвала серьезные проблемы здоровья и даже смерть работников.
Исследовательница Министерства труда в Сан-Паулу говорит, что сахар и этанол в Бразилии политы кровью и потом и несут смерть. В 2005 году Министерство труда в Сан-Паулу зарегистрировало 450 смертей работников по другим причинам, таким как убийства и несчастные случаи, потому что транспорт, перевозящий их, на сахарные плантации, очень ненадежен, а также по причине таких болезней, как остановка сердца и рак.
Как показывает исследование Марии Кристины Гонзаги, проводившей его в Министерстве труда, за последние пять лет только в штате Сан-Паулу умерло 1383 работника сахарных плантаций.
В этом секторе также обычно применяется рабский суд. Работники — это чаще всего мигранты с северо-востока или из Минас-Жерайс, соблазненные посредниками; обычно контракт заключается не прямо с предприятием, а через посредников, которых мы в Бразилии называем «вербовщиками», они отбирают рабочие руки для сахарных заводов.
В 2006 году Генеральная прокуратура Бразилии провела инспекцию 74 сахарных заводов только в штате Сан-Паулу, и на все были заведены дела.
Только в марте 2007 года в Сан-Паулу инспекторы Министерства труда спасли от рабства 288 работников.
В том же месяце в штате Мату-Гросу было спасено 409 работников сахарного завода, производящего этанол, среди них было 150 индейцев. В этой части центра страны, в Мату-Гросу, существует тенденция использовать индейцев в качестве рабов для работ на сахарном тростнике.
Все эти годы в подобных мучительных условиях находятся сотни работников сахарных плантаций. Какие это условия? Они работают, не зарегистрированные формально, без спецодежды, лишенные соответствующей воды и питания, не имея доступа к туалетам и живя в нищенских условиях; кроме того, они должны платить за жилье, за питание, которое очень дорого, а также за инструментарий, за сапоги и мачете, и конечно же в случае производственных травм, бывающих очень часто, они не получают должного лечения.
Для нас главный вопрос — ликвидировать латифундии, потому что за этой современной картиной лежит основная проблема — латифундии в Бразилии и, конечно, в других странах Латинской Америки. Также необходимо проводить серьезную политику по производству продуктов питания.
Сейчас я хотела бы представить документальный фильм, который мы сняли в штате Пернамбуко с участием работников сахарных плантаций, это один из районов, где производится больше всего сахарного тростника, и так вы увидите в действительности, каковы эти условия.
Этот документальный фильм был сделан силами Пасторской комиссии земли Бразилии и профсоюзами работников лесной промышленности штата Пернамбуко».
Так завершает свое выступление, которому горячо аплодировали, известная бразильская руководительница.
Далее я привожу мнения рубщиков сахарного тростника, содержащиеся в документальном фильме, которые привезла Мария Луиза. Когда там люди не названы по именам, указывается, кто это: мужчина, женщина, молодой человек. Я включаю не все, поскольку их много.
Северину Франсиску да Силва. Когда мне было 8 лет, мой отец переехал на сахарный завод Жунко. Мы приехали туда, когда мне должно было исполниться 9 лет, мой отец начал работать, а я вязал для него тростник. Я проработал 14–15 лет на сахарном заводе Жунко.
Женщина. Я живу на этом заводе вот уже 36 лет. Здесь я вышла замуж и родила 11 детей.
Мужчина. Я работаю на рубке тростника много лет, уже не подсчитать.
Мужчина. Я начал работать, когда мне было 7 лет, и всю свою жизнь рублю тростник и очищаю его от сорняков.
Молодой человек. Я здесь родился, мне 23 года, с 9 лет я рублю тростник.
Женщина. Здесь, на заводе Салгаду, я работала 13 лет. Я сеяла тростник, вносила удобрения, пропалывала тростник, очищала его от травы.
Северина Консейсао. Я умею выполнять все эти полевые работы: удобрять, сажать сахарный тростник. Все это я делала вот с этаким пузом (она имеет в виду беременность), да еще корзина на боку, и так и работала.
Мужчина. Что до работы, все виды работы тяжелые, но рубка сахарного тростника — самое тяжелое, что есть в Бразилии.
Эдлеуза. Прихожу домой, и давай мыть посуду, убирать, делать домашние дела, все такое. Я рубила тростник и порой приходила домой и не могла и тарелок помыть, у меня были все руки в волдырях.
Адриану Силва. Дело в том, что управляющий на работе требует очень много. Бывают дни, когда ты рубишь тростник и получаешь деньги, но в другие дни не получаешь ничего. Иной раз этих денег хватает, а иной раз нет.
Мисаэл. Положение здесь скверное, управляющий хочет занизить вес сахарного тростника. Он сказал, что сколько мы нарубим здесь, то и получим, и все. Мы работаем как рабы, понимаете? Так нельзя!
Маркос. Рубка сахарного тростника — это рабский труд, очень тяжелая работа. Мы выходим из дому в 3 часа ночи и возвращаемся в 8 вечера. Это выгодно только хозяину, потому что с каждым днем он получает все больше, а рабочий теряет, продукцию занижают, и все достается хозяину.
Мужчина. Иногда мы ложимся спать не помывшись, нет воды, мы купаемся в ручейке, что течет там, внизу.
Молодой человек. Здесь нет дров, чтобы готовить, хочешь есть — иди ищи дрова.
Мужчина. Обед надо приносить из дому, приносят еду и едят прямо там, под солнцем, каждый живет как может.
Молодой человек. Кто много работает, должен есть достаточно. Хозяин сахарного завода живет припеваючи, чего только у него нет, а мы тут мучаемся.
Женщина. Я очень голодала. Часто ложилась спать голодной, иной раз не было ничего ни мне, ни чтобы дать дочке; иногда я искала соль, ее было легче всего найти.
Эхидиу Перейра. У тебя два-три ребенка, и если себя не беречь, можно умереть с голоду, денег на жизнь не хватает.
Ивете Кавалканти. Здесь нет зарплаты, за очистку одной тонны сахарного тростника дают восемь реалов; зарабатываешь то, что нарубишь, нарубишь тонну, получишь восемь реалов, твердой зарплаты нет.
Женщина. Зарплата? Про это я не знаю.
Режиналъду Соуза. Иногда они платят деньгами. Сейчас они платят деньгами; а вот зимой платят бонами.
Женщина. Боны, ты работаешь, он записывает все на бумажке, затем дает ее человеку, чтобы тот отоварился в магазине. Человек не видит денег, которые зарабатывает.
Жозе Луиз. Управляющий делает с людьми, что захочет. Вот я пришел к нему, чтобы узнать среднюю норму сахарного тростника, а он не захотел. То есть в этом случае он силой заставляет людей работать. Таким образом человек работает на предприятие бесплатно.
Кловис да Силва. Это для нас смерть! Человек полдня рубит сахарный тростник, думает, что что-то получит, а когда тот идет замерять, то оказывается, что работа ничего не стоила.
Натанаэл. Здесь рабочих возят на грузовике для перевозки скота, с ними обращаются хуже, чем с хозяйской лошадью, потому что когда хозяин везет свою лошадь на грузовике, он ставит ей воду, посыпает пол опилками, чтобы лошадь не повредила копыта, дает сено, выделяет человека, чтобы ее сопровождать, а рабочие — пусть едут, как могут: зашел, закрыл дверь, и дело с концом. Они обращаются с рабочими, как с животными. «Про-Алкоол» не помогает рабочим, он помогает только поставщикам сахарного тростника, помогает хозяевам и обогащает их все больше, потому что если бы он создавал рабочие места для рабочих, для нас это было бы самое главное, но он не создает рабочих мест.
Жозе Поурену. Вся эта власть в их руках, потому что в палате — штата и федеральной — у них есть политик, который представляет эти сахарные заводы. Некоторые хозяева — депутаты, министры, родственники хозяев сахарного завода, они создают эту ситуацию для хозяев, для владельцев сахарных заводов.
Мужчина. Похоже, что наша борьба никогда не кончится. У нас нет отпуска, тринадцатой зарплаты, все утрачено. Кроме того, нам в обязательном порядке не доплачивают четверть зарплаты, на это мы покупаем одежду к новому году и одежду для детей. Они ничего этого нам не дают, и мы видим, что положение становится все тяжелее.
Женщина. Я зарегистрированная рабочая, и никогда я не имела права ни на что, ни на больничный лист. При беременности у нас есть право на отпуск по беременности, но у меня не было этого права, семейной гарантии; у меня также не было тринадцатой зарплаты, я всегда получала что-нибудь, но потом уже больше ничего.
Мужчина. Вот уже 12 лет, как он не платит ни тринадцатой зарплаты, ни отпускных.
Мужчина. Нельзя болеть, работаешь день и ночь на грузовике, на рубке тростника, по ночам. Я лишился здоровья, я был крепкий.
Рейнальду. Однажды я был в тапочках, и когда на рубке замахнулся мачете, я ударил себя по пальцу, порезал его, мне пришлось бросить работу и вернуться домой.
Молодой человек. Сапог нет, все работают так, многие босиком, нет никаких условий. Говорили, что сахарный завод подарит сапоги. Неделю назад он порезал себе ногу (показывает), потому что нет сапог.
Молодой человек. Я был болен, проболел три дня, ничего не получил, мне ничего не заплатили. Пошел к врачу, попросил больничный лист, но мне его не дали.
Молодой человек. Был один парень, что приехал из «Макужи». Во время работы ему стало очень плохо, его вырвало. Трудишься, выкладываешься, солнце печет, а люди не железные, тело не выдерживает.
Валдемар. Этот яд, который мы используем (он имеет ввиду гербициды), вызывает много болезней. Разных болезней: рак кожи, костей, он проникает в кровь и подрывает здоровье. Человека тошнит, он даже может упасть.
Мужчина. В период между уборками практически не г работы.
Мужчина. Надо делать работу, которую дает хозяин, потому что сами знаете, если не сделаешь… Мы не командуем, это они командуют. Если тебе дают задание, надо его выполнять.
Мужчина. Я здесь жду, что когда-нибудь смогу иметь кусочек земли, чтобы окончить свою жизнь вот так, в поле, чтобы суметь набить себе живот и животы моих детей и внуков, которые живут здесь со мной.
Есть ли что-нибудь еще?
Конец документального фильма.
Никто более меня не может быть благодарен за это свидетельство и за презентацию Марии Луизы, которые я только что резюмировал. Это наводит меня на воспоминания о первых годах моей жизни, о возрасте, когда люди обычно очень активны.
Я родился в латифундии, где выращивали сахарный тростник, частной латифундии, окруженной с севера, востока и запада огромными площадями, находившимися во владении трех американских транснациональных корпораций, которые в целом имели более 250 тысяч гектаров земли. Рубили вручную зеленый тростник, тогда не использовали ни гербицидов, ни даже удобрений. Плантация могла служить более 15 лет. Рабочие руки были такими дешевыми, что транснациональные корпорации зарабатывали много денег.
Владелец усадьбы с плантациями сахарного тростника, где я родился, был эмигрант из Галисии, происходил из бедной крестьянской семьи, практически неграмотный, его сначала привезли как солдата вместо богача, заплатившего, чтобы уклониться от военной службы, и в конце войны репатриировали в Галисию. Он сам вернулся на Кубу, как сделали это бесчисленные галисийцы, отправившиеся в разные страны Латинской Америки. Работал простым рабочим в крупной транснациональной корпорации — «Юнайтед Фрут Компани». У него были способности организатора, он нанял большое число таких же поденщиков, как он сам, стал подрядчиком и наконец купил земли в районе, прилегавшем с юга к землям большого американского предприятия, накопившем прибавочную стоимость. Кубинское население восточного региона, где были живы традиции войн за независимость, значительно увеличилось и нуждалось в земле, но главный вес в сельском хозяйстве восточных районов в начале века приходился на рабов, освобожденных за несколько лет до этого, или на потомков бывших рабов и на иммигрантов из Гаити. У гаитян не было семей. Они жили одни в своих нищенских жилищах из пальмовых досок и листьев, собранных в хутора, среди них было всего две-три женщины. В короткие месяцы сафры проходили петушиные бои. Там гаитяне проставляли свои скудные доходы, а на остальное покупали продукты питания, которые проходили через много посредников и были дорогими.
Хозяин-галисиец жил там же, в имении. Он выезжал один, объезжал плантации, разговаривал со всеми, кто к нему обращался или кому что-либо было нужно. Часто он выполнял их просьбы, более по гуманным, чем по экономическим соображениям. Он мог принимать решения.
Управляющими плантаций «Юнайтед Фрут Компани» были американцы, тщательно выбранные и хорошо оплачиваемые. Они жили со своими семьями в великолепных виллах, в лучших местах. Они были словно далекие боги, о которых голодные рабочие упоминали с уважением. Их никогда не было видно на рубке тростника, где работали их подчиненные. Владельцы акций крупных транснациональных корпораций жили в Соединенных Штатах или в любой части света. Расходы по плантации имели твердую смету, и никто не мог повысить их ни на цент.
Я хорошо знаю семью от второго брака иммигранта-галисийца с молодой кубинской крестьянкой, очень бедной, которая, как и он, не могла посещать школу. Она была женщина очень самоотверженная, посвящавшая себя семье и хозяйственным делам, связанным с плантацией.
Те, кто за рубежом читает эти размышления в Интернете, удивятся, узнав, что этим владельцем был мой отец. Я третий сын из семи детей от этого брака, мы родились в комнате сельского дома, очень далеко от больницы, принятые повитухой — крестьянкой, посвятившей себя душой и телом этому делу, у которой были только практические знания. Все те земли Революция передала народу.
Мне только остается добавить, что мы полностью поддерживаем декрет о национализации патента одной транснациональной фармацевтической корпорации в целях производства и продажи в Бразилии лекарства от СПИДа — эфавиренца, стоящего несправедливо дорого, как и многие другие; также мы поддерживаем недавнее удовлетворительное для обеих сторон решение спора с Боливией, касавшегося двух нефтеперерабатывающих заводов.
Повторяю, что мы испытываем глубокое уважение к братскому народу Бразилии.
Фидель Кастро Рус
14 мая 2007 года,
17.12
Данный текст является ознакомительным фрагментом.