3

3

Немалую роль в легитимации следующей российской государственности предстоит сыграть Русской Православной 1Деркви. Хотя бы уже потому, что вослед Учредительному собранию, которое установит основы и опоры нового государства, последует коронация монарха – в Успенском соборе. Что же и где же еще?

Кажется, легитимирующая роль 1Деркви по отношению к светской власти вполне отвечает амбициям нашего нового Патриарха Кирилла. Многие действия Патриарха указуют на то, что он не намерен ограничиваться доктриной «секторальной 1Деркви», которая занимается лишь окормлением верных и не особенно интересуется делами государственными/общественными. Кириллу, вероятно, близка концепция «тотальной Церкви», которая не только вправе, но и должна высказываться по всем важным вопросам – больным и здоровым – национального бытия. Играя важнейшую роль в созидании национального сознания. Важно только в процессе «тотализации» не перепутать Церковь с самим государством.

Если государство сложилось и устоялось в русской истории как носитель четырех «П» (принуждение, пространство, победы, подвиги), то Церковь, исторически оправданная и право имеющая, – это, скорее, четыре «С»: святость, сострадание, созерцание, солидарность.

Сила Церкви определяется ее инаковостью, перпендикулярностью по отношению к государству. Ее органическая (для русской почвы) цель – не столько участвовать в утверждении государственного макромира, сколько выступать защитницей русских микромиров, непобедимым стражем той самой тайной свободы.

Не случайно в монгольское время, получив особый, отдельный статус, Церковь оберегла нашу духовную и культурную идентичность. Так же, теми же вечными силами Патриарх Гермоген предотвратил восшествие польского короля на русский трон (хотя на уровне светского государства все было почти уже решено).

Нет сильнее способа убить влияние Церкви, чем превратить ее в часть государства. Этого захотел Петр I, он поступил так, и преуспел. Недаром уже при Николае I пришлось запрещать уход из официального православия, чтобы государственная церковь не обвалилась. Когда большевики после прихода к власти уничтожили Церковь как связный целостный институт, русский народ этого, по большому счету, и не заметил.

И, напротив – при коммунистах, будучи не просто отдельной от государства, но гонимой, Церковь начала восстанавливать свое влияние и доверительные отношения с паствой. Отныне в Церкви вновь искали заступничества от внешней государственной реальности. И пусть церковные иерархи принуждены были отрабатывать идеологическую барщину участием в разных публичных компаниях советской власти – типа «борьбы за мир». Церковь стала частью иного, и там вновь была святость.

Если и сравнивать Русскую Церковь, то – с русской литературой. Ее негласной соперницей на протяжении XIX–XX веков. Как и Церковь, наша литература предполагает духовное водительство. Всякий по-настоящему великий писатель – крипторелигиозный лидер (Достоевский, Толстой, даже Солженицын). Наша литература, как Церковь, – вселенская по замыслу и национальная по воплощению. Потому христианская и языческая одновременно. Миссия русской литературы – гарантировать «тайную свободу». Защищать маленькую бездонную душу от насилия со стороны каменного макромира. Литература влияет, пока она тотальна. Теряет влияние, становясь секторальной. (Как в наши дни). И/или – государственной. Для своей паствы «государственный писатель» так же искусственен и бессмыслен, как «государственный священник».

РПЦ вновь слишком опасно сблизилась с государством в постсоветское время. Нет, прямых попыток подчинить Церковь уже не было. Но соблазн подчиниться – в обмен на широкий поток невиданных возможностей и материальных благ – воскрес и разросся. Церковь позволяла себя использовать и для возвращения советского гимна, и для возвеличения победительного подвига наших футболистов в матче с голландцами на Евро-2008. Это все не пошло Церкви на пользу, нет.

Сейчас Церковь снова решает – стать в полной мере придатком, инструментом уходящей светской элиты, тем самым умерев для будущей России. Или – одной из точек консолидации элиты будущей. Той, о которой мы говорили в предыдущей части этой статьи.

Рассматривая Патриарха Кирилла, слушая его, трудно поверить, что он предпочел бы первый путь.

Но, в тот же час, очень смущает скороспелая «миссия», предполагающая едва ли не политические и даже маркетинговые технологии «раскрутки» Церкви, какие мы имеем несчастье наблюдать буквально в последние месяцы. Сомнительный шоу-бизнес с байкерами и рокерами, «православная смена» на Селигере, в лагере официально-молодежного цинизма и разврата – неужели можно предположить, что соучастие в подобном укрепит авторитет Церкви? И кого могут привести в Церковь бесноватые фрики из всяческих «союзов православных граждан»?

Впрочем, пока не будем углубляться сюда. Предоставим времени накопить свой ответ.

Следующая Россия уже не будет называться «Российской Федерацией». Тем не менее, она должна стать таковою по сути. Иначе удержать под единым контролем целое русское пространство не удастся.

Как известно из истории, Россия создавалась путем постоянной и последовательной колонизации новых земель. Так мы дошли до подлинного балтийского берега на Северо-Западе, до Черного моря – на Юге, до Тихого океана – на Востоке. Русский принцип: взять новую землю и вгрызться в нее, не особо рассчитывая на этой земли неизменную благодарность. А завтра, может быть, – новый поход, и снова вперед.

Но, если посмотреть из другого угла, русский человек живет на краю мира. В своих огромных пространствах он одинок. Маргинален, если угодно. Больнее всего мы переживаем свою неизбывную провинциальность. Тянем вожделеющие ладони к столицам – «В Москву! В Москву! В Москву», а оттуда – к Европе. Где, по нашему тайному разумению (что бы мы там ни утверждали явно в запальчивости и раздражении) – центр мира. Обитаемой суши. Но дотянуться умеем – не всегда.

Реальный федерализм был самой – и почти единственной – удачной находкой постсоветской России. Поскольку федерализм, и только он, позволяет поставить дух колонизации выше провинциальности. А инстинкт вгрызания в землю – выше стремления «бросить эту проклятую дыру».

Если и когда русскому человеку дают выбирать себе все региональное начальство – это уже аргумент против провинциальности. А если на соискательный конкурс является большая столичная знаменитость – тем более.

Если и когда у данной территории (региона) есть существенные права, включая право выбирать себе политическое руководство, создаются основы для создания настоящих региональных элит, привязанных к месту, отождествляющих себя с ним. И с большой Россией, объемлющей данную территорию, – тоже.

Сейчас перед нами вновь стоит двуединая задача:

– создать (может быть, точнее – возродить) полноценные региональные элиты;

– закрепостить их судьбами/интересами регионов.

Почему от федерализма фактически отказались при Путине? Потому что федеральная элита не хотела делиться деньгами с регионалами. Только и всего.

А что там эксперимент с назначением губернаторов? Провалился, сомнений нет. Те мастодонты, кто никогда не хотел уходить от региональной власти (а ради их устранения антифедеративный переворот якобы публично и затевался) – остались. А вновь назначенные кремлевские наместники – да ладно, кто-то помнит, как их зовут? Хоть одно имя назовете без запинки и Интернета?

Правда, в постсоветском федерализме была одна ошибка, которую в начале следующей России надо сразу устранить. Чтобы не заблуждаться и четко знать, как соотносится Империя с ее составными частями.

Должно изначально понимать, что суверенитет не делится между Россией и регионами. 100 % суверенитета – принадлежат России. А губернатор – не глава региона, а руководитель соответствующей исполнительной власти. При том он может, по горделивой местной традиции, называться и «президентом». Но это – ритуальное название, а не государственный смысл.

Тогда все встает на свои места.

Конституция следующей России, которую придется принимать возобновленному Учредительному собранию, будет включать:

– прямые выборы законодательных собраний регионов;

– выборность губернаторов (председателей правительств регионов) этими самыми законодательными собраниями;

– прямые мажоритарные выборы сенаторов – по 2 от каждого региона.

Из властных инстанций, сидящих в столице, только монарх может убрать губернатора до истечения срока его полномочий – но исключительно по просьбе законодательного собрания того же самого региона. При том монарх может распустить и региональное заксобрание – но только по ходатайству Сената, если тот увидит в деятельности данного конкретного заксобрания опасные антигосударственные (антиобщественные) вещи. Федеральное Правительство, создаваемое Государственной думой, вмешиваться в судьбы региональных правителей – не сможет.

Чтобы дать стартовый толчок новейшему федерализму, этого пока достаточно.

Автор этих заметок, понятное дело, – не экономист. Потому не станет говорить о нашей жалостной экономике подробно. Но несколько слов все равно придется сказать. Таково требование жанра.

Сегодня почти для всех, чьей функцией не является трансляция кремлевской пропаганды самого грубого помола, ясно: постсоветская модель экономики РФ исчерпана. Потому что эта модель построена на нещадной эксплуатации промышленности и инфраструктуры, унаследованной от СССР (советской власти). Безо всякой, хотя бы малейшей модернизации. А гарантийные сроки советского промышленно-инфраструктурного комплекса – вышли давно.

Стало быть, следующей элите придется строить экономику (и экономическую модель) с нуля. (Черт побери!).

Основные установочные параметры экономической модели следующей России, примерно, по нашему мнению, таковы:

– Надо в полной мере использовать наши естественные сырьевые преимущества – но только не для безудержного экспорта сырой нефти и природного газа, а для реиндустриализации страны; дешевые энергоносители должны достаться, в первую очередь, внутреннему рынку;

– Следующая экономика должна востребовать весь не до конца исчерпанный интеллектуальный и технологический потенциал страны – и создать импульсы для расширенного воспроизводства такого потенциала;

– Новейшая российская экономика должна сформировать предпосылки для восстановления нашего политического лидерства – хотя бы в региональном масштабе (на глобальный пока не замахиваемся, разумеется, не до того нынче).

Концепция, которая отвечает всем параметрам – энергетическая империя. Да-да, вы будете смеяться. Это она.

Но это – не та «энергетическая империя», которую провозгласили Владимир Путин и Ко в 2005–2006 гг. У них империя – это бессрочное сырьевое процветание, экономическая обломовщина, царство-лежа-на-боку. Им, правда, по совету из Европы пришлось от их любимого термина отказаться. Потому мы можем взять термин на вооружение. Бесплатно, ибо не запатентовано.

И объяснить, что наша энергетическая империя – это система, в рамках которой Россия сможет стать региональным лидером в области альтернативной (неуглеводородной) энергетики.

Совершив рывок в области альтернативной энергетики, за которой – будущее, мы займем эксклюзивную нишу на пространстве бывшего СССР. За это стоит побороться.

О том, что сказано, хочется говорить куда подробнее. И требуется еще сказать о многом другом.

Например, о политической столице, которую надо бы перенести в Санкт-Петербург (город-проект, символизирующий возможность самой русской победой над провинциальностью). И деловые столицы, которых должно быть, как минимум, две: в русской Европе и русской Азии. Например: Москва, Иркутск.

И про создание новейших ядерных сил. Вокруг которых может кристаллизоваться следующая российская армия. Не компот из обломков армии давно уснувшего СССР, а – Вооруженные силы будущего государства российского.

Но – пришло время заканчивать. Пора дать слово другим. Я очень надеюсь, что эта дискуссия продолжится другими, более мудрыми и достойными. Не по поводу моих заметок, конечно, а о близкой судьбе России во времени и пространстве…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.