Александр Гогун

Александр Гогун

Главная ошибка Сталина

Я уверен, что в обеих странах сегодня такой режим, который не хочет вести войну и которому необходим мир для внутреннего строительства.

Адольф Гитлер — Вячеславу Молотову,

12 ноября 1940 г.

В СССР и Германии много аналогичного, так как обе партии и оба государства нового типа.

Вячеслав Молотов — Рудольфу Гессу,

13 ноября 1940 г.

12-13 ноября 1940 г. в Берлине прошли советско-германские переговоры. Делегацию «мирового пролетариата» возглавлял председатель Совнаркома Вячеслав Молотов, немецкую сторону представлял рейхсканцлер Адольф Гитлер. Переговоры принято считать прологом советско-германской войны.

Эти беседы и их последствия неоднократно описаны в мировой и российской историографии. Тексты бесед между Молотовым и фюрером запротоколированы и опубликованы как на Западе, так и в России[999]. В научных кругах доминирует следующая точка зрения: переговоры были комедией, которую Гитлер ломал перед нападением на СССР, чтобы усыпить бдительность Сталина.

Открывшиеся в последнее десятилетие факты заставляют существенно пересмотреть эту позицию.

Стратегическая ситуация для обеих сторон в тот момент была патовой. Рейх уже захватил Чехию, разгромил Польшу, Данию, Норвегию, Бельгию, Францию, Нидерланды. В самом разгаре была воздушная битва за Англию, которую люфтваффе проигрывало, а немецкие подлодки наносили удары по английским морским коммуникациям. СССР оккупировал половину Польши, завоевал Карельский перешеек, занял Бессарабию, страны Прибалтики, то есть продвинулся почти до всех границ, очерченных советско-германскими договорами 1939 года. Гитлеровская Германия, покорив огромные территории, остро нуждалась в сырье для нормального функционирования экономики разросшегося рейха: Англия душила своего противника морской блокадой.

Твердокаменный Молотов, уезжая в Германию, получил подробные инструкции от своего шефа, о чем не преминул сообщить противоположной стороне: «Я выражаю позицию лично Сталина!» Гитлер сам участвовал в переговорах, его тщательно проинструктированные дипломаты играли вторые роли.

Основные предложения Гитлера состояли в том, чтобы поделить уже не Европу, а весь мир. В распределении должны были участвовать Италия, Германия, Япония, СССР, который получал возможность экспансии на юг — в Иран, Ирак, Афганистан, Индию. В Восточной Азии Сталин должен был сам договориться с Японией. Это позволяло образовать союз тоталитарных диктатур на бескрайних просторах Евразии.

Гитлер хотел направить экспансию СССР на юг, чтобы Сталин не мешал заняться ему европейскими проблемами. Правда, еще с июня 1940 года германский Генштаб планировал возможную войну против СССР, но эти разработки можно было прекратить в любой момент: в то время генштабы всего мира просчитывали разные варианты развития событий — как нападение, так и оборону.

Молотов, которому не впервой было вести переговоры об империалистическом дележе суверенных стран, в общем, выразил интерес к предложению, но заявил, что сначала надо прояснить ситуацию в Европе в соответствии с буквой и духом договоренностей 23 августа и 28 сентября 1939 года. Конкретнее, он предложил вывести немецкие войска из Финляндии и Румынии, а также упрочить влияние СССР в Турции и Болгарии.

Переговоры шли два дня по одной и той же схеме: Гитлер настойчиво предлагал поделить планету, Молотов упрямо повторял европейские претензии.

Беседа ни к чему не привела, Молотов уехал домой несолоно хлебавши.

Через две недели, 25 ноября, в Кремле Молотов заявил немецкому послу Шуленбургу о готовности СССР принять проект четырех держав о политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи при условии урегулирования восточно-, южно- и североевропейских проблем. Гитлер отклонил предложение, но зато 19 декабря 1940 года подписал директиву № 21 — ввел в действие план «Барбаросса» с ориентировочным сроком нападения на СССР поздней весной 1941 года. В связи с этим имеет смысл остановиться на требованиях Сталина.

Одно из них заключалось в признании интересов СССР в Финляндии и выводе оттуда германских войск. В дополнение к этому Сталин устами своего зама выразил желание, чтобы были признаны интересы СССР в Швеции и районе Шпицбергена. В этом случае рудники на севере Швеции, где Германия черпала незаменимое стратегическое сырье — железную руду, — должны были оказаться либо под прямым контролем Советов, либо в зоне действия их фронтовой, не говоря уже о стратегической, авиации. Уже из этого ясно, что «кремлевский горец» хотел сделать рейх беззащитным, полностью зависимым от него колоссом на глиняных ногах.

Второе по важности требование: вывод частей вермахта из Румынии, признание советских интересов в Румынии и Болгарии. Из Румынии Германия и Италия получали необходимую нефть и нефтепродукты. То есть постановка еще и этого района под контроль СССР давала возможность задушить рейх и его союзницу буквально голыми руками — даже без крупномасштабной войны.

Вдобавок Сталин громогласно захотел получить контроль над Босфором и Дарданеллами. Советские военные базы в проливах, помимо возможности выхода Красного флота в Средиземноморье, предоставляли СССР контроль над всеми турецко-германскими экономическими связями. А из Турции Германия получала хром. Министр вооружений Альберт Шпеер в самый разгар войны в аналитической записке Гитлеру отмечал жизненную важность этого сырья: «Если прекратятся поставки из стран Балканского полуострова и Турции, то наши потребности в хроме могут быть обеспечены только на протяжении чуть больше пяти с половиной месяцев. Это означает, что после расходования наших запасов заготовок для труб, которых должно хватить на два месяца, придется приостановить производство самолетов, танков, грузовиков, бронебойных снарядов, подводных лодок и артиллерийских орудий»[1000].

А еще Кремль хотел от Берлина признания своих интересов в Иране и некоторых других уступок…

Здесь необходимо вспомнить, что же происходило в СССР в указанное время.

На момент переговоров уже больше года был запущен мобилизационный процесс. ВПК производил горы снарядов и патронов, штамповал десятками подводные лодки, тысячами — танки и самолеты. На производство военной продукции в массовом порядке переходили обычные заводы. С нуля разворачивались сотни новых дивизий. Военные училища готовили десятки и сотни тысяч командиров армии, флота и НКВД. Проводилась пропагандно-идеологическая подготовка населения к великой войне. Многие мобилизационные приготовления приняли необратимый характер.

Об этом немецкая разведка кое-что знала. Неизвестной для нее оставалась работа Генштаба, где еще с октября 1939 года разрабатывался план войны с Германией. 14 октября 1940 года советское руководство утвердило этот документ[1001]. То есть судьба рейха была решена еще до переговоров и вне зависимости от их исхода.

Поэтому переговоры в Берлине были попыткой Сталина выторговать у Гитлера превосходные условия для «освободительного похода» Красной армии.

Это и стало главной ошибкой красного диктатора.

Ведь в результате получения СССР ряда плацдармов в 1939–1940 годах, а также увязания Германии в войне возможности стремительного захвата Европы (а позже — и мира) и так к концу 1940 года стали просто великолепными. В этот момент Сталин забыл собственный афоризм: «Лучшее — враг хорошего». Изготовившись к уничтожающему удару, хладнокровный тактик имел возможность убаюкивать самовлюбленного психопата долгими переговорами и ограниченными уступками. Подвело его головокружение от успехов. «Кремлевский горец», загнав своего партнера в стратегический тупик, уверовал в его дальнейшую покладистость и продолжил выкручивать руки обреченному и весьма издерганному фюреру.

Начальник Генштаба вооруженных сил Германии Вильгельм Кейтель на допросе 17 июня 1945 года вспоминал о беседах Молотова с Гитлером как о переломном событии: «После этих переговоров я был информирован, что Советский Союз якобы поставил ряд абсолютно невыполнимых условий по отношению к Румынии, Финляндии и Прибалтике. С этого времени можно считать, что вопрос о войне с СССР был решен. Под этим следует понимать, что для Германии стала ясной угроза нападения Красной армии»[1002].

В Берлин пришло осознание того, что если Сталин выдвигает такие требования уже сейчас, то долгого добрососедского мира с ним не будет. А раз так, то лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

До конца 1940 года постепенное нарастание недружественного советского давления для Гитлера и его окружения было крайне болезненным. В ходе же ноябрьских переговоров оно стало просто невыносимым.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.