Заклятие превидизма
Заклятие превидизма
Статья написана в июле 1996 г.
1
Я давно уже заметил, что степень точности выдумок в беллетристике может быть существенно независимой от точности предвидения вообще. Иначе говоря, удачные предсказания могут прятаться в неудачных с литературной точки зрения произведениях (et vice versa [И наоборот (лат.)]). Можно легко привести пару конкретных примеров. В «красной утопии», каковой является написанное мной «Магелланово облако», которое я, кстати, не разрешаю переиздавать ни в Польше, ни за ее границами (поскольку это «утопия коммунизма» [Станислав Лем все-таки разрешил переиздать «Магелланово облако», но только в России (1995, 1997 гг.), причем был наконец-то сделан полный перевод романа. А японцам, например, отказал, ибо (из интервью «Общей газете», номер от 20.01.2000 г.) «Япония не знала коммунистического режима, и если мой роман обратит в коммунизм хотя бы одного-единственного японца, мне суждено гореть в аду»]), можно найти по крайней мере два вида прогнозов, реализованных в последующие сорок лет. То, что сейчас называется data base и является основным информационным ресурсом, предназначенным для различных экспертов или «сетевиков» (я имею в виду Интернет), в «Магеллановом облаке» я назвал трионами. Это можно легко проверить, раскрыв книгу [См. врезку]. А так называемая видеопластика из «Облака» — это предвосхищение виртуальной реальности: мои астронавты, хоть и живут в замкнутом космическом корабле, могут испытывать ощущения, будто находятся в джунглях, на море и т. д. А в еще более соцреалистическом рассказе «Топольны и Чвартек» [1955 г., на русский язык не переводился], вышедшем в сборнике «Сезам» [Первое издание (в двух томах) увидело свет в 1968 г., впоследствии изменялось и дополнялось. В полном объеме на русском языке не издавалось.], полном и других столь же скверных новелл, из-за чего я не соглашаюсь переиздавать и их, говорится о сверхтяжелых элементах трансурановой группы, а также о методе, с помощью которого через нуклиды, более тяжелые, нежели уран и торий, но распадающиеся с огромной скоростью, то есть неустойчивые, можно «перескочить» к таким элементам, которые, будучи синтезированными, оказываются устойчивыми, поскольку их ядра не подвергаются самопроизвольному распаду: так вот, повторяю, рассказ убогий, но о таких элементах, как о цели ядерного синтеза, теперь уже говорят физики.
С такого рода прогнозами, которые иногда являются существенной частью фабульного скелета беллетристического повествования, я оказался в затруднительном положении, когда писал «Философию случайности»6, книгу о теории литературы. А трудно мне было прежде всего потому, что непонятно, стоит ли (а если стоит, то как) оценивать внехудожественные, а значит, и внелитературные достоинства удачных предвидений, размещенных в неудачном, а точнее, плохом произведении. Ведь если выдается просто «обычный прогноз», лишенный претензий, свойственных «художественной литературе», то при его оценке нет никаких препятствий и закавык: или футурологическая гипотеза оказывается точной (хотя бы наполовину), или же она попросту ничего не стоит. Однако неизвестно, является ли прогностический вклад в литературное произведение отдельной ценностью, совершенно или частично независимой от художественного качества, или же это вообще не так. Эту проблему можно, конечно, расширить таким образом: будем ли мы считать, что произведение (главным образом, SF) имеет прогностическую или познавательную (эпистемологическую) ценность, или нет. Здесь следует заметить (в некоторой степени отступив от темы и едва ли не с диверсионными целями), что точные науки довольно широким фронтом вошли нынче в такое фазовое пространство, что провозглашаемые в них новейшие гипотезы часто все меньше подвержены (или вообще не подвержены) экспериментальной проверке («CORROBORATION» в смысле Поппера [Карл Поппер (Karl Popper, 1902-94) — мыслитель-философ, занимался проблемами научного познания и методологии науки. Разработал концепцию корроборации (corroboration — подтверждение [англ.]) как метода рациональной оценки предпочтительности одной теории другой. Добавим, что в романе Станислава Лема «Осмотр на месте» главный герой Ийон Тихий при помощи компьютера с персонализирующей приставкой, благодаря которой различные личности экстрагировались из собраний их сочинений, во время космического полета проводил досуг в беседах с интересными ему людьми, в том числе и с Карлом Поппером.]), а потому как бы начинают приближаться к областям, до сих пор находившимся в компетенции исключительно SCIENCE FICTION. Не говорю, что это хорошо, и не утверждаю, что это плохо: и вообще это не я обнаружил данную тенденцию (в «Odra» я писал об этом [В №9/1996.], ссылаясь на американца Хогана (Hogan), одного из редакторов «Scientific American», журнала, который никогда никакой беллетристики, ни фантастической, ни нефантастической, не печатает). Это проблема одновременно имеет характер как познавательный, так и философский — из области философии науки или ненормативных эстетик. Пока что я попросту не знаю ответа на этот вопрос, ибо когда мы имеем дело с плохим произведением, содержащим исполнившуюся прогностическую начинку, это примерно то же самое, как если бы мы взяли в руки сгнивший фрукт, который нельзя употреблять в пищу, в то же время содержащий в себе косточку, в которой скрыто отборное зернышко.
2
Одна ученая дама, американская критикесса, в опубликованной рецензии на произведения Лема заметила сходство концепции, на которой основана книга лауреата Нобелевской премии Ж. Моно (J. Monod) «Hazard et necessitй» («Случай и необходимость»), и концепции, на которой основаны многие мои творения. Сочтя, однако, что все-таки нельзя сравнить Лема с французским лауреатом, дама поспешно добавила, что сходство в обоих случаях столь гомологически построенных конъектур (в некоторой степени на них и тут, и там опирается весь костяк современной теории естественной эволюции жизни на Земле, и немалый вклад в эти построения сделал также И. Пригожин) не может быть результатом акцидентального [От accidentis (лат.) — случайность] параллелизма в мышлении Моно и какого-то Лема. Ad hoc [Кстати (лат.)], затем она выдвинула дополнительное предположение, что Лем перед написанием своих книг (avant la lettre [До публикации (фр.)]) познакомился со статьями, публиковавшимися Моно во французской научной прессе, или же Лем был вдохновлен перепиской с самим Моно. Все это было бы для меня необычайной, а может, и чрезмерной честью: ничего я не читал ни в прессе, ни в письмах, а попросту измыслил то, что измыслил.
3
Я прекрасно понимаю, что моя меткость прогнозирования может и даже должна особенно нервировать или раздражать критиков из числа гуманитариев, коим обычно не хватает компетенции в конкретной области, доступного библиографического описания которой, когда публикуются мои вещи, вообще не существует в мире. Что же касается ученых, о них мне известно меньше, а потому я не буду пока забираться на их территорию. Во всяком случае, после фантоматики (virtual reality) и после Интернета появились первые, но все же реальные вестники совершенно особого явления, которое коротко и предварительно я назову эволюцией саморепродуцирующихся, чисто информационных (пока цифровых) внутрикомпьютерных систем, — или, говоря на современном сленге, в Cyberspace возникли программы, способные к репродуцированию, затем к самостоятельному размножению; следующий же этап, находящийся еще в зачаточном состоянии, это внутрикомпьютерная эволюция — не только и не столько цифровая имитация естественной биологической эволюции, сколько ее информационное развитие, возникающее в Cyberspace, причем неизвестно ни как оно возникает, ни куда идет. О том, что в моих книгах предвещало Интернет, можно было прочитать еще в первом «предисловии Голема» (опубликовано в сборнике «Мнимая величина» в 1973 году [Первое издание на русском языке — «Лем С., Голем XIV», в книге «Сборник научной фантастики. Выпуск 23». — М.: «Знание», 1980, с.132-187.]). На 108-й странице этого издания имеется фрагмент, который я процитирую дословно:
«До этих пор каждое следующее поколение компьютеров конструировалось реально; идея создания новых образцов с огромной — тысячекратно более высокой! — скоростью, хотя и была известна, не могла быть осуществлена; тогдашние компьютеры не обладали достаточной вместимостью, чтобы стать „матками“, или „искусственной средой“, эволюции Разума. Положение изменилось с появлением Федеральной информационной сети. Разработка следующих шестидесяти пяти поколений заняла всего десятилетие. Федеральная сеть… производила на свет один искусственный вид Разума за другим; это потомство ускоренного компьютерогенеза созревало в виде символов, то есть нематериальных структур, впечатанных в информационный субстрат, в „питательную среду“ Сети». Конец цитаты.
Врезка: «Магелланово облако»
«Магелланово облако»Фрагмент из главы «Трионы».
…всемирное совещание ведущих специалистов ввело совершенно новый способ хранения человеческой мысли. Для этого были использованы открытые уже давно, но применявшиеся только в технике трионы: маленькие кристаллы кварца, структуру которых можно постоянно изменять, воздействуя на них электрическим током. Кристаллик этот, не больше песчинки по размеру, может разместить в себе столько же информации, сколько ее содержалось в старых энциклопедиях. Реформа эта не ограничилась изменением одного лишь способа записи. Важнее всего был качественно новый способ пользования трионами. Была создана единая для всего земного шара трионовая библиотека, в которой, начиная с этого времени, должны были храниться все без исключения плоды умственной деятельности человека… Эта грандиозная сокровищница творений человеческого интеллекта оснащена так, что позволяет каждому землянину пользоваться любой имеющейся в каждом из миллиардов кристалликов информацией, и все это при помощи очень простого радиотелевизионного устройства. Мы пользуемся им сегодня, совершенно не думая о точности и мощности этой гигантской невидимой сети, опоясавшей планету. Откуда угодно, будь вы в Австралии, в своем рабочем кабинете, или в лунной обсерватории, или в самолете, — сколько раз любой из нас доставал карманный приемничек, вызывал центральный пульт трионовой библиотеки, заказывал понадобившийся ему материал, чтобы через секунду увидеть его перед собой на экране телевизора. Никто не задумывается над тем, что благодаря совершенному оборудованию каждым трионом может одновременно пользоваться неограниченное число абонентов, ни в малейшей степени не мешая при этом друг другу… В трионе можно закрепить не только световые изображения, перестраивающие его кристаллическую структуру: страницы книг, фотографии, всякого рода карты, рисунки, чертежи и таблицы — одним словом, все, что может восприниматься визуально, что доступно взору человека. Трион с тем же успехом может увековечить звуки, а стало быть, и человеческий голос и музыку; существует способ «записи запахов»; короче говоря, все, что доступно органам чувств и интеллекту, может быть зафиксировано, сохранено в трионе и предоставлено по требованию абонента… Любой существующий предмет сегодня можно, как говорится, «иметь по триону», то есть при посредничестве соответствующего триона
Перевели с польского Л. Яковлев, Т. Агапкина
Цитата дана по первому полному изданию на русском языке Лем С., собр. соч., т.11 (дополнительный). — М.: «Текст», 1995, с.128-129, 131. Написано в 1953 (!) году.
4
Что же такое произошло, что я осмеливаюсь болтать об очередной возникающей реализации моего все же «научно-фантастического» прогноза? А произошло то, о чем, например, сообщает «New Scientist» от 18 июля текущего года в статье «A Life in Silicon» [Жизнь в кремнии (англ.)]. Речь там идет о коллективе, который называется Tierra Working Group, с Томасом Реем (Thomas Ray) во главе, а задача, которую этот коллектив себе поставил, описывается словами: «Last month, an evolutionary biologist working with group of computer scientists created an universe» [За последний месяц ученый-дарвинист, работающий с группой ученых-компьютерщиков, создал вселенную (англ.)]. Это не белковая и не основанная на атомах углерода вселенная, а «большая, пустая экосистема», которая не смогла бы разместиться ни в одном, даже самом большом параллельном компьютере, для которой «местом рождения» является Cyberspace в сетях Интернета. Еще в 1990 году Том Рей, биолог, научившийся программировать, сконструировал «an universe of small creatures that evolved with astonishing diversity, and developed parasites, immunities and even social interaction» [Вселенная малых существ, которые эволюционируют с изумительным разнообразием, в которой наблюдаются паразиты, иммунитеты и даже социальное взаимодействие (англ.)]. О чем «New Scientist» писал еще 22 февраля 1992 года на стр. 36 в статье «Life and Death in a Digital World» [Жизнь и смерть в цифровом мире (англ.)], но я тогда сидел тихо, поскольку меня самого терзало ощущение, что предвидение с такой эффективностью как-то плохо пахнет и натравит на меня различных комендантов отечественной критики. Но как раз в то время в Германии в Эссенском университете вышла книга философа науки «LEM’S Golem», а в издательстве «Suhrkamp» вышел труд «Entdeckung der Virtualitдt» [Открытие виртуальности] другого автора: я уже не мог дальше прятаться в кустах со своими прогнозами, хотя было бы лучше не высовываться.
В настоящее время возможности дальнейшего развития цифровой эволюции существенно возросли и ускорились, потому что — как снова сообщает «New Scientist» — Т. Рей понял, что связанные Интернетом тысячи, миллионы компьютеров могут предоставить «достаточно большую, объемную и разнородную вселенную», чтобы информационные создания могли в ней эволюционировать. Речь идет о создании численных аналогов of variation and competition — разнообразия и конкуренции, двойного движителя эволюции. Чтобы идти дальше (естественно, не до какого-то «Голема», но все-таки до элементарных «фальсификатов молекулярной жизни»), программа, названная TIERRA, действует как созданный на языке программирования С «виртуальный компьютер» внутри «компьютера-хозяина». Таким образом, как выразился Джо Флауэр (Joe Flower), руководитель The Change Project из Калифорнии (автор статьи в «New Scientist»), «первородный кремниевый бульон» отделен от нормальной работы «компьютера-хозяина». Слава Богу, здесь я добрался уже до «виртуального компьютера» и оказался в самом начале того пути, который на далеком горизонте довел мое сочинение до «Голема».
Следует заметить, что информационная эволюция на сегодняшнем начальном этапе не является материальной эволюцией, скажем, молекулярно-химической. Нет внутри Cyberspace ничего, кроме нулей и единиц; из них, как из кодонов, построены «системы». Что-то подобное описанному в моем (увы, увы!) тексте из другой книги «Бессонница» — «Не буду прислуживать» [1971 г., первая публикация на русском языке — в книге Лем С., собр. соч., т.10. — М.: «Текст», 1995, с.297-324.], в которой речь идет о «математически созданных Существах, подслушиванием которых во время их теологических дискуссий» занимается мой фиктивный герой, профессор Добб. «Command performance» [Последовательность команд (англ.)] любой из эволюционных программ Tierr‘ы можно найти в специальной литературе. В конфигурационном безразмерном, а значит, не метрическом, а скорее топологическом (алгебраически: топология является абстрактным дериватом геометрии, алгебра же может быть дериватом — эквивалентом — определенных разновидностей топологии) пространстве возникают «маленькие индивидуальные программы», что-то вроде «простейших», у которых в соответствии с командами осуществляются мутации — путем случайного перемешивания единиц и нулей или даже перемещения, «перетрансплантации» одной части «создания» в другую. Благодаря этому возникает разнообразие — первый из двух «движителей» эволюции. Большинство мутаций не приносит никаких существенных различий. Однако некоторые дают новые эффекты. Таким образом могут возникать копии «простейших», или их реплики, такие же или и не такие. Когда весь объем «хозяйского пространства» заполнен, система включает «жнеца» (reaper), который «убивает» самые старшие создания или полные «ошибок»: таким образом освобождается пространство для «новорожденных» программ, таким образом на сцене появляется конкуренция. Теперь для эволюции имеются «оба необходимых движителя», и она может идти дальше, куда — пока еще неизвестно, поскольку это даже не уровень прокариотов, а как бы более ранний, и наверняка это еще никакая не «биоэволюция», а «только» ее «информационная тень», ее чисто цифровая разновидность.
5
В этом месте в статье появляются слова: «Through the Tierra operating system the human operators have Godlike control». Благодаря операционной системе Tierra человек-оператор получает возможность управления, возможность выступать в роли Бога-Творца. Подобные слова можно найти в «Не буду прислуживать» из «Бессонницы», но звучат они там следующим образом (программы в моем рассказе называются «ВААЛ-66», «КРЕАН-IV», «ЯХВЕ-09»):
«Сначала в машинную память вводят минимальный набор данных, то есть — если прибегнуть к языку, понятному непосвященным, — заряжают ее „математическим материалом“, который становится зародышем жизненного универсума будущих „персоноидов“. Существа, которые явятся в этот машинный и цифровой мир, которые будут существовать в нем и только в нем, мы уже умеем помещать в окружение с бесконечностными характеристиками. Они не ощутят себя узниками в физическом смысле: у этого окружения не будет с их точки зрения никаких границ. Из всех его измерений лишь одно весьма близко к тому, что знакомо и нам; это — ход (протекание) времени. Но это время не тождественно нашему: скорость его протекания свободно регулируется экспериментатором. Обычно она максимальна на вступительной стадии (стадии „пуска миротворения“); наши минуты здесь соответствуют целым эонам, во время которых сменяют друг друга фазы преобразования и кристаллизации искусственного космоса. Этот Космос — совершенно беспространственный; различные его измерения носят чисто математический, то есть, с объективной точки зрения, как бы „вымышленный“ характер. Измерения эти суть следствие аксиоматических решений программиста, и от него зависит, сколько их будет. Если, например, он выберет десятимерность, то получится мир с совершенно иной структурой, чем мир всего лишь с шестью измерениями; следует, пожалуй, подчеркнуть еще раз, что они не имеют ничего общего с измерениями физического пространства, а представляют собой абстрактные, логически правомерные конструкты, которыми пользуется математическая системная демиургия. „Мир, возникший таким образом“, сконструирован из математических элементов (воплощенных, разумеется, в обычных, чисто физических объектах: реле, транзисторах, контурах — короче, во всей огромной сети цифровой машины)».
Я вынужден закончить цитирование, поскольку, так или иначе, от того, что уже существует реально — от программы Tierra и ее «числовых созданий» — путь до «Голема» неслыханно долог, однако направление на старте сейчас выбрано именно то.
6
О расстоянии, отделяющем «простейшие» программы Tierra от каких-либо созданий, сложностью строения и псевдожизненными функциями хоть немного напоминающих биологические существа, свидетельствует хотя бы такой вот результат общих, глобальных работ современной генетики.
Детально расшифрована структура наследственности ДРОЖЖЕЙ. Геном одной клетки дрожжей складывается из шести тысяч генов, а эти гены, в свою очередь, сложены из двенадцати миллионов и ста тысяч отдельных пар нуклеотидных оснований (соответствующие цифры для человека — впрочем, до сих пор неточные — составляют семьдесят тысяч генов и три миллиарда нуклеотидных кирпичиков). Дорога слишком далека, но в прогнозе развития биологии в XXI веке, написанном для Польской Академии наук (как раз перед тем, как в стране было объявлено военное положение [13.12.1981 г.]), я предвидел возможность создания внематематических аналогов эволюции, уже не «естественной эволюции», а такой, кормчим и конструктором которой будет человек, работающий в среде и с веществом «биологически мертвым» или «живым по-другому», то есть небелковом и не обязательно основанном на конструкциях, построенных из атомов углерода. Перемещения из литературы с физиономическими чертами фантастики в укромные складки совершенно реального прогресса биотехнологии и информатики являются своеобразными фактами, отпечатками которых действительно отмечено мое творчество, но не является это ни результатом моих специальных намерений при написании, ни даром небес, как я считаю, ни, наконец, случайными обстоятельствами, как, например, четыре точно розданные масти в руках четырех игроков в бридж после тщательного тасования колоды карт (и несмотря на нее). Попросту так сложилось, и кажется мне, что не стоит меня за такое положение вещей ни осуждать, ни особенно хвалить, потому что пишу я почти пятьдесят лет то, что пишу, не ad usum Delphini [Для наследника престола (дофина) (лат.)], а просто то, что меня интересует и представляется мне ДОСТОЙНЫМ НАПИСАНИЯ (но далеко не достойным превидистичных работ, поскольку ни на какое предвидение будущего никакими актами воли или пророческим вдохновением я не претендую).