ПЕРВЫЕ ШАГИ: ЭПОХА КОМПРОМИССА
ПЕРВЫЕ ШАГИ: ЭПОХА КОМПРОМИССА
Каждая новая администрация в первую очередь отменяет порядки, заведенные ее предшественниками из другой партии. И когда Барак Обама, считавшийся самым либеральным членом Сената, занял место консерватора Джорджа Буша, ни у кого не возникало сомнений, что в Америке произойдет демонтаж системы, созданной республиканцами. Советники Обамы начали готовиться к этому за несколько месяцев до ноябрьских выборов и даже составили приблизительный список бушевских эдиктов, которые новый президент сможет отменить одним росчерком пера. Тем не менее, как заявил в феврале 2009 года стратег Демократической партии Мэтт Бенент, оказавшись в Белом доме, люди Обамы «не повторяют ошибки Буша, сметавшего все, на чем был отпечаток пальцев президента Клинтона. Они стараются выплеснуть воду, оставив в купели ребенка»[62].
Центральным лозунгом своей предвыборной кампании Обама сделал обещание перемен и поэтому, придя к власти, не мог отказаться от символичных жестов, вызывавших по всему миру новые приступы «обамамании». Таким жестом, безусловно, стал указ о закрытии спецтюрьмы в Гуантанамо, которая оказывала крайне негативное влияние на образ Америки в мире и ассоциировалась с пытками и произволом военных трибуналов. Правозащитники указывали, что в Гуантанамо представители американской армии одновременно выполняют функции тюремщиков, судей и присяжных, и рассуждали о несовместимости таких порядков с ценностями, закрепленными в Конституции США. Обама подхватил эти обвинения и в присущей ему афористичной манере заявил, что Америка должна отвергнуть «ложный выбор между безопасностью граждан и их идеалами»[63].
Конечно, новому президенту хотелось предстать в роли канатоходца Тибула, разгромившего тюрьмы Трех Толстяков, но, в итоге, закрытие Гуантанамо оказалось популистским лозунгом, который невозможно реализовать на практике. «Решение закрыть лагерь для военнопленных на островной базе в Гуантанамо, – писал редактор журнала The American Thinker Рик Моран, – это продолжение политического шоу, которое началось в 2007 году. Обаме пора уже понять, что предвыборная кампания закончилась и на смену популизму должен прийти прагматизм»[64]. Очевидно, что демократическая администрация не знала, что делать с заключенными, которые находились в Гуантанамо, как их судить и можно ли надеяться, что, оказавшись на свободе, они не организуют новый теракт наподобие 11 сентября.
Тем более что, согласно отчетам спецслужб, по меньшей мере 60 из 500 освобожденных узников этой тюрьмы были вновь замешаны в антиамериканских террористических операциях. «Президент ставит чаяния толпы выше здравого смысла и жертвует безопасностью США в угоду весьма сомнительным символам, – отмечал член комитета Палаты представителей по разведке республиканец Петер Хоэкстра. – Это плохой знак для любой администрации, особенно когда верховный главнокомандующий так мало смыслит в вопросах национальной безопасности»[65]. Даже некоторые правозащитники выступали против закрытия Гуантанамо на том основании, что бывших заключенных могут выслать на родину, где их судьба окажется намного плачевней, чем в Соединенных Штатах.
Желая избавиться от наследия предыдущей администрации, Обама объявил также о закрытии тайных тюрем ЦРУ за границей и издал указ о запрещении методов допроса, не зафиксированных в Полевом уставе армии США. Что касается тюрем, то, как и в случае с Гуантанамо, вставал вопрос о судьбе заключенных, а ограничение деятельности спецслужб могло отразиться на их эффективности. Консерваторы предупреждали, что «эдикт нового президента возродит в ЦРУ характерный для клинтоновской эпохи страх перед рискованными действиями, когда разведчики несколько раз видели Бен Ладена в перекрестии прицела, но боялись нажать на курок без санкции юрисконсульта». И как бы ни нравился Обаме образ президента-освободителя, такие настроения в спецслужбах он допустить не мог. Не случайно, подписав указы, которые вызвали ликование среди левых либералов, он тут же огорошил их постановлением о создании специальной комиссии, которая в очередной раз должна была определить, что следует считать недозволенными методами допроса. «Новый президент, – писал консервативный колумнист Чарльз Краутхаммер, – не будет принимать решения на основе предвыборной риторики. В ближайшее время он пересмотрит отношение к наследию предыдущей администрации и найдет достоинства в концепции власти и безопасности, разработанной Диком Чейни»[66].
Для первых дней Обамы вообще были характерны половинчатые меры. Взять хотя бы указ, запрещающий принимать на работу в новую администрацию лоббистов, который был подписан с величайшей помпой сразу после инаугурации нового президента. Этот указ должен был символизировать разрыв с предыдущей эпохой, когда даже на посту вице-президента находился чиновник, продвигающий интересы нефтяной компании Halliburton. Правда, уже на следующий день Обама был вынужден нарушить собственное распоряжение, назначив на должность заместителя министра обороны Уильяма Линна, лоббиста компании Raytheon, и предложив высокий пост в министерстве здравоохранения представителю антитабачного лобби Уильяму Корру.
Подготовленный Обамой пакет экономических мер по выходу из кризиса также производил противоречивое впечатление. «40 % средств предполагается пустить на снижение налогов, и это раздражает демократов, а 60 % – на социальные нужды, и это не нравится республиканцам»[67], – отмечал вице-президент Джо Байден. После голосования в Палате представителей стало очевидно, что сгладить межпартийные противоречия новому президенту не удастся: ни один из республиканцев не поддержал проект Обамы, считая его слишком дорогим и неэффективным. И хотя демократическое большинство его одобрило, эксперты заговорили о первой политической неудаче президента. Ведь из $825 млрд., которые планировалось потратить из бюджета, $275 млрд. он отвел на налоговые льготы и был убежден, что это удовлетворит республиканцев. Однако ничто не могло примирить их с грандиозными расходами на социальные проекты, многие из которых были рассчитаны на долгосрочную перспективу. Консервативные обозреватели утверждали, что разработка альтернативных источников энергии, масштабное строительство дорог и компьютеризация системы здравоохранения – это отнюдь не первоочередные задачи в условиях экономического кризиса. Республиканцы были убеждены, что политика Обамы укладывается в формулу: «расточительство-налоги-долги». Но сторонники президента не воспринимали их критику всерьез. «Да, – говорили они, – новая демократическая администрация расточительна, но именно этого от нее и ждали американские избиратели. Ведь как только на горизонте замаячил кризис, стало очевидно, что страна стоит на пороге очередного периода социальной расточительности. При этом стоит отметить, что пакет мер по стимулированию экономики, предложенный Обамой, обойдется Соединенным Штатам не дороже милитаристских проектов команды Буша».
Либералы видели в проекте Обамы прелюдию к радикальным реформам в области здравоохранения, транспорта и энергетики. «Президент США может реализовать программу «большого правительства» под предлогом неотложных мер по выходу из кризиса»[68], – писал журнал The Economist. Обама обещал запустить проект развития инфраструктуры страны, сравнимый с масштабным строительством автомагистралей при президенте Эйзенхауэре в 1950-х, начать капитальный ремонт школ и общественных зданий, выделить инвестиции на разработку новых технологий. Экономические советники президента утверждали, что в ближайшее время им удастся создать 4 млн. рабочих мест.
«В основе программы Обамы лежит стремление найти более справедливое и эффективное соотношение между государством и рынком, – писал в The International Herald Tribune известный публицист Тимоти Гартон Эш. – Новый президент энергично возрождает либеральные ценности. И когда-нибудь, наверное, уже в годы второго срока он вернет славное имя и самому понятию «либерализм»[69]. В качестве доказательства либеральных устремлений Обамы эксперты приводили указ о снятии запрета на финансовую помощь феминистским негосударственным организациям, которые занимаются абортами за границей, и ряд мер, направленных на защиту окружающей среды. Представители левого крыла Демократической партии, в том числе бывший вице-президент Ал Гор, давно уже призывали к «зеленой революции», и Обама, намеревался ее возглавить.
Чтобы удовлетворить требования «зеленых», новый президент приостановил действие последних распоряжений Буша, позволявших бурение на континентальном шельфе, и пообещал в течение ближайших 10 лет выделить $150 млрд. на разработку альтернативных источников энергии. Обама также призвал Федеральное агентство по защите окружающей среды пересмотреть решение, согласно которому администрациям штатов было запрещено ужесточать нормы выбросов выхлопных газов.
Однако становилось очевидно, что и в экологических вопросах президента может подвести типичная для него склонность к компромиссам. Чего стоил, например, эпизод с серыми волками. Незадолго до окончания срока президентских полномочий Буш принял решение об их изъятии из перечня особей, пользующихся защитой государства. Это решение вызвало бурю протестов со стороны защитников окружающей среды и восторги местных властей на западе страны, где на хищников жалуются скотоводы. Когда к власти пришел Обама он не отменил решение своего предшественника, а лишь отсрочил начало отстрела животных. Эта полумера, естественно, вызвала недовольство «зеленых».
Нерешительность Обамы выглядела немного странно, особенно учитывая тот факт, что ни один из американских лидеров не получал такой карт-бланш. Теоретически первые несколько месяцев темнокожий президент мог проводить в жизнь любые непопулярные меры, не оглядываясь при этом на своих оппонентов. Конечно, – говорили скептики, – либералы в любом случае будут прославлять дней Бараковых прекрасное начало, но вопрос в том, сумеет ли новый лидер вернуть либерализму позиции, утраченные им во время рейгановской революции. «Если Обама будет править успешно, это станет началом новой эры, – писал колумнист The Washington Post Уильям Кристол, – если нет, страна вновь будет открыта для консервативных экспериментов»[70].
В Соединенных Штатах принято оценивать результаты деятельности президента за первые сто дней правления. За этот период Франклин Рузвельт, например, заложил основы «нового курса», Линдон Джонсон разработал амбициозную программу социальных реформ, получившую название «Великое общество», а Рональд Рейган принял решение о резком сокращении налогов, которое положило начало рейганомике. Оценки первых ста дней Обамы были диаметрально противоположными. «Планы, которые обозначила демократическая администрация впервые сто дней у власти, увеличат национальный долг США настолько, насколько его не смогли увеличить все, вместе взятые, президенты за последние 200 лет»[71], – отмечал республиканский конгрессмен Линн Дженкинс. А редактор Newsweek International Фарид Закария, напротив, утверждал, что «за свои первые сто дней Обама успел совершить столько благих дел, что любой другой президент может ему только позавидовать»[72].
По данным Gallup, несмотря на экономический кризис, в первые сто дней рейтинг нового президента снизился не более, чем в свое время у Билла Клинтона, – всего на 3 %. Тем не менее многие продолжали утверждать, что Обама – фигура несамостоятельная и в Америке происходит реставрация Клинтонов. Однако, как утверждал российский политолог проректор МГИМО Алексей Богатуров, «в тандеме Обама-Клинтон явно доминирует Обама. Он куда более харизматичный политик, и Хиллари на его фоне, конечно, проигрывает. К тому же президента поддерживает круг людей, рассчитывающих сделать карьеру внутри либеральной части истеблишмента, оттеснив кланы Демократической партии, которые ассоциируются с Клинтонами. Эти люди понимают, что если Обама не освободится от влияния старой демократической гвардии, то они рискуют стать очередным потерянным поколением. Именно молодые карьеристы составляют опору Обамы внутри правящей партии, и до тех пор, пока он не сделал ни одной крупной ошибки, Клинтонам его не одолеть. Неслучайно экс-президент Билл Клинтон – политик с поразительным чутьем – предостерегает свою супругу от противостояния с Обамой, у которого пока сохраняется колоссальное энергетическое и репутационное преимущество над всеми конкурентами»[73].
Впечатление портила лишь склонность президента к компромиссам, постепенно становившаяся фирменным стилем его правления. В сентябре 2009 года ради достижения призрачного межпартийного единства Обама принес в жертву консерваторам одного из членов своей команды – чернокожего активиста Вэна Джонса. Джонс, занимавший пост его советника по вопросам экологии, в прошлом называл себя марксистом, работал в радикальных организациях и принадлежал к движению «правдолюбцев» – политиков, обвиняющих администрацию Буша в причастности к терактам 11 сентября. Его присутствие в Белом Доме раздражало республиканцев, и Обама отправил его в отставку, дав повод для язвительных комментариев в прессе о том, что президент «не умеет отстаивать ни свои убеждения, ни своих людей».
Не удалось Обаме проявить характер и в вопросе о правах геев, которые рассчитывали, что темнокожий президент станет их естественным союзником. Выступая на благотворительном обеде, устроенном организацией «Кампания за права человека», Обама пообещал, правда, отменить известное правило «не спрашивают – молчи», которое позволяло геям служить в вооруженных силах США лишь в том случае, если они не распространяются о своей сексуальной ориентации. Однако правозащитники тут же начали критиковать его за промедление в этом вопросе и устроили в Вашингтоне многотысячный митинг с требованием отменить запрет на заключение однополых браков. «Политика по отношению к сексуальным меньшинствам – это лишь один из наиболее ярких примеров компромиссной стратегии Обамы, – утверждал профессор Джорджтаунского университета Стивен Уэйн. – Президент избегает рискованных решений, никогда не идет ва-банк и старается занять центристскую умеренную позицию по большинству вопросов»[74]. При этом, как отмечал американский политолог Харлан Уллман, «с того момента, как Барак Обама пришел к власти, в идеологии ведущих партий США произошли значительные изменения. Демократическая партия все больше сдвигается влево, Республиканская – вправо. И центристские убеждения президента не находят понимания у представителей политической элиты»[75].
Бывшие сторонники из левого крыла Демократической партии негодовали, наблюдая за тем, как их кумир идет на поводу у клинтоновской гвардии и умеренных республиканцев. «Есть ли у Обамы хребет? – вопрошал либеральный комментатор Ричард Коэн – Его действия не имеют ничего общего с предвыборными обещаниями. Во всех вопросах, начиная от здравоохранения и заканчивая экологией, он сдает позиции консерваторам»[76]. В комедийном телешоу «Субботний вечер в прямом эфире», отражающем настроения левых либералов, была представлена сценка, в которой Обама демонстрирует огромный список невыполненных обещаний.
Компромиссная политика президента не добавляла ему очков и в республиканском лагере. «Великая старая партия, – писала The New York Times, – готова «прокатить» любую инициативу Обамы. Такое ощущение, что если бы он даже вынес на голосование вопрос о необходимости солнечного света по утрам, ни один республиканец не поддержал бы его»[77]. Конечно, самыми убежденными критиками президента стали правые консерваторы и евангелисты, составлявшие главную опору предыдущей администрации. Они называли Обаму «предателем американских идеалов», «красным дьяволом» и «волком в овечьей шкуре», сравнивали его с Че Геварой и фюрером, обвиняли демократическую администрацию в насаждении культа личности первого чернокожего президента.
Очень показательным в этом смысле стал отказ ряда штатов Среднего Запада транслировать обращение Обамы к школьникам. Вполне невинные слова американского лидера, который призвал учеников посещать занятия и стремится к знаниям, местные республиканские бонзы трактовали как «пропаганду социалистической идеологии». Что уж говорить о том, как был воспринят правыми консерваторами агитационный фильм «Клятва Обаме», в котором звезды Голливуда Эштон Кучер и Деми Мур торжественно клялись «быть слугами президента».
Многие эксперты отмечали, что аргументы двух ведущих партий не выдерживают критики, и образовавшийся идеологический вакуум пытаются заполнить группы сумасшедших маргиналов. Прежде всего, речь шла о так называемом движении за правильное рождение, утверждавшем, что Барак Обама не может быть президентом, поскольку родился он, якобы, за пределами Соединенных Штатов. Возрождалась также идеология «народного ополчения», основанная на различных конспирологических теориях. Ополченцы активно участвовали в антиправительственных демонстрациях, причем приходили на них с огнестрельным оружием. Они все чаще ссылались на слова одного из американских отцов-основателей Томаса Джефферсона, который считал, что «дерево свободы время от времени нужно поливать кровью тиранов». «Во всех этих движениях, – отмечал бывший президент США Джимми Картер, – огромную роль играют расисты, которые все еще убеждены, что афроамериканцы недостаточно квалифицированны для того, чтобы управлять страной»[78].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.