Выстрел на упреждение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Выстрел на упреждение

Папка с личным делом осужденного О. – особая. На ней проведены две черные полосы, которые предупреждают, что О. склонен к побегу и опасен при нападении. За убийство его приговорили к 25 годам заключения.

Осужденный О.

– Я жил и работал в Омске. Служил в разведке…

– В какой разведке?

– Существует в нашей стране организация, которая занимается внутренними делами. Я работал в милицейской разведке – отделе оперативной службы. Потом его переименовали в 7-е подразделение. Принципы работы такие же, как в контрразведке, – это разработка авторитетов либо продажных милиционеров, прокурорских работников, судей…

– Какие-то громкие дела у вас были?

– Большей частью их у нас забирали.

– Кто забирал?

– Ну… некоторым лицам не нужно было выносить сор из избы. И дела закрывались, списывались в архив.

– До какого звания вы дослужились?

– Начинал с лейтенанта, закончил капитаном. Потом перешел в уголовный розыск и получил майора.

– За что же вас посадили?

– Познакомился с одним коммерсантом. Одна, другая, третья встреча, а потом он как-то пожаловался, что один человек в Москве мешает ему товар закупать. И оказалось, что этого человека я знал еще по 1986 году, когда работал в 7-м отделе. Я решил помочь коммерсанту – договориться с тем человеком, чтобы тот содействовал поставкам товара. Это были продукты питания, плюс всякие «Сникерсы»… В принципе, я бы с ним договорился. Дело в том, что у них произошли трения, а когда я поехал в Москву, меня уже там ждали как… наемного киллера! А не как человека, который поехал на разговоры. И когда меня уже задержали, то оперативники рассказали мне, что же получилось в действительности. Оказалось, этот омский коммерсант, чтобы закрыть возникшую проблему, нанял двух пацанов-отморозков, которым предложил поехать в Москву и шлепнуть того человека. Они когда в Москву приехали и узнали уровень того человека, они просто перепугались и вернулись обратно. А меня уже потом выставили в качестве… живца, можно так сказать. В качестве киллера. Там меня уже ждали. Я это понял по их поведению.

– Интересно, кто вас там мог ждать. Кто вообще об этом мог знать?

– В том-то и дело. Я пока сижу здесь, я не знаю. Я сюда заехал просто по недоразумению. Вот если бы у меня было командировочное удостоверение и табельный «ствол», то у меня была бы чистая самооборона. Это мне потом следователь сказал. Если рассказывать по порядку, произошло вот что. Когда я приехал в Москву, подошел к офису, понял по обстановке, что меня там ждут. Сразу насторожился: почему, с какой целью? Я нашел на улице телефонный автомат и позвонил этому коммерсанту. Он мне отвечает: «Зайди в офис». Я сразу понял, что это ловушка. Но все-таки решил дождаться этого коммерсанта – у него кличка «Сухан» – в Москве очень знаменитая личность, он финансист, ворочает большими деньгами. В криминальном мире он как вор в законе считается. А потом получилось так, что мне сели на хвост его, видимо, пацаны. Ну а я все-таки не зря в милиции работал, быстро сбросил их с «хвоста». Уходить сразу не стал из Москвы. То есть не десятого, не одиннадцатого поехал, а поехал именно двенадцатого. Видимо, у меня хороший ангел-хранитель… Потому что если бы я поехал десятого или одиннадцатого, я бы нарвался на их засаду. А так получилось, что когда я поехал двенадцатого, то нарвался только на милицейский патруль. Правда, сначала непонятно было, кто это. Я потом следователю объяснял, что если бы я знал, что это милиционеры, я бы сдал обе «пушки». В худшем случае меня осудили бы на два года за незаконное хранение оружия, а в лучшем случае – выгнали бы из милиции. А следователь отвечал: «Нет, ты специально решил убить милиционеров». Оказалось, что эти милиционеры буквально накануне получили новую машину, еще не успели ее оборудовать. Я ехал из Москвы в Омск, сидел на месте пассажира. Водителя я нанял еще в Омске на рейс в оба конца. И вот нас пытались остановить… Было непонятно, кто сидел в той машине. В принципе, такая же «девятка» как у нас. Она остановилась перед нами… В словаре Ожегова есть понятие «камуфляж», то есть когда человек хочет скрыть свою сущность, он меняет облик. Один был в форме ГАИ, другой – в форме ППС. Я это расценил как камуфляж. Один из них подошел ко мне, и я понял, что он пьяный. Сам я не пью, поэтому пьяных распознаю очень быстро. Я показал ему свое удостоверение. А потом понеслось… Он достает «ствол», и я понял, что он решил меня убить. Я был уверен, что эти двое – из охраны того коммерсанта. Все было против них: машина без мигалок, камуфляж, пьяный вид… У него не было даже жетона на груди! Как я мог определить, кто это? Он даже не показал свое удостоверение, а сразу выхватил пистолет. Я первым выстрелил на упреждение – ему в руку, чтобы выбить пистолет. Его напарнику пуля тоже попала в руку. После всего этого я просто уехал бы – не хотел ввязываться. Но уехать не получилось. Началась перестрелка. Получилось так, что я убил одного и ранил второго. Самого меня тоже ранили… Пуля до сих пор торчит в голове. Принимавший меня хирург не стал брать на себя ответственность и вытаскивать пулю, он пояснил: если ее начать шевелить, она заденет кору головного мозга.

– Если вы ехали в Москву «просто поговорить», зачем же брали с собой оружие? Кстати, вы упомянули про два пистолета.

– Да, оба незарегистрированных. Зачем брал с собой? Дорога дальняя, в пути неизвестно кого можно встретить…

– Водитель был ваш знакомый?

– Нет, просто нанятый. Естественно, за вознаграждение. Вроде командировочных.

– Один пистолет – понятно, ну а второй зачем был нужен?

– Я купил его перед самой поездкой, не хотел оставлять дома. Потому что торговец, который продавал оружие, он продавал сразу оба пистолета. И цена за два пистолета была невысокой. Я и купил сразу два.

– Это уже уголовная статья: незаконное приобретение и хранение огнестрельного оружия.

– Жизнь такая…

– Вы же были сотрудником правоохранительной системы, оперативным работником. Хорошо знали, на что шли.

– Да, знал. Но государство у нас такое, что не защищает.

– Зачем вы связались с тем коммерсантом в Омске? Хотели подработать?

– Почему бы и нет.

– Что вам обещали за поездку в Москву?

– Гонорар. Но в том случае, если бы я смог договориться там, в Москве.

– С какими мыслями вы возвращались в Омск? Что бы сказали своему приятелю-коммерсанту, чье задание не удалось выполнить?

– Он боялся моего возвращения. Это я понял уже из разговоров с операми, которые меня задержали. Видимо, он сильно меня подставил… Следователь тоже не хотел разбираться, кто прав, а кто виноват. Я предлагал провести следственный эксперимент с целью выяснить, мог ли я понять, что это были сотрудники милиции, а не бандиты, как я думал. Следователь отказался. Хотя экспертиза подтвердила, что один из них был пьян. На суде родственники убитого пояснили, что в тот день он болел и с утра принял лекарства. Словом, я не знаю, кто стоял за этим делом… Все были против меня. Вы когда-нибудь получали нокаут? Сильный удар в голову, перед глазами – круги… Я был никакой, когда в меня угодила пуля. Я отлетел от машины на полтора метра. И потерял сознание. Потом я узнал, что моего водителя тоже зацепило. Нас обоих отвезли в больницу… Поэтому я утверждаю, что если бы провели следственный эксперимент, все обвинения с меня сняли бы. У меня была самооборона. И я был уверен, что это бандиты. После суда я написал заявление, что не согласен с приговором. Но куда там, это же Россия… Сами знаете, чего толку-то. Сначала следователь, а потом судья построили систему доказательств на своих личных убеждениях, мол, я специально совершил убийство. Мою просьбу провести следственный эксперимент отклонили на том основании, что в этом, дескать, нет необходимости. Хотя у меня был свидетель – водитель автобуса, что проезжал мимо в тот момент. Он видел в руке милиционера пистолет, о чем рассказал на суде. Я сам оперативник, почти двадцатку отработал в системе – как я должен был отреагировать? Защищаться! Я потом всем это говорил, и в итоге всем это было, извините за грубое выражение, по барабану. Я говорил: на меня был направлен пистолет! И слышал в ответ равнодушное: «Ну и что». Меня просто не хотели понимать. Я даже не знаю, почему мне дали такой большой срок: двадцать пять лет. В моем личном деле – две полосы. И кто за этим стоит, я не знаю. Догадываюсь только…

– Что значит – две полосы?

– 12 марта 1997 года произошло это ЧП. 17 марта меня привезли во Владимир, допрашивали. Туда же приехал мой начальник, во Владимир, с кем-то встречался. Когда он уехал, на моем личном деле появились две полосы – они означали: усилить за мной контроль. Такие полосы рисуют для сотрудников тюрем и колоний, чтобы они сразу обратили внимание на данное личное дело и отложили его в отдельное место. Одна полоса означает – склонен к побегу, опасен при нападении, другая – склонен к суициду. Откуда взялся этот суицид, даже не представляю. Никогда в мыслях подобного не было. Лично я по жизни оптимист. Кто-то заинтересован был дать широкую огласку моему делу, потому что обо мне уже в двух книгах писали. Первая книга называется «Тюрьма и зона», вышла она в октябре 1997 года. А вторую книгу мне принесли в начале февраля 1999 года, называется «Милиция и беспредел». В одной из книг меня описывают как киллера. И даже не российского, а чуть ли не мирового масштаба. Якобы я мог выезжать даже за рубеж. Да я нормальный человек! Не душегуб, как хотелось бы кому-то меня представить. И сплю я спокойно… Да, я защищался. Даже если животное загнать в угол, оно тоже будет сопротивляться. У меня в 1994 году была ситуация, когда бандиты решили забрать мою машину. В тот момент у меня был табельный пистолет. Одного я сразу убил, а второго тяжело ранил. Всего же их было пять человек. Было заведено уголовное дело, меня признали потерпевшим. Потому что я защищался. Точно такая же ситуация была и на этот раз. Я снова защищался, думая, что на меня напали бандиты. И если они оказались не бандитами, а милиционерами, то это их проблема, а не моя. Потому что в роли милиционеров они были просто неубедительны!

– Зачем вы вообще связались с тем коммерсантом, в Омске? Ведь известно: где крутятся большие деньги, там не обходится без криминала. Как сотрудник милиции вы должны были об этом знать.

– Если бы в милиции платили нормальные деньги, лично я никуда бы не сунулся. Когда по два-три месяца нам не платили, а нужно было крутиться-вертеться… У меня семья, две дочери.

– Жена знала, куда и зачем вы поехали?

– Нет. Я не привык ни с кем обсуждать свои планы. Жене сказал только, что поехал по делам в командировку на несколько дней.

– Когда вас арестовали, она приходила на свидания?

– Конечно.

– Какой была ее реакция на то, что вы совершили?

– Ее не интересовал этот вопрос. Мой характер она прекрасно знала. И она знала также, что я грязным делом не займусь.

– В ходе уголовного дела возникал вопрос, что в Москву вас направляли якобы для убийства?

– Да, возникал. Из Владимира меня повезли в Омск – именно для расследования этой версии. В Омске было отказано в возбуждении уголовного дела по данной версии, ввиду того что она не подтвердилась. И в приговоре об этом не упоминается. Откуда взялись неподтвержденные «факты» в названной книге, мне неизвестно.

– Есть выражение: «зона учит». Чему лично вас научила зона?

– Только надев вот эту черную робу, я стал по-настоящему разбираться в психологии людей. Представьте, что я – отработавший двадцать лет в спецслужбе! – только в колонии научился нормально разговаривать с людьми. Я вот прошел сейчас эту школу – тюремную школу – и если бы меня после всего этого вернули обратно в уголовный розыск, это было бы прекрасно. Почему? Потому что я знаю теперь об этой системе все: начиная с низов, с камеры в СИЗО, и кончая зоной. Как здесь работают со спецконтингентом – вот что я знаю! Большая скученность людей, характеры разные – у одного взрывной, у другого поспокойнее. Самое главное, что все здесь понимают – конфликты в зоне никому не нужны. Потому что сидеть здесь предстоит очень долго и нужно сидеть так, чтобы не расходовать собственные нервы. А для того чтобы не расходовать нервы, нужно думать. А для того чтобы думать, нужно… черпать информацию. Откуда? Отсюда же. Начинаю приглядываться, кто как себя ведет, как разговаривает, и уже подбираю ту или иную интонацию к человеку. Одно слово можно повторить с разной интонацией. Поэтому приходится постоянно себя контролировать: с кем говоришь, о чем говоришь, как говоришь. Бывает так, что человек не воспринимает быструю речь, ему что-нибудь скажешь – он не поймет. Тогда говоришь более внятно и медленнее. Случается, кому-то помогаю. Решать их психологические проблемы. Чтобы избежать конфликтов… У нас в отряде большие срока – до 25 лет. Сидеть долго, поэтому мы думаем, как избегать конфликтов. Потому что мы не знаем, что будет завтра. По-иному ведут себя те, у кого маленький срок. Он каждые сутки пересчитывает, сколько ему остается дней до свободы. Ему хочется побыстрее, он «гоняет», поэтому психует. А когда каждый день считаешь, это выбивает из колеи. Поэтому в зоне нужно себя чем-то занимать. Читать, изучать… Когда я в первый раз перешагнул порог камеры, это был для меня совершенно чужой мир. Свой 42-й год рождения я встретил в тюрьме. Это было чем-то вроде смены рубежа… Правильно говорят, что у каждого человека есть своя карма, что все в этом мире предопределено. В колонии я увлекся изучением астрологии. И здесь научился делать астрологические квадраты на людей, то есть выявлять, на что этот человек способен. Нужную литературу я беру у других осужденных, тех, кто этим тоже занимается. Еще я увлекся магией… В колонии, где много людей с темным прошлым, витает в воздухе отрицательная энергия. Физически ощущаешь тяжелую атмосферу. Некоторые осужденные научились себя подпитывать энергией от других людей. Я встречал таких… с ним неприятно разговаривать, хочешь уйти, а он так и лезет на разговор – это он забирает вашу энергию.

– В обмороки после таких разговоров никто не падал?

– Нет, не падал. Вроде.

– Есть понятие о том, что все мы ходим под Богом: каждому воздастся по его деяниям. И если человек совершил неблаговидный поступок, то рано или поздно это аукнется на его судьбе. Например, кошмарные сны замучают. Такое бывало в зоне?

– В верхах власти воруют эшелонами – и кошмары их не мучают! Вы помните, как в конце 1999-го – начале 2000 года хотели снять с депутатов и судей неприкосновенность. Они закричали: «Караул!» Потому что хорошо понимали, что сорок процентов из них сразу пересажают. Вы знаете, за что… Потому что к рукам прилипает. Маленький чиновник берет немного, а судья – много. С каждого дела он хочет «заработать» хороший кусок. В нашей колонии есть бывшие представители почти всех силовых структур. Нет только судей! Случайность? Крупных чинов у нас тоже нет, такие всегда откупаются… Хотя я считаю, что в нашей стране именно судейский и прокурорский аппараты самые коррумпированные. Это я вам могу доказать из собственного опыта, когда еще работал в милиции и пытался раскрутить несколько крупных дел. Например, у нас появилась магнитофонная запись беседы преступного авторитета с прокурором одного из районов, где первый спрашивал совета у последнего. А потом к нам приехали из управления, и кассету забрали. Ну как это расценивать? И так происходило довольно часто.

Я помогаю людям, пытаюсь помогать… Вот один осужденный стал резко худеть, за месяц сбросил пятнадцать килограмм. Я снял с него сглаз, и он опять вошел в привычную колею жизни, поправился. Но чтобы снять сглаз, нужны особые условия. Во-первых, нужны необходимые атрибуты: это свеча и шерстяная нитка. А во-вторых, не в каждом помещении можно снимать сглаз. В отряде, например, категорически нельзя. Почему? Да потому что в помещении отряда слишком много отрицательной энергии. Мешают другие осужденные, которые находятся рядом. Поэтому приходится искать возможность уединения.

– Где же в колонии можно уединиться?

– Ну, скажем… в кабинете начальника отряда.

– И снимать сглаз под присмотром того же начальника отряда?

– Отвечу так: история об этом умалчивает…

– Вам жалко время, которое проходит здесь, в колонии?

– Мне сидеть еще долго-долго-долго… За это время я успею изучить и освоить все то, до чего не доходили руки в прошлом. А жалею я в этой жизни только об одном: у меня две дочери и они растут без отца… Когда я уезжал в Москву, младшей только исполнилось четыре года, а старшей было восемь лет. Пока я сижу в колонии, младшая пошла в школу, научилась писать, и теперь шлет мне письма. Значит, помнит…

– О чем больше всего мечтаете, сидя в колонии?

– Когда освобожусь, поеду туда, где вольно дышится. Куда-нибудь на природу, где озера и водопады.

– Что, сразу – на природу?

– Почему сразу? Жизнь меня научила: сначала обдумай, а потом шагай. Если запрограммировать себя на что-то, это плохо. Потому что планы через день-два могут поменяться, а программа, которую вы заложили раньше, она сработает. Помимо вашей воли. Поэтому нужно не программировать себя, а думать. Шаг сделал – а вдруг там яма?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.