Глава 3 История ранних войн и агрессий США

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3

История ранних войн и агрессий США

Для того чтоб понять природу американской свободы, демократии по-американски, а главное — стереотип отношения американской «элиты» к окружающему миру, а также характер войн США против государств и территорий разных регионов этого мира, нужно определить тот состав, из которого сложено коллективное бессознательное этой элиты, ответить на вопрос — на чем оно базируется?

Как гласит старинная русская поговорка: «Овес родится от овса, а пес от пса», смысл ее в том, что от собачьей крови не может произойти нечто совершенно инаковое, отличное от псины. Так и с американским истоком — он проистекает от грабительских, пиратских колоний, появлявшихся с начала семнадцатого века на американском побережье и собиравших с морей-океанов такой сброд, что про него и рассказывать-то в приличном обществе неловко. Свобода этих людей заключалась в вольном грабеже, насилии и полной безнаказанности. Любопытная деталь: английская корона поощряла эти делишки и даже благословляла их! Сама английская королева не брезговала ступить на борт судна «джентльменов удачи» и, напутствуя, провожала их в дальнюю дорогу.

Англии было выгодно пиратство, и плевать хотела сия христианская держава на моральную сторону вопроса, хотя любой мог содрогнуться, узнав о том, что творили посланники Альбиона в Новом Свете, что они собой представляли.

Промышлявшие на морях вооруженные головорезы принадлежали к нескольким разным «званиям»: были обычные пираты, которые грабили сами по себе, были рейдеры — по сути, те же пираты, но состоящие в официальном флоте королевства и действовавшие в рамках права войны, а были так называемые каперы и приватиры — любопытнейшая, надо сказать, категория «джентльменов удачи». Каперы — немецкий вариант, приватирами назывались именно английские пираты, они грабили суда воюющей (против Англии) державы или нейтральных стран, имея официальную разрешительную грамоту на это, то есть благословение Ее Величества.

Нелестная деталь для «добропорядочной английской монархии», не делающая ей чести… но такое происходило на самом деле. Каперство было широко распространено, на него выдавали официальные патенты, просуществовало оно аж до самого 1856 года, когда было запрещено в Европе, хотя власти США отказались присоединиться к морской декларации, запрещающей каперство, объясняя отказ тем, что боятся ослабить свои военные возможности перед лицом более сильных морских держав.

В молодой Америке приватирство принимало самые замысловатые формы, ведь «демократические» власти США охотно выдавали патенты каперов, даже способствовали переманиванию английских моряков на корабли американских приватиров, «укрепляя независимость и морскую безопасность молодой демократии». Американские приватиры встречались как в «чистом виде» (то есть пираты, жившие только за счет грабежа), так и в «половинчатом», то есть в обличье дельцов, которые вообще-то занимались чем-то вроде купечества, а каперский патент брали у правительства США (благо стоил он недорого) на всякий случай: вдруг подвернется случай безнаказанно ограбить какое-нибудь богатенькое, но слабо защищенное судно!

Молодая американская «демократия» крепла и богатела как могла, кто-то из ее свободолюбцев грабил банально, кто-то замысловато и с выдумкой, кто-то торговал людьми, хватая в Африке перепуганных негров, заталкивая на судно до полутысячи человек, но привозя лишь половину или треть (остальных, погибших от болезней или проявивших «неповиновение», скармливая акулам), кто-то «расчищал территорию», уничтожая краснокожих туземцев, короче говоря, все были при деле!

Слово «приватир» что-то напоминает! Трудно отделаться от мысли, что и форма и содержание этого понятия очень родственны слову «приватизатор», ведь деятельность дельцов, орудовавших под флагом российской, вернее — постсоветской приватизации, весьма похожа на происки приватиров, которые являлись не обычными пиратами, а грабителями, имевшими официальное разрешение на сию деятельность. Нужно отметить, что так же как приватиры далеко не всегда следовали предписанным для них правилам (а правила были, и ограничения существовали-таки), так и постперестроечные приватизаторы, ох, нечасто были честны даже в тех рамках, которые предписывал закон о приватизации.

Приватизация, поток которой пришел к нам с запада, из тех самых Англии и США, будто несла с собою дух именно той «свободы», которую претворяли в жизнь американские «демократы», и хотя со времен каперства прошли века, менялось многое, но душа вашингтонских «свободолюбивых завоеваний» оставалась прежней, и, по сути, «приватизация в России» явилась одной из войн против нас, вернее — одной из акций, которую провернули приватиры, будто ступившие в двадцатый век из прошлых эпох.

И дело даже не в самой проблеме передачи общенародной собственности в частные руки (эта передача может быть очень разной), а именно в том, КАК это было сделано в России под давлением американской фронды. А происходило именно пиратство, приватирство, на котором нажилось немало дельцов, в том числе и американских. Потому-то я и говорю всякий раз, что для исправления положения нам нужна деамериканизация общественного сознания, деамериканизация права, деамериканизация морали.

Однако вернемся в начало семнадцатого века, когда девственные просторы Нового Света начинали наполняться англоязыкими искателями необычной судьбы.

В Новую Англию и на территорию Северной Америки вообще подавались самые разные люди, были и пуритане, уже упомянутые мной в предыдущей главе, были люди, искренне желавшие начать совершенно новую жизнь, работая на себя, но основную и, пожалуй, подавляющую часть белого населения первых колоний составляли преступники: либо осужденные в Англии и сосланные за океан, либо поощряемые ею и оттого более распоясанные и циничные.

Элита американского общества произрастала из среды, для которой пиратство, грабеж и насилие было не только оправданным, но и естественным делом, храм «американской свободы» начал возводиться на доходы от труда черных рабов, эксплуатируемых на землях, отнятых у индейцев.

Что могло произрасти из корня такой «элиты»? Во что могло вырасти это древо? Чему может научить других такая «демократия»?

История США формально начинается с момента провозглашения независимости от английской короны, после череды стычек и войн американцев с англичанами. Процесс «обретения независимости» можно охарактеризовать как войну двух эгоизмов — чудовищного эгоизма Англии и великого эгоизма «Новой Англии», то есть США.

И слово «свобода», пожалуй, вообще неприменимо по отношению к контексту процессов, протекавших в США, можно говорить лишь о циничном эгоизме и отстаивании его претензий.

Свобода одного не может быть сделана из унижения другого, из попирания его достоинства, уничтожения его жизни, иначе это не свобода, это нечто иное. Нельзя назвать завоеванием свободы деятельность кучки людей, которые украли чужие земли, навезли на них несчастных рабов, нажившись и обнаглев. Это не есть свобода, это есть утверждение эгоизма одной группы личностей в ущерб другим. И заостряю внимание именно на этом, для того чтоб продемонстрировать идейную наследственность нынешних «борцов» за новый миропорядок, то есть нынешних «ястребов» вашингтонского режима, ведь их нутро — все то же, состоит из того же самого, что несли в себе предки, те самые «отцы-основатели». Нынешние их отпрыски лишь видоизменили методы и наловчились маскировать истинные цели, но их эгоизм, базирующийся на абсолютной безнаказанности, все тот же.

Даже темнокожий облик нынешнего президента не должен вводить вас в заблуждение, ведь режим его политики преследует цели, весьма тождественные прежним стратегиям, разве что раньше американизм был направлен на ограбление индейцев, теперь в роли индейцев оказался весь мир.

Среди американцев и сейчас немало расистов, и когда я однажды спросил одного из своих нью-йоркских знакомых — как он, так гордящийся своей белокуростью, относится к тому, что президентом стал потомок рабов, он ответил, что Обама не имеет никакого отношения к ним, что он — сын кенийского студента и белой американки, что рабов в его роду не было, а вот рабовладельцы были! И последнюю часть фразы мой собеседник произнес с особым ударением.

Американцы нередко подчеркивают, что Обама — представитель все той же фронды, которая произрастает из старой доброй «элиты». Система США вообще отличается завидным постоянством агрессивности, неизменно проводящей в жизнь хищную политику, осуществляемую самыми грязными средствами. И если Германия с Австрией в какие-то моменты своей истории вдруг заболевали недугом «грязной войны», опускались до преступлений против человечности, до самых низких средств, а потом, будучи побежденными, снова становились паиньками, то пиратская копия Англии — новая «империя» США всякий раз оставалась безнаказанной и потому укреплялась в правоте своей стратегии, заключавшейся в методах, родственных гитлеризму, и раздувала, раздувала свой эгоизм.

И тот факт, что Америка вышла из шинели наглого рабовладельца, что она напитана кровью уничтоженных семинолов, определил ее нравственную природу.

«Я солгу, убью, украду, но никогда не буду голодать» — говорила героиня романа, ставшего необычайно популярным в Америке.

Коренная установка же «настоящего человека», описываемого русскими и советскими писателями, пожалуй, диаметрально противоположна американской, герой русской литературы мог бы сказать: «Я скорее буду голодать, чем когда-либо солгу, убью или украду, я готов буду умереть от голода, но не опуститься до таких вещей, поскольку я родился в России и воспитан русской культурой».

И именно в этом заключено коренное отличие русского отношения к свободе от американского. Свобода американца — не позволить себе оказаться в нищете, свобода русского — не позволить себе оказаться в духовной нищете. Даже поверив Америке, в девяностом году, мы искали новой возможности быть более справедливыми и честными друг с другом. Пойдя за Америкой, мы обманулись, мы приняли пустышку за нечто настоящее, мы горько раскаиваемся теперь, стараясь выпутаться из тины американизма, но сами-то американцы всегда пребывают в ней. И мало кому из англоязычных интеллектуалов понятен порыв русских революций, так резко отличавшихся от революций английских или стереотипов американской борьбы за «свободу и демократию». Американцы просто не могут понять, что свобода не терпит компромиссов, что свобода — категория абсолютная, она может быть либо для всех равной, либо ее не будет вообще, и тогда разговор возможен лишь о вольнице победившего эгоизма, о соревновании разнокалиберных эгоизмов. Даже пользуясь всеми плодами борьбы коммунизма за права простых людей (а коль не было бы этой борьбы, наглость капиталистов не была бы ничем обуздана и не было бы тех послаблений, которые вынуждены был дать капитал народным массам), так вот, даже получив все плоды великого эксперимента русской революции, никто не спешил отдать ей должное, и ненавидели ее не только те, кому она действительно угрожала, то есть магнаты и горлохваты, но и те, кто получил новое качество жизни благодаря ее давлению на глобальную социальную систему, благодаря тому, что всякий магнат боялся прихода коммунизма и вынужден был идти на уступки.

Все великое — беззащитно, все ничтожное — безжалостно. Советскую рафинированность, наше «вегетарианство», наш пацифизм оказалось слишком легко надломить, мы были непобедимы в честной великой борьбе, но оказались неспособны парировать в войне нечестных интриг, мы даже не хотели поверить, что так обманывать, как нас обманул Запад, стали бы серьезные взрослые люди. Американская же система победившего эгоизма разрушит, похоже, сама себя, ведь она доходит уже до абсурда, раздуваясь, как болезненный пузырь, потакая своей жажде свободы жить за чужой счет, будучи верной себе, распространяя свою агрессию, твердя слово «демократия», но так и не отмыв руки от крови. Это так дико, что и само слово-то обесценилось до последней возможности, и демократия стала чем-то вроде пошлости.

Но все это очень закономерно, все это запрограммировано кодом системы, природой того организма, которым является вашингтонская Америка, все началось с рабовладения и хранит в себе верность духу «славных дел» отцов-основателей. Преемственность американской истории ничем не оспорена, она движется по своей траектории к своему бесславному финалу.

Даже если проводить параллели «американской демократии» с древней демократией Афин, которая существовала по принципу рабовладельческого общества (в период расцвета в Афинах было около 40 тысяч свободных граждан и около 400 тысяч рабов), то и это сравнение окажется не в пользу США, ведь основная часть греческих рабов стала невольниками в результате пленения в проигранных войнах, то есть обращение их в рабство было в некотором смысле легитимным или, по крайней мере, чем-то более естественным, нежели превращение совершенно случайных людей в рабов, как это делали белые американцы, вернее, их работорговцы. Черные невольники Африки не собирались угрожать ни Англии, ни тем более Америке, негритянские народы и не подозревали, что такие страны вообще существуют, превращение их в рабов — не просто преступление, а скотство.

В истории найдется не так уж и много параллелей, когда совершалось нечто столь же циничное, осознанное и системное, притом настолько извращенное и подлое. Любая из европейских систем крепостного права (даже самая жестокая и долгая — крепостное право немецких государств) основывалась все же на неких пускай и искаженных, но законах закабаления, базировавшихся на исторической основе; в зависимость попадали должники или категории людей, которых, так или иначе, защищали их суверены в военном плане (хотя бы формально). Англичане в Новом Свете, а потом белые американцы творили свои мерзости, как обычный убийца или насильник делает свое дело.

Во Франции уже появлялись идеи просветителей, гуманизм уже завоевывал умы человечества, а в Америке в это самое время разрастался гнойный очаг дикого, зверского эгоизма, причем одержавшего победу над другим, почти равным эгоизмом, и утвердившего свободу своего произвола.

Кстати сказать, зверское подавление индейского сопротивления, поначалу творимое от имени английской короны, потом стало чем-то вроде фетиша американской свободы, ведь после того, как появился самостоятельный вашингтонский субъект, то есть когда штаты объявили свою независимость, Англия некоторое время пыталась спекулировать на борьбе индейцев против вашингтонского режима и даже на определенном этапе поддерживала индейцев военными средствами (пытаясь лишить США возможности территориально разрастаться и тем самым вынудить их ограничить амбиции). Но в конце концов победила «свобода», то есть белые американцы отстояли свое право уничтожать индейцев, и тогда уж аборигенам досталось по полной программе, они умылись кровавыми слезами после «помощи» королевских войск.

Вот какой саженец дал корни на американской земле, вот какова его природа. Это хищное растение — феномен флоры, растение-терминатор, растение-мутант, на нем органически не могли вырасти доброкачественные плоды, это невозможно! И даже старея, трансформируясь, сия культура не может изменить своей природе, она всегда остается воплощением воинствующего, животного эгоизма, доводя его до абсурда.

Войны США начались еще до появления США, то есть младенец этот даже из утробы матери уже норовил кого-то ударить и пнуть, хотя и мамаша-то, то есть Англия, нужно отдать ей полное свинство, еще та стерва — никогда не упускала возможности причинить кому-либо зло.

Первые войны американцы начали конечно же против индейцев (кроме мелких стычек и карательных экспедиций были и большие, настоящие войны с племенами), я уже упоминал о них в предыдущей главе.

Как только вашингтонский режим чуть оперился, он почти сразу пустился во все тяжкие, пойдя по пути колониальных держав и становясь одной из них. И если речь действительно шла о свободе, то новый политический субъект должен был бы отрицать опыт колониальных хищников, поступать иначе, но молодой хищник лишь развивал его, не зря же говорят, что самые жестокие надсмотрщики получаются из бывших рабов. США лишь только выбрались из-под рабства своей родительницы — Англии и тут же принялись делать рабами других как в прямом, банальном смысле (американцы продолжали ввозить черных рабов, как это было во времена английского владычества), так и в политическом смысле, поскольку вашингтонский режим с места в карьер бросился на добычу колоний, устремился на поиск зависимых территорий, а поскольку мир к тому времени был уже поделен, американцы ввязались в военную борьбу за чужие колонии.

Именно эти мотивы и определяют характер первых войн США, вернее, первых агрессивных кампаний, поскольку настоящие войны в американской истории почти не случались, вашингтонский режим, как правило, вел односторонние агрессии, нападая на заведомо слабого противника, и почти всякий раз, по сути, это было лишь актом государственного терроризма. Безнаказанность удаленной от Старого Света территории агрессивных «белых людей» превратила в кровожадное чудовище их «молодую демократию».

И вот, натренировавшись на индейцах, отняв у них значительную часть земель, отхватив у французов Луизиану, вашингтонские стратеги вышли на новую орбиту, они развязали первые, по-настоящему заморские кампании на манер «взрослых» колониальных держав.

Это были две Берберийских войны, первая из которых происходила в 1801–1805-м, вторая — в 1815 году. Американцы развернули карательные операции против прибрежных крепостей так называемого «Варварского берега», расположенного на территории Северной Африки, где сейчас находятся Марокко, Алжир, Тунис и Ливия. Марокканский султанат тогда был независимым государством, а Триполитания, Алжир и Тунис все еще оставались вассалами Османской империи, хотя практически сделались уже отдельными субъектами и войну вели самостоятельно.

Контекст Берберийских войн чрезвычайно любопытен. Североафриканские государства представляли собой нечто среднее между пиратскими колониями (одной из которых еще недавно была и сама «Обитель демократии») и типичными средневековыми ханствами, взимавшими дань с тех, с кого удастся ее содрать. Американцы были вынуждены платить налог (который считали несправедливой данью), поскольку с самого восемнадцатого века уже вторгались в Средиземное море, пытаясь вести в нем торговлю и каким-то образом закрепить свое влияние. Марокканский султан, как и триполитанский паша, разумеется, не могли быть рады излишней активности заморских гостей, ведь и кроме американцев там промышляло немало прочих (французы, англичане, итальянцы, шведы), и арабы считали своим долгом периодически «щипать» гостей, захватывали их суда, требовали выкуп. Постепенно Англия и Франция сумели договориться с арабскими владыками Северной Африки, стали выплачивать определенный налог за плавание в их водах; когда в Средиземном море нарисовался торговый флот США, ему тоже пришлось платить этот налог, причем весьма немалый. Для того чтоб торговать на юге Европы и в Малой Азии, а налог не платить, американцы и начали войну против Триполитании, к которой (на стороне Триполитании) потом присоединились Марокко, Алжир и Тунис. Хотя объявления-то войны не было, вашингтонская сторона просто отказалась платить деньги (а плавать в водах Триполитании продолжала), потому паша и сбил флагшток на американском посольстве, в ответ янки направили свой флот в Средиземное море.

Не буду утомлять вас лишними деталями морских баталий, скажу лишь, что в общем и целом итог пришел к тому, что американцы фактически победили, сумев настоять на своем, и перестали выплачивать те суммы, которые считали несправедливой данью. Эта война была первой иностранной кампанией вашингтонского режима и сумела стать первой успешной зарубежной агрессией. Она не очень известна нынешнему американскому обывателю, но историки США почитают ее как славную викторию, делающую честь своей стране.

И может быть, все бы ничего, ведь одним из декларируемых мотивов и предпосылок этой войны была борьба с арабским пиратством на Средиземном море, которым промышляли магрибинские корсары, но существует такой нюанс, который не позволит отнестись к американской борьбе сколько-нибудь позитивно и с симпатией, ведь, пытаясь воспрепятствовать арабскому пиратству, американцы поощряли свое усовершенствованное каперство. Вашингтонские политики требовали не только беспошлинной торговли в чужих территориальных водах, но добивались еще и беспрепятственной торговли опиумом. Уже тогда, с самого начала, американцы промышляли этой мерзостью, обрекая на деградацию огромное число людских судеб.

Самым крупным государством-наркоторговцем в то время была Англия, с нею-то «молодая демократия» и сцепилась в борьбе за рынки сбыта, и главное — за регионы, откуда поставлялось зелье, один из которых располагался в ту пору в обширных владениях ослабевшей Османской империи, контроль над ее морями и выцарапали Англия, Франция и США.

Бизнес на опиуме был фантастически выгодным, американцы покупали наркотик в Передней Азии и продавали его в Китай и прочие территории Южной и Юго-Восточной Азии, делая тройной оборот вложений.

Позже в Юго-Восточной Азии англичане и французы развяжут «опиумную войну», к которой присоединятся и американцы, борясь за право легально сбывать наркотик китайскому населению. Война шла именно за то, чтоб утвердить официальное право вести наркоторговлю! И англичане с американцами вырвали-таки себе это право и производили наркоманизацию целой страны, нисколько не мучаясь угрызениями совести.

Американцы участвовали в «опиумных войнах» дважды — в 1856 и 1869 гг.

Но вернемся в начало восемнадцатого века. Лишь только смыв с рук кровь Берберийской войны, американцы ввязываются в очередной конфликт с английской короной, но для нас с вами эта драчка представляет мало интереса, поскольку происходило немало таких конфликтов и, пожалуй, можно было бы относиться к ним как к чему-то наподобие настоящих войн за завоевание и отстаивание независимости, если бы субъект, ее отстаивающий, не был бы столь же агрессивен и беспринципен, как и его бывшая хозяйка — Англия. А он был агрессивен, да еще как, вот и в описываемый период он двинул свою военщину на испанские владения, зарядившись энергией наглости от «победоносной» войны в Средиземном море.

Однако, вторгшись в Рио-Гранде, американцы получили по зубам, их агрессия была отброшена, а их командиры пойманы испанскими властями. Этот щелчок по американскому носу стал довольно полезен для развития их дальнейшего нахрапа, они стали злее и спустя несколько лет нападают на испанскую Флориду, на этот раз сумев-таки отбить ее у законных хозяев.

После захватов испанских и французских территорий в руках вашингтонского режима оказываются огромные территории Юга плюс к уже имевшимся ранее в их распоряжении, где махровым цветом цветет рабство — жестокое, подлое, гораздо более чудовищное, чем в испанских и португальских колониях. Североамериканские законы не только не запрещали убивать рабов, но предписывали обязательность телесных наказаний, а запрет-то был введен на обучение рабов грамоте, как и на любое действие, которое, хотя бы теоретически, могло приблизить черную собственность к положению «свободных людей». Хозяин был обязан бить своего раба, унижать его как можно более жестоко.

Разумеется, это не могло не приводить к восстаниям рабов, одно из которых произошло в 1811 году, когда около полутысячи чернокожих сбились в отряд и попытались пробиться к Новому Орлеану. Понятное дело, что никаких перспектив у них быть не могло, власти бросили против них военную силу, зверски расправились с каждым, проведя затем ряд карательных мер и против тех рабов, которые о восстании и не помышляли.

С этих пор военщина американцев совалась кругом, где только могла почуять поживу. Если вашингтонским стратегам казалось, что в руках у какого-либо «ребенка» есть «конфетка», то флот тут же снимался с якоря и плыл ее отнимать!

Со второй четверти девятнадцатого века начинается системная и безостановочная кампания вторжений и агрессивных военных экспедиций по всей Центральной и Южной Америке, а чуть позже география поползновений вашингтонского режима расширилась и за счет Азиатско-Тихоокеанского региона.

Хронологию этих агрессий даже скучно пересказывать, до чего они были часты и однообразно циничны.

Уже в 1824 году американцы вторглись в Пуэрто-Рико и на Кубу.

В 1833 году полезли в Аргентину, подленько вмешавшись в дела чужой гражданской войны с целью «закрепить свои национальные интересы», причем такие действия они осуществляли с той поры во многих других регионах и совершают сейчас.

С 1835 году начинаются провокации вашингтонского режима против Мексики с целью захвата Техаса, где начались волнения местных рабовладельцев, вызванные намерением мексиканского президента Антонио Лопеса де Санта-Анна ввести новую конституцию и отменить рабство, хотя за Мексику деловитые янки взялись сразу же после того, как эта страна сумела освободиться от испанского владычества.

Сначала в северные районы страны, в штат Техас, направляется целая армия «мирных колонистов», которые три года спустя добиваются утверждения мексиканским конгрессом закона о колонизации, гарантировавшего неприкосновенность их имущества. «Мирные» колонисты хорошо вооружены, они захватывают земли, издеваются над мексиканцами, жестоко эксплуатируют их. А пока продолжается эта «колонизация», правительство США обращается к Мексике с предложением продать Техас и соседние области. Мексиканское правительство отклоняет домогательство, после чего североамериканские стратеги изобретают неоднократно применявшийся ими впоследствии в других странах и районах земного шара прием. В Техасе инспирируется вооруженное выступление колонистов, которые в 1835 году провозглашают отделение этого штата от Мексики, создают временное правительство и обращаются «за помощью» к США. Помощь, естественно, предоставляется. Когда мексиканские власти пытались блокировать побережье своего мятежного штата, американские военные корабли воспрепятствовали этому. Дальнейший ход операции был расписан как по нотам. Вашингтон, как «истинный поборник свободолюбивых идеалов», признает «независимость» Техаса, а затем договаривается с представителями так называемой «Техасской республики» о ее присоединении к Соединенным Штатам. В декабре 1847 года конгресс во имя провозглашенных «доктриной Монро» принципов «свободного и независимого состояния» одобряет резолюцию, превратившую бывший мексиканский штат в еще одну звездочку на государственном флаге США [23].

Небезынтересно отметить, что эта бандитская аннексия мотивировалась традиционными соображениями «защиты национальных интересов», о чем, в частности, свидетельствует анекдотическое по аргументации и оскорбительное по тону письмо, направленное в мае 1844 года поверенным в делах США в Мехико министру иностранных дел этой страны. Читайте и изумляйтесь: присоединение Техаса к США мотивировалось следующими доводами:

«Этот шаг был сделан Соединенными Штатами вынужденно, для собственной защиты, как следствие политики, проводимой в отношении отмены рабства в Техасе» [24].

Победа вашингтонского режима в этой войне стала фактическим расчленением Мексики на две части — северную и южную. Страна лишилась половины своих территорий помимо Техаса, еще и земель нынешних штатов Калифорния, Нью-Мексико, Аризона, Невада и Юта, в отношении них тоже был осуществлен отработанный план: засылаются орды «мирных колонистов», потом они поднимают мятеж против законных властей и, опираясь на «дружественную поддержку» американского военного флота, захватывают большинство населенных пунктов, провозглашая «независимость» Калифорнии.

Основным итогом войны, как и полагается, была «победа свободы по-американски», то есть у Мексики отобрали территорию и настояли-таки на сохранении там рабства, которое, как и в остальных регионах юга США, продолжало быть садистским ужасом, ставящим под сомнение человеческое достоинство людей, опустившихся до этого и продолжающих рьяно защищать свою «свободу» быть рабовладельцами.

Нужно заметить, что сражавшиеся «за свободу» Техаса янки, настоявшие на предоставлении ему независимости, спустя годы, когда Техас захочет реализовать свое право быть независимым и от Вашингтона, жестоко подавили всякие попытки техасцев добиться этого. Попыток этих было не так уж и мало в истории, но одна из них, крайняя по счету, произошла совсем недавно, буквально четырнадцать лет назад, когда активизировало свою деятельность политическое движение «Республика Техас». И вот уж его-то вашингтонский режим не только не собирался признавать, но бросил на его подавление силу, а лидеров арестовал, причем главу движения Ричарда Макларена приговорил к 99 годам тюрьмы, его помощника Роберта Отто упекли за решетку на 50 лет. И хотя у Техаса, казалось бы, были все основания требовать независимость от США, ведь свободу техасцев быть независимым те, казалось бы, и защищали, однако свобода по-американски может быть только одной — выгодной вашингтонскому режиму, если же вы намереваетесь жить так, как вам хочется, то вас раздавят, упекут за решетку, дав несколько пожизненных сроков.

Заметим, вся эта история происходила примерно в то же время, когда Вашингтоном так активно провоцировалось расчленение СССР, отделение от России вместе с Украиной и другими республиками исконных русских земель, которые с Техасом-то и сравнить нельзя, ведь они являлись органичной частью Российского государства, пока его земли не были искусственно разделены на эти республики. И если уж Техасу не предоставляли независимость, то уж советским республикам и подавно нельзя было претендовать на суверенитет от Москвы.

Но если бы «империя Москвы» была бы не «империей зла», а «обителью добра», как США, то Кравчук, Шушкевич, Ландсбергис и прочие «герои парада суверенитетов» должны были бы получить по 99 лет тюрьмы, точно так же как Макларен, пытавшийся добиться независимости Техаса.

События в Техасе, помимо прочего, были подвергнуты замалчиванию, их постарались скрыть, сделать вид, что ничего не происходит, и пока повсюду были слышны истошные крики о необходимости срочно признавать право на суверенитет сепаратистских регионов СССР (хотя это противоречило результатам референдума, подтвердившего необходимость сохранить Союз, а референдум всегда является законом прямого действия и должен иметь приоритет над любыми другими), мировое общественное мнение не имело возможности узнать, насколько близко от распада могло бы находиться государство, контролируемое вашингтонским режимом, коль кто-нибудь приложил хотя бы треть тех усилий, что были брошены для разбивания Союза ССР.

Главная доктрина вашингтонского режима всегда заключалась в одной максиме: греби под себя и хватай все, что плохо лежит. И подавление ростков суверенитета Техаса в 90-х годах ХХ века, и одновременное провоцирование сепаратизма в СССР (причем американцы-то проплачивали и инструктировали не только сепаратистские силы в союзных республиках, они и чеченских боевиков всячески поддерживали, причем не только тайными поставками оружия и средств ведения войны, а политически их стремились легитимировать), так вот, и подавление Техаса, и отрыв союзных республик от России — это звенья одной цепи. Ведь как бы ни казалось странным и диким, но немалую часть исторических территорий России американцы пытались и пытаются сделать своими колониями, впихивают военные базы своих «советников» в правительства республик, всевозможных инструкторов и прочее, Грузию так вообще превратили в банальную полуколонию, напичканную американским оружием, населению которой пытаются навязать столь дикую и злобную ненависть к России и к русским (благодаря которым Грузия и сумела выжить и не была сожрана Турцией, сумевшей уничтожить почти всех христиан, остававшихся на ее территории к началу ХХ века), что можно лишь руками развести да удивиться беспринципности и нравственной неполноценности вашингтонских «специалистов», занимающихся разработкой идеологических и политических «операций», призванных посеять рознь между людьми, которые на самом деле так нужны друг другу и должны идти рука об руку, если не хотят, чтоб этот жестокий мир затоптал их.

И американцы с радостью бы затоптали Россию, но сколько бы раз ни принимались мечтать о таком заманчивом предприятии, решиться на его тотальное осуществление так и не смогли, спасовали; впрочем, об этом разговор пойдет ниже. Пока же вернемся к Мексике, Техасу и Латинской Америке вообще, ведь параллельно с провокациями и войной против Мексики американский флот совершает вылазку против Перу, произошедшую в 1835 году, в следующем году была еще одна.

Здесь, пожалуй, стоит упомянуть «доктрину Монро» — одну из деклараций американской внешней политики, которая была озвучена в ежегодном послании президента США к конгрессу в 1823 году. Много всяких доктрин было придумано американскими политиками за всю их историю, эти планы, как правило, содержали ту или иную степень паразитарности и хищности, но «доктрина Монро», несмотря на то что текст ее ничего особенно уникального из себя не представляет, была разрекламирована в пропагандистских статьях, впоследствии ей были посвящены многие работы и даже диссертации.

Смысл «доктрины» был довольно банален и сводился к формуле «Америка — для американцев», то есть провозглашалась защита интересов американцев от посягательств европейских держав. И ничего бы особенно наглого в этом не было, и даже вполне разумной можно было бы назвать эту «доктрину», коль между строк она бы не подразумевала и не указывала бы прямо на то, что «американцам» должна принадлежать вся Америка, то есть право распоряжаться в обеих Америках должно быть только у них, у «американцев».

Англоговорящая «элита» США, надо сказать, как тогда, так и сейчас предпочитает называть словом «американцы» лишь себя, любимую, остальных же она либо не замечает, либо почитает гражданами второго сорта (сейчас их называют «латиносами», «чикано»), которые считались досадным недоразумением на пути «победного шествия избранной нации, несущей истинную свободу». Если об иных жителях материка и упоминалось официозными лицами Вашингтона, то людей, не являющихся гражданами США, весьма редко называли американцами, и лишь в тех случаях, когда хотели подчеркнуть право экспансии США на земли «республик юга». Штатовские говоруны (и в прошлые века, и до недавнего времени) могли назвать американцами каких-нибудь «эмигрантов», бежавших с Кубы и предавших Кастро, как и прочих манкуртов, отвернувшихся от интересов своих народов и входящих в состав «эмигрантских правительств», которые Вашингтон планирует усадить в этих странах в качестве марионеточных режимов.

«Доктрина Монро» возникла в ответ на планы Испании восстановить контроль над своими владениями (которые в этот момент активно сбрасывали колониальный суверенитет Мадрида и провозглашали свой, независимый от испанской короны), американские же президенты сами разевали рот на бывшие испанские колонии, потому и возникла эта «доктрина», которая должна была стать грозным окриком в адрес конкурентов, что, мол, отныне территория обеих Америк будет «помечена» вашингтонским хищником и он будет нападать на любого, кто посмеет вторгнуться во владения его охоты.

Хотя у «Доктрины Монро» было много разных трактовок: ее использовали и как жупел при нападении на соседей (заявляя, что США по праву вторгаются в дела «республик юга», ведь «доктрина» это предписывает), и для споров с Англией по сложным и неоднозначным проблемам, для настаивания на невмешательстве Англии в дела США (и это, пожалуй, единственная сколь-нибудь достойная сторона использования этой «доктрины»).

В целом же дух «доктрины» способен был воплотиться и в нечто положительное, коль США хоть когда-нибудь действительно перешли бы к защите интересов соседей от чьих-либо посягательств. Но дело в том, что почти ничьих посягательств, кроме вашингтонских и лондонских, и не было. Испания устранилась довольно скоро, она ослабла, почти добитая колониальными войнами, навязанными ей вашингтонским режимом, и ее роль с тех пор все более заключалась в донорстве новых веяний испаноязычной культуры и подобных, скорее позитивных, чем негативных, явлениях, Франция тоже минимализировала свое влияние на Америку довольно скоро, роль надзирателя прочно перешла к Вашингтону, который усвоил для себя полную вольницу, не ограниченную ничем.

Показательно, что даже в наши дни из латиноамериканских стран нередко раздаются голоса о том, что «Доктрина Монро» и сейчас продолжает быть тем идеологическим инструментом, который, будто код, запечатлевшийся в головах вашингтонских политиков и американской «элиты», диктует им потребность вмешиваться в дела «республик юга», навязывать им свое доминирование. Президент Венесуэлы Уго Чавес в одном из своих выступлений говорил о том, что «Доктрина Монро» должна быть отброшена и сломана, поскольку она заключает в себе все ту же «стратегию», которая началась даже не с Джеймса Монро, а с еще более ранних времен, и «развита» была в самые агрессивные периоды истории, когда процветало рабство и рабовладельческое мышление у американских президентов, один из которых — Джефферсон — открыто говорил, что Америка должна одну за другой поглотить «республики юга».

Любопытно, что, провозглашая «Доктрину Монро», то есть пытаясь запретить европейским державам вмешиваться в дела Нового Света, сама Америка в это же самое время начинает пытаться все активнее вмешиваться в дела Старого Света, выше уже упоминалось о «Берберийских войнах», однако активность американцев была еще более заметной на востоке Евразии, ведь еще до окончания «Мексиканской войны» вашингтонский режим начинает рейды против Китая, грубо вмешивается во внутренние дела этого государства, участвует в подавлении народных восстаний, навязывает свои кабальные договора, продолжая беззастенчиво торговать наркотическими веществами, осуществлять грабительские сделки по основным сырьевым категориям товаров, которые могли быть вывезены из Поднебесной.

Вторжения в Китай происходили в 1843 и 1844 годах, все более и более ослабляя возможность китайского народа вырваться из-под «опеки» западных стран, вернуть самостоятельность.

Буквально через год американцы лезут в Новую Гранаду (территория которой находится сейчас в составе Колумбии), совершая очередную агрессию, далее следует вылазка в Индокитай, где у США конечно же отыскались «национальные интересы»!

В середине века, продолжая осуществлять «Доктрину Монро», американцы устраивают вторжение своего флота в Аргентину, проводя очередную «спецоперацию» против народа этой страны с целью установить в ней тот режим, который выгоден Вашингтону, а спустя пару лет и следующую, поскольку народные волнения не прекращались и с существующими порядками мало кто хотел мириться.

А в 1854 году произошло событие, способное поначалу стать лишь пустяком, который вряд ли бы оказался замечен историками, если б в нем как в капле воды не отразилась вся политика вашингтонского режима.

Невесть как попавший в никарагуанский порт Сан-Хуан-дель-Норте американский офицер Рут ради забавы застрелил собаку, хозяина которой, местного жителя, это потрясло и оскорбило. Никарагуанцы в ответ на беспричинную жестокость, разумеется, потребовали извинений и компенсации хозяину собаки. Американец конечно же плевать хотел на чужие чувства. Будучи верным сыном своей страны и ее «высокой морали», он отвечал лишь хамством. Никарагуанцы намяли ему бока, но в конце концов отпустили с миром. Однако американское правительство посчитало невозможным простить такое «оскорбление», нанесенное гражданину США, и потребовало от правительства Никарагуа возмещения убытков в фантастической по тем временам сумме — 24 тысячи долларов, которую небольшая центральноамериканская страна не могла выплатить (да и с какой стати она бы стала это делать?)

И эта «шутка» американского вояки обошлась никарагуанцам так дорого, что они до сих пор не могут забыть о том, как их наказал вашингтонский режим. К берегам страны подошел американский флот и подверг Сан-Хуан-дель-Норте разрушительной бомбардировке. Город был разрушен до основания, точное количество жертв неизвестно, как и число раненых. Их было очень много.

А буквально через год в Никарагуа, прознав о том, как оказалась ослаблена и унижена эта страна, наведался американский авантюрист Уильям Уокер, который, собрав банду в США, поначалу-то принялся всего лишь грабить прибрежные городки от своего имени, а не с благословения вашингтонской власти. Дело шло неплохо, к пиратам примкнуло некоторое количество местных проходимцев, но все оставалось бы обычным и довольно мелким криминалом, коль Уокеру не удалось бы вмешаться во вспыхнувшую гражданскую войну ослабленной катаклизмами страны. На озере Никарагуа он захватывает пароход, принадлежащий американской транспортной компании, и, усилив, таким образом, свой флот, ухитряется захватить один из трех крупнейших городов страны, являвшийся в ту пору ставкой одной из противоборствующих сторон гражданской войны. Уокер активно вмешивается в дела Никарагуа и даже свергает президента страны Патрисио Салазара, желая посадить на его место марионетку, за спиной которой сам становится правителем. Но и этого ему оказывается мало, вскоре он объявляет президентом страны самого себя, не смущаясь тем, что имеет лишь американский паспорт в кармане и почти не понимает языка местного населения.

И что вы думаете? Это мелкое ничтожество тут же получает одобрение американского президента Франклина Пирса, став официальным проводником «американских интересов» в стране.

«Президентство» свое он начал с того, что казнил законного главу государства, содержавшегося под стражей, разогнал высших государственных служащих и посадил на их место своих приятелей из США. Дальше — больше! Он пытается запретить местным жителям говорить на испанском языке, вводит в качестве официального английский, а потом выпускает декрет о восстановлении рабства. Причем аргументировал целесообразность этого шага следующим глубокомысленным замечанием: «Жизненно важные отношения между капиталом и трудом покоятся на сохранении рабства, ибо подведение под труд надежной основы позволяет разумному обществу продвигаться решительно вперед, к освоению новых форм цивилизации» [25].

Вы когда-нибудь слышали что-либо более циничное и глупое одновременно?

Но удивляться-то нечему, ведь там, где побеждает «американская демократия», побеждает и рабство, неважно, в открытой ли форме и нагло-циничной или в завуалированной и хитрой.

20 мая 1856 года президент США налаживает «официальную дипломатию» с новым правительством Никарагуа, радуясь тому, что снова нашелся один из славных сынов американской нации, который наверняка поможет «возродить» страну, лежащую близ южных рубежей США.

Погубила же Уокера неумеренная жадность. Захватив с помощью банальной наглости власть в этой маленькой стране, ввязавшись в противоборство двух спорящих фракций, чуть позже он, уже являясь «главой государства», ввязывается в «финансовый спор» теперь уже американских интриганов, действовавших на территории Никарагуа. Два работника транспортной компании Корнелиуса Вандербильта захотели завладеть всем имуществом компании, находившимся в Никарагуа. Взамен за оформление подложных документов они пообещали «президенту» страны много разных щедрот [26]. Но хозяин компании сумел помешать расхищению своего имущества и даже пожаловался на него в правительство. Позиции Уокера оказались ослаблены, и очень некстати, ведь в это время против американского ставленника начинает войну Коалиция государств Центральной Америки под руководством Коста-Рики. Уокер, однако, сумел продержаться до 1 мая 1857 года, а потом, несмотря на все свои преступления против народа захваченной страны, был вывезен в США, где начал планировать свои дальнейшие геройства во славу свободы и конечно же для того, чтоб «разумному обществу продвигаться решительно вперед».

Звездно-полосатая родина вдохновила Уокера на новые подвиги во имя продвижения ее свобод и интересов, и в августе 1860 года он высадился в Гондурасе, где поначалу все у него шло неплохо, он грабил, убивал, ну то есть «продвигал американские интересы», сумел захватить контроль над городом Трухильо, но в этот момент вмешались соперничавшие с американцами англичане, которые подогнали флот, заблокировали американцев с моря и, схватив Уокера, передали его законным властям Гондураса, которые поспешили расстрелять международного преступника, несущего агрессию «интересов» США в Центральную Америку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.