Не нужно мне солнце чужое

Не нужно мне солнце чужое

Владимир Бунчиков (справа) и Владимир Нечаев

Владимир Бунчиков и Владимир Нечаев – для многих моих нынешних современников имена эти мало что значат. Даже и не знают многие, кто они были. Но спросите любого ветерана Великой Отечественной, спросите любого, кто работал тогда в тылу или хоть был мальчишкой военных лет, и наверняка услышите самые восторженные восклицания о талантливых исполнителях советских песен.

Рассказывая о них, невольно задумаешься о таком необыкновенном, поразительном, великом явлении, как советская песня и ее роли в культуре народа.

Кажется, французам принадлежит этот афоризм: «Когда говорят пушки, музы молчат». Нашей величайшей всенародной войной за Советскую Родину он полностью опровергнут, потому что вряд ли во всей человеческой истории найдется другое время, когда все виды искусств достигли бы такого подъема и все музы сражались бы вместе с народом. Музыка Прокофьева и Шостаковича, изобразительное искусство Кукрыниксов и студии Грекова, фильмы Эйзенштейна и Пудовкина, Пырьева и Александрова, театры Большой, Малый, Художественный, литература Шолохова, Алексея Толстого, Леонова, Эренбурга, Фадеева, Твардовского, Симонова – все встали в строй.

А у песни в этом боевом строю место было особое. Прежде всего потому, что народ наш без песни просто не может жить. Она нужна ему, как хлеб и даже больше хлеба, а уж в такую трудную годину особенно.

Слава композиторам, поэтам и певцам, которые дали своему народу столь желанную и столь необходимую, поистине жизненно необходимую, песню! Надо прямо сказать: она – среди важнейших факторов нашей Великой Победы.

Дочь Владимира Александровича Бунчикова – Галина Владимировна, с которой я познакомился недавно, рассказывая об отце, с особой гордостью заметила:

– А знаете, его имя вошло в фундаментальный том «Истории Великой Отечественной войны»! Подумать только, прославленные полководцы, бессмертные герои – и вместе с ними артист…

– Но это же совершенно справедливо! – ответил я. – А что значил голос Владимира Бунчикова в те военные и затем в первые послевоенные годы, могу свидетельствовать как слушатель и очевидец.

Рязанское село Можары. На столбе в центре, возле клуба – черная тарелка репродуктора. Из нее в 41-м мы узнали о начале войны. А потом я, школьник-первоклассник, отсюда же впервые услышал:

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой,

С фашистской силой темною,

С проклятою ордой!..

И всё перевернулось во мне. Это было нечто сверхъестественное, будто идущее с неба. Потрясающе сливались музыка, слова песни и голоса исполнителей, захватывая всецело и доставая, кажется, каждую клеточку в тебе, аж мороз по коже. А главное чувство – идти, сражаться с врагом, гнать его с нашей родной земли.

Рано было из первого класса на фронт, но под такие вот песни, поднимающие душу и дух, уезжали воевать более старшие сельские ребята. Мы же, чем могли, старались им помогать: изо всех сил работали в колхозе, собирали лекарственные травы и металлолом, писали письма и отправляли посыпки бойцам. И всех нас, остававшихся в тылу, соединяли с теми, кто воевал, удивительные, проникловенные песни, которые радио каждый день приносило и им, и нам, придавая вдохновение и новые силы.

Когда впервые услышал я имя и голос Владимира Бунчикова? Какая это была песня? Не берусь точно сказать. Может быть, я оказался вместе с ним «В землянке», когда под задумчивый перебор солдатской гармони, на фоне трепещущих отблесков огня, бьющегося в тесной печурке, повел он негромкий рассказ о несдающемся чувстве любви на войне – «в белоснежных полях под Москвой». Или, может, встреча эта первая была «В лесу прифронтовом», когда «с берез, неслышен, невесом, слетает желтый лист». А может, он пел «Прощайте, скалистые горы» – песню моряков Северного флота, выходящих «в открытое море, в суровый и дальний поход», под грозный шум волн и под свинцово нависшим небом, но с твердой верой в победу.

Если же это был «Вечер на рейде» – лирический вечер прощания военных моряков с Ленинградом перед уходом в бой, то, значит, я сразу же услышал их обоих вместе – неразлучных далее на четверть века Владимира Бунчикова и Владимира Нечаева. Прекрасный дуэт, подаривший нам столько изумительных песен в неповторимом исполнении!

Если говорить профессионально, на языке музыковедческом, это был баритон Бунчикова и тенор Нечаева, отличительные особенности которых, в соединении и порознь, можно скрупулезно анализировать, разбирать, характеризовать. Но оставим такой разбор критикам-профессионалам для их исследований. Будем говорить о воздействии Бунчикова и Нечаева на так называемого массового слушателя – ведь не для музыковедов пели они. Каким же образом получалось, что песня в их исполнении сразу становилась любимой миллионами?

Самой любимой моей (и не только моей, конечно!) с первого раза, как только услышал, стала «Давно мы дома не были».

Я хорошо помню этот «первый раз». Конец зимы или начало весны. Видимо, наступала уже весна 45-го. День клонился к вечеру, но солнце еще ярко светило в окна нашего дома, и занят я был своими школьными заданиями. А радио в соседней комнате включено. Что-то там говорят, что-то читают, что-то поют. И вдруг…

Горит свечи огарочек,

Гремит недальний бой.

Налей, дружок, по чарочке,

По нашей фронтовой.

Много к тому времени я слышал замечательных песен военной поры, которые готов был слушать снова и снова, но тут вот эта, еще одна, какой-то невероятно пронзительной интонацией прошла до самого сердца и доверительно, мягко сжала его. Пели два солдата, далеко от Родины пели, с грустью-печалью и светлой надеждой:

Давно мы дома не были,

Шумит родная ель,

Как будто в сказке-небыли

За тридевять земель.

Вспомнили, как, наверное, часто бывало там, на фронте, дом родной и подруг.

Где елки осыпаются,

Где елочки стоят,

Который год красавицы

Гуляют без ребят.

Обычные вроде слова, поскольку пелось об этом действительно часто, но здесь ворвалась новая, еще не звучавшая ранее нота этой постоянной в военные годы темы:

Зачем им зорьки ранние,

Коль парни на войне,

В Германии, в Германии,

В проклятой стороне…

Потом, позже, из соображений политических «проклятую» заменят на «далекую». Но я все равно буду петь так, как услышал это впервые, содрогнувшись всем своим существом: «в проклятой стороне». Потому что она тогда для всех нас и была только такая – проклятая!.. А голоса двух солдат тут же перешли на самое желанное:

Лети, мечта солдатская,

К дивчине самой ласковой,

Напомни обо мне.

И потом повторили как заклинание: «Пусть помнит обо мне!»

Каждый из них обращал это к своей, единственной, а я так явственно, будто на экране, видел этот блиндаж, где в полумраке едва светится огарочек свечи и два усталых, измученных войной, донельзя истосковавшихся, но не сломленных человека, сохранивших, несмотря на всю выпавшую им кровь и грязь, в невероятной чистоте и нежности душу живу, поют о своей любви.

После я узнаю, что песню написали композитор Василий Соловьев-Седой и поэт Алексей Фатьянов. Гениальные стихи и гениальная музыка! Гениальные в том смысле, что трудно представить более точное выражение состояния души солдатской в тот момент – в момент идущей к исходу четвертого года военной страды.

Имена поэта и композитора, авторов этой великой песни, я узнаю позже, но еще двух ее соавторов (да, да, именно так!) узнал по задушевным их голосам, даже и не услышав объявления. Это были, конечно, они, хорошо мне уже знакомые и бесконечно любимые, каждый день ожидаемые и слышимые, – заслуженный артист республики Владимир Бунчиков и Владимир Нечаев.

И законными, полноправными соавторами скольких великих песен стали они, вдохнув в них свою душу и артистизм, свою искренность и талант, все свои неподдельные, истинные чувства!..

Поскольку телевидения тогда не было, я не мог видеть любимых артистов и только пытался представить, какие они. Увидел значительно позднее, уже после войны, когда приехал в Москву учиться. В то время «сборные» концерты с участием самых выдающихся исполнителей – эстрадных, оперных, драматических – проходили регулярно на многих площадках – от Колонного зала Дома союзов до сада «Эрмитаж» и по цене доступны были буквально всем. Здесь зрители встречались со Смирновым-Сокольским и Набатовым, Яроном и Хенкиным, в сценах из спектаклей выступали Рыжова и Турчанинова, Тарасова и Яншин, здесь пели Лемешев, Козловский, Давыдова, Максакова, Георгий Виноградов и, что бывало достаточно часто, Бунчиков и Нечаев.

– Накануне каждого концерта звонила администратор, – вспоминает Галина Владимировна Бунчикова, – и говорила: «Передайте папе, завтра форма одежды – фрак». Или: «Форма одежды – смокинг». Это была, по-моему, не просто форма одежды, а выражение высочайшего уважения к зрителям и слушателям, хотя в зале присутствовала вовсе не какая-то отборная, по-нынешнему говоря, «элита». Зрители и слушатели были разные – от министров до рабочих, но папа, как артист, с одинаковым уважением относился ко всем.

Да, как настоящий артист. Как советский артист.

Родился Владимир Бунчиков в Екатеринославе (Днепропетровске) в 1902-м. Семья большая, семеро человек, отец

– портной, мать вела домашнее хозяйство. А еще она хорошо пела, особенно украинские народные песни, которые Володю буквально завораживали. Он шел потом на берег Днепра, куда-нибудь на пустынное место и тоже их пел.

Незадолго до Первой мировой войны «в поисках лучшей доли» старший брат подался в Аргентину, забрав к себе потом постепенно и всю семью. Но он не уехал, несмотря на многочисленные приглашения и вызовы. И вот как Галина Владимировна объясняет это:

– Папа всегда говорил нам: «Человек должен умирать там, где он родился». Таков был его твердый принцип. Родину он любил не на словах, а очень глубоко, органично, и, думаю, недаром композитор Матвей Блантер, с которым он дружил, именно ему посвятил прекрасную свою песню на слова Михаила Исаковского «Летят перелетные птицы». Это была одна из самых любимых песен отца!

А я сразу вспоминаю спектакль «Ее друзья» по пьесе Виктора Розова, который с огромным успехом идёт в Театре Татьяны Дорониной. С какой пронзительной силой звучат там эта песня и неповторимый голос Владимира Бунчикова!

Летят перелетные птицы

Ушедшее лето искать,

Летят они в дальние страны,

А я не хочу улетать.

А я остаюся с тобою,

Родная навеки страна,

Не нужно мне солнце чужое,

Чужая земля не нужна.

Как же он стал певцом? Перебравшись к родственникам в Симферополь, устроился рабочим сцены в тамошний театр. Случались здесь незабываемые встречи. Обслуживал, например, гастроли самой Неждановой. Приносил цветы от поклонников Вере Холодной, за что получил от нее полтинник, на который смог купить себе добротные сандалии, сменив наконец до предела изношенные, дырявые башмаки. А во время Гражданской войны, когда город был под белыми, в театре выступал Александр Вертинский. Запомнилось, что после концерта к нему подошел офицер и, откозыряв, сказал:

– Вас приглашает спеть для него генерал Шкуро.

– Извините, но я очень устал, не могу.

– Приказы командующего не обсуждают!

И Вертинского увели. Спустя много лет, когда знаменитый артист вернулся на Родину, а Бунчиков тоже был уже известным артистом, в одном из концертов они встретились, и Владимир Александрович напомнил ему про тот эпизод.

– Да, было, было, – с грустью ответил Александр Николаевич.

А теперь – строки из воспоминаний Владимира Бунчикова:

«В театре шли музыкальные спектакли, и я непроизвольно запоминал и напевал вполголоса арии. Как-то, готовя сцену к репетициям, я подошел к неосвещенной рампе и… запел „Тройку“. Слышу аплодисменты. Думал, в темном зале никого нет, а там оказался помощник режиссера. „А что ты еще сможешь спеть?“ – „Вернись в Сорренто“. Спел. „А сколько тебе лет?“ – „Скоро шестнадцать“. – „Тебе еще рановато заниматься пением, но у тебя в голосе золото, береги его. И обязательно надо учиться“.

Он запомнил этот наказ. Голос берег – не пил, не курил, даже до пенсии не ел мороженого. А вот с учебой вышло так. Настало время идти в Красную Армию, и оказался он в родном Екатеринославе. Увлекся бурной общественной работой – в роте организовал творческую агитбригаду «Синяя блуза». И в одно из увольнений пришел к музыкальному техникуму. «Ноги сами меня принесли», – шутил потом.

Его согласились прослушать. Но… после первого же куплета серенады Дон Жуана остановили: «Спасибо». Что это значит? «Спасибо – „да“ или спасибо – „нет“? Полчаса томительного ожидания, а затем объявляют: „Зачислен“.

Но как же со службой это совместить? Придя в казарму, доложил начальству. Ожидал нагоняя за самовольство, а вместо этого его тепло поздравили: «Будете служить и учиться одновременно. Поможем!» И он был безмерно благодарен своим командирам – Ивану Григорьевичу Цыганкову и Александру Яковлевичу Калягину: ведь они дали ему таким образом путевку в большое искусство. С Александром Яковлевичем, который станет генерал-лейтенантом, дружба сохранится на всю оставшуюся жизнь.

Происшедшее можно было бы назвать просто счастливым стечением обстоятельств, удачным случаем, выпавшим в лотерею, если бы не просматривалась и здесь, и во всем дальнейшем пути советского артиста Владимира Бунчикова определенная логика советской жизни. Талант, и только талант, а не деньги или, допустим, какие-то «связи» открывал ему все новые и новые ступени любимого искусства.

Это была в Ленинграде художественная студия известного певца и педагога Владимира Касторского, а потом – занятия с не менее известным тенором Николаем Печковским. И Государственный музыкальный театр имени народного артиста республики В. И. Немировича-Данченко в Москве – под руководством самого Владимира Ивановича Немировича-Данченко, уже тогда признанного корифея русской и мировой сцены. Сбылась давняя мечта юного Бунчикова: он стал оперным артистом! А каким по уровню, об этом напомнил ему, «дорогому Володе», в своем поздравлении к 85-летию не кто-нибудь – Иван Семенович Козловский:

«… В „Травиате“ в постановке В. И. Немировича-Данченко партию Жермона Владимир Александрович Бунчиков исполнял по высокому камертону, создавая завершенный актерский образ. Во всяком случае я был свидетелем, когда Владимир Иванович Немирович-Данченко довольно поглаживал свою бородку: „Это ничего, это хорошо!“. А разве Нечаев и Бунчиков, – продолжал в том же письме великий певец, – их высокие музыкальные дуэты – это не эпоха?!»

Совершенно ясно: продолжи Бунчиков дальше свой путь артиста оперного и опереточного – ему был гарантирован большой успех, и Галина Владимировна, перечисляя спетые им за одиннадцать лет ведущие партии во многих спектаклях (а тут и «Риголетто», и «Чио-Чио-Сан», и «Евгений Онегин», и «Тихий Дон», и «Катерина Измайлова» да плюс оперетты – «Перикола», «Корневильские колокола», «Дочь Анго» и другие, где, кстати, выступал он поначалу вместе с юной Любовью Орловой), его дочь, как мне показалось, выразила сожаление, что этот его путь оборвался на рубеже 41-го и 42-го годов переходом во Всесоюзный радиокомитет.

Но я дочери артиста возразил. Напоминая оценку того же Козловского: дуэты Бунчикова и Нечаева – эпоха!

Да и в самом деле, если говорить про счастье, человеческое или артистическое, то разве не в том оно, чтобы оказаться в нужный момент в самом нужном месте? Таким местом (обратите внимание – вскоре после начала войны!) стало для него Всесоюзное радио, которое тогда давало артисту самую многочисленную, самую широкую аудиторию.

Его возможности незаурядного оперного певца сразу же по достоинству оценены были и здесь: главный дирижер Большого театра Николай Семенович Голованов, ставя перед микрофоном оперу В. Мурадели «Доватор» – первое произведение такого рода на военную тему, зовет Бунчикова. А позже будет звать его в другие оперы, ставившиеся великим дирижером в концертном исполнении, что, судя по всему, давало немалое удовлетворение певцу.

Однако рискну утверждать: песня, советская песня, рожденная суровой страдой тех тяжелых и героических лет, – вот что давало удовлетворение наибольшее! И объяснялось это потрясающим отзвуком в душах миллионов людей. Можно сказать даже так: в душе народа.

Я читаю дневники и воспоминания артиста, читаю его газетные заметки и интервью, относящиеся к разным временам, – и везде это чувствуется. Вот, например, он пишет в 1982 году для газеты «Алтайская правда»:

«Год назад на страницах „Литературной газеты“ шла дискуссия о современной песне. Очевидно, это наболевший вопрос, поэтому не случайно то, что сейчас вновь затронута эта тема. Мне, проработавшему с песней почти сорок лет, тоже хочется принять участие в обсуждении этого вопроса.

Песня наиболее доступна широким массам трудящихся. Она входит в жизнь людей, в их праздники и будни, неся с собой большие воспитательные функции. Об этом говорят многочисленные письма, которые я получал и получаю до сих пор. Успех песни зависит от трех человек: от композитора, от поэта и от исполнителя. Если композитор по-настоящему талантлив, он никогда не будет писать музыку на плохой текст, в противном случае текст песни способен уничтожить любую красивую мелодию. Это же самое можно сказать и об исполнителе, который может как подчеркнуть качество песни, так и испортить ее.

Песня, если она действительно хорошая, должна доставлять нам удовольствие. Но в последние годы (внимание, читатель, – это еще только 1982 год! – В. К.) ее содержание зачастую весьма убого, иногда просто набор слов, лишенный всякого смысла…»

Здесь я остановлюсь. А что сказал бы он о нынешних так называемых песнях? Выдающийся русский советский композитор Тихон Николаевич Хренников недавно сказал о них очень коротко, но точно: «Мусор!» И этим мусором заполнены весь теле– и радиоэфир, вся эстрада и все компакт-диски…

Но почитаем еще Владимира Бунчикова – из той же его статьи:

«Мне посчастливилось работать со многими замечательными композиторами – Дунаевским, Блантером, Жарковским, Мокроусовым, Долуханяном, Мурадели, Хренниковым, Шостаковичем и такими поэтами, как Лебедев-Кумач, Исаковский, Сурков, Ошанин, Матусовский, Фатьянов, Долматовский и др. Часто я был первым исполнителем той или иной песни, а многим из них дал „путевку в жизнь“. Они приняты народом, а народ – самый требовательный ценитель искусства.

Многие считают, что песню спеть легко. Я с этим никогда не соглашусь, потому что каждая песня – это отдельный образ, и исполнить ее надо так, чтобы она понравилась слушателю и дошла до его сердца. Есть песни, которые вызывают в нашей памяти разные воспоминания: детство, юность, война… Мы хорошо знаем и любим величаво-печальную песню «Вечер на рейде», которую я впервые исполнил с ансамблем Александрова. Как же тяжело было петь ее, когда перед глазами – разрушенный Севастополь, и слезы застилали глаза!..»

Именно с этой песни начался прославленный дуэт двух Владимиров. Познакомились они там же, на радио, вскоре после того, как Бунчиков туда пришел. Выступали вместе на фронте и в госпиталях, но пели сперва порознь. А на одном из таких концертов у Бунчикова вдруг мелькнула мысль: что если попробовать в дуэте? И предложил товарищу выучить недавно появившиеся «Вечер на рейде» и «Васю Крючкина» Василия Павловича Соловьева-Седого. Подготовился тот на удивление быстро. Попробовали – вроде хорошо, голоса сливаются и оттеняют друг друга, что подтвердил и звукорежиссер. Музыкальная редакция включила в одну из передач. И прошли, как говорится, на «ура»! Так великолепный дуэт появился на свет, чтобы жить долгую четверть века.

Владимир Бунчиков писал потом:

«Песен мы спели великое множество, и очень разных. Многие создавались специально для нас, на наших, можно сказать, глазах. Нас слышала вся страна, наши песни пели, наши голоса узнавали сразу, и от того, как мы „читали“ маленькую вокальную пьесу, зависела ее судьба, ее дорога к сердцам. Да и какие чудесные песни были тогда! Я счастлив и горд, что нашим песням мы дали долгую и счастливую жизнь, сделав песню и музыкой, и поэзией…

Писали о нашем дуэте, что мы своими песнями создали радиотеатр. И это действительно так. Нас не видят, а только слышат. Как же точно надо передать интонацию песни, ее сюжет, слова…

Володя Нечаев умер неожиданно – в 1967 году, вскоре после нашего юбилейного концерта. Другого партнера я не искал, да это и не нужно было…»

Он был верным человеком. Верным всегда и во всем. С будущей женой познакомились на вечеринке у ее подруги, он пошел провожать. По дороге нашли подкову. Она висела потом у них в квартире всю совместную жизнь. А прожили они вместе 61 год – Мария Петровна пережила Владимира Александровича всего на четыре года…

Расставаясь с Галиной Владимировной я думал: «Создать бы музей советской песни военных лет и представить бы там, что писали люди своим любимым певцам! Тогда каждому стало бы понятнее, почему мы победили».

Приведу хотя бы некоторые выдержки из этих писем.

«Сейчас поздний вечер, и я решил второй раз в жизни побеспокоить вас, написать вам письмо. Мы с товарищами хотели раньше на ваше ответное письмо написать благодарность, еще раз сказать от имени бесчисленных фронтовиков, что считали и считаем своим большим счастьем в страшные дни и ночи войны слышать ваши песни, ваш чарующий, полный жизненной силы и красоты голос!.. Но тогда начались тяжелые бои, из которых остались в живых очень немногие. Погиб тот офицер, который особенно восхищался вами, – это Виктор Скачков, Герой Советского Союза. Очень умный и красивый парень. Теперь его нет, он сгорел в танке… Посылаю вам кое-что из своих стихов, которые сочиняются на фронте. Будьте всегда счастливы! Ив. Яловец».

«С приветом к вам группа моряков Северного флота. Мы не назовем точной даты, когда впервые услышали, как вы в паре с артистом Нечаевым исполняли песню „Вечер на рейде“. Огромным успехом пользовалась и пользуется на флоте эта песня! Когда с пирса отдаются швартовы, невольно, хотя бы мысленно, мы поем вместе с вами: „Прощай, любимый город…“ Убедительно просим вас написать нам вкратце свою биографию, за что будем премного благодарны. В свою очередь мы без колебаний грудью идем на защиту нашей Родины – покровительницы наших талантов».

«Слушая вас далеко от дома, мы невольно уносимся мечтами в родные места. Вы вместе с авторами песен словно подслушиваете наши душевные чувства и преподносите нам же их в удивительной отделке рифм и мелодии, в наилучшем исполнении. И чувствуешь себя еще увереннее, хочется идти в бой, хочется жить и служить на благо нашего народа, нашей Великой Советской Родины».

Вот вам лучшая иллюстрация ленинской мысли: «Искусство принадлежит народу». И когда оно действительно принадлежит народу, когда оно служит ему, помогает ему, живет вместе с ним, такой народ и такая страна непобедимы.

А что стало в нашей стране потом, какие песни зазвучали с экранов и по радио?

С горькими чувствами отмечал Владимир Александрович в 1992 году свое 90-летие.

– Юбилей встречаю в трудное время, – говорил он. – Мой родной город Днепропетровск находится в другом государстве, а Крым, где прошла моя юность, стал яблоком раздора. Людей убивают в мирное время. Воспрянули духом убийцы, жулики разных мастей, а неразборчивые политики ведут Россию неизвестно куда. Больно и оттого, что государство, по сути дела, не стало заниматься вопросами культуры, искусства. Все отдано на откуп проходимцам разных мастей!

– А ведь яснее ясного, – продолжу высказывание Владимира Александровича из его последнего интервью, – человек живет не только хлебом единым. Гораздо важнее его нравственное начало. Может быть, наша русская музыка, русская песня, русское искусство и литература помогут нам всем выжить и возродить Россию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.