Россия и ближнее зарубежье: новые игроки
Россия и ближнее зарубежье: новые игроки
Шесть лет назад, когда в очередной раз формулировалась политика России в отношении ближнего зарубежья, она развивалась под впечатлением шока, который испытывала наша государственная власть от «оранжевых» революций. К тому времени потребовалось целых три года приближения «оранжевых» сценариев к территории России, чтобы этот шок стал фактом. Тогда, проанализировав действия противника на сопредельных территориях, мы пришли к выводу, что ближайшими — даже не стратегическими, а тактическими — целями противника является фрагментация политического и географического пространства России, в том числе того, что непосредственно примыкает к внешним границам России.
Но одной из сторон этой фрагментации является также размывание, расширение фронтира, грани фронта, конфликтной границы, — подальше от государственных границ России: в тылу, в глубине, во втором эшелоне наступающего противника. Направленный против России, этот фронтир одновременно состоял из межнациональных конфликтов в сопредельных территориях и государствах, межобщинных конфликтов и непризнанных государств, которые, как «Аэций, последний римлянин», — всё ещё несут в себе остатки, «Брестские крепости» исторической России. Состоял из субъектности Нагорного Карабаха, Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья, Виленского края в Литве, Латгалии в Латвии, Принаровья в Эстонии, восточной части Ферганской долины, узбекского населения в киргизском Оше, узбекского населения в таджикском Ходженте. Этот список можно продолжать почти бесконечно: это талыши и грузины, живущие в Азербайджане, азербайджанцы, живущие в грузинском Борчалы (Квемо-Картли), и армяне, живущие в грузинском Джавахке. Понимание этого имело своей целью, конечно, не провоцирование розни, а предъявление сложности окружающей нас картины.
Бог миловал: через год в целом агрессивный «оранжевый» запал заметно сдулся, но и наше государство потеряло интерес к периметру ближнего зарубежья. И вот, пять лет спустя, мы находимся в стадии очередного исторического отступления, мы все — свидетели этого.
В 2006 году «страх прошёл» и активная линия сдерживания стала исчерпывать себя и выдыхаться — и для нашей общественно-государственной внешней политики, которая не сводится к «паркетной дипломатии», стало всё более очевидным, что очень серьёзными игроками на сопредельных территориях являются не только их внутренние конфликтные зоны, но и их другие соседи, конкурирующие «метрополии». Для Молдавии — Румыния, для Украины — Румыния, для Румынии — Венгрия, для Украины — Польша, для Литвы — Польша, для Закавказья — Турция и Иран, для всей Средней Азии — Афганистан и Китай.
Мы обнаружили, что мы — не единственные соседи нашего ближнего зарубежья. И что если оценочный товарооборот Киргизии с Россией составляет 800 миллионов, Киргизии с Казахстаном —400 миллионов, то с Китаем её теневой оборот —1 миллиард 200 миллионов. И эта реальность гораздо более существенная. Обнаружив, что мы не единственные соседи, начав понимать, что афганский, турецкий, польский, румынский, венгерский факторы будут набирать обороты, мы стали отдавать себе отчёт в том, что историческая инерция наших соперников на сопредельных государствах не сводится к деятельности «Вашингтонского обкома» и деятельность его была бы смешна и бесполезна, если бы не опиралась не просто на восточноевропейский ревизионизм, реваншизм, национализм, русофобию, но и на мощную имперскую традицию соседних исторических игроков.
Если мы понимаем, что — наряду с российской — для Закавказья османская и персидская имперские традиции приоритетны, то и для Восточной Европы имперская Польша (Речь Посполитая), имперская Австро-Венгрия (в Вышеградской четверке Чехии, Словакии, Венгрии и Польши) важны не только для самоорганизации новой Европы. И нет ничего в новых событиях на сопредельных территориях, что не повторяло бы старый имперский шаблон, конкурирующий с шаблоном Российской империи.
И осознавши это, мы отступаем. Перед открытым не нами ящиком Пандоры — мы отступаем. Обнаружив и акцентировав проблему польского меньшинства в Литве, мы не способны сделать ничего в собственных интересах. Как в Литве, где только в союзе с поляками местные русские смогли бороться за свои языковые права — и тут же оказались слабым звеном меньшинственной коалиции, потому что за спиной местных поляков стояла всей своей государственностью Польша, а за спиной русских — никого.
Мы отступаем, мы будем отступать. Но фрагментирующие энергии развиваются уже самостоятельно, и фрагментация пойдёт далее. Она уже приобрела инерционный характер и защищает нас.
Выступление на конференции, посвящённой 15?летию Института СНГ. Москва, 27 мая 2011