Человеческий фактор

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Человеческий фактор

С начала современной эры, заря которой взошла в шестнадцатом веке, политические философы обсуждали взаимоотношения человека и обстоятельств, формирующих его жизнь. Гоббс, Локк и Руссо отстаивали биолого-психологический «портрет» человеческого сознания и формулировали свои политические взгляды, исходя из этого. Американские отцы-основатели, в частности, Мэдисон в 10-м номере «Федералиста», придерживались аналогичного мнения. Они прослеживали эволюцию общества через факторы, «посеянные в природе человека»: могучую, но подверженную ошибкам силу человеческого разума и присущую всякому индивиду «любовь к себе», из взаимодействия которых «возникают различные мнения», а также разнообразие возможностей, «из коего обладание разными формами и видами собственности проистекает», приводя к «разделению общества на фракции и партии». Пусть перечисленные мыслители по-разному анализировали конкретные факты и делали разные выводы, все они опирались на представление о человечестве, чьи неотъемлемые природа и опыт постижения реальности неизменны.

В современном мире человеческое сознание формируется через «фильтр», подобного которому прежде не было. Телевидение, компьютеры и смартфоны предлагают «тройное» и почти постоянное взаимодействие с экраном сутки напролет. Общение с другими людьми в физическом мире ныне безжалостно вытесняется виртуальным миром сетевых устройств. Последние исследования показывают, что взрослые американцы тратят в среднем около половины времени бодрствования перед экраном, и эти цифры продолжают расти[128].

Каковы последствия этого культурного переворота для отношений между государствами? Политик решает множество задач, причем среди них преобладают те, которые сформированы историей и культурой данного общества. Он должен в первую очередь проанализировать текущее положение общества. По сути, здесь прошлое встречается с будущим; посему подобный анализ не может не учитывать обоих этих элементов. Затем он должен попытаться понять, куда ведет текущая траектория развития. Нужно устоять перед искушением отождествить политику с проецированием знакомого в будущее, поскольку это путь к стагнации и упадку. Все чаще в эпоху технической и политической нестабильности мудрость советует избрать иной путь. Направляя общество оттуда, где оно сейчас, туда, где оно никогда не бывало, новый курс сулит свои преимущества и недостатки, всегда, как кажется, уравновешивающие друг друга. Чтобы двинуться по дороге, которой раньше никто не ходил, требуются сила воли и мужество: воля – потому что выбор не очевиден; мужество – потому что дорога будет поначалу одинокой. А затем государственным деятелям следует убедить сограждан присоединиться к этому походу. Великие государственные деятели (Черчилль, оба Рузвельта, де Голль и Аденауэр) обладали видением и решимостью; сегодня такие качества встретишь редко.

При всех благах, которые принес Интернет, он сосредоточен больше на актуальном, чем на протяженном во времени, на фактах, а не на концепциях, на общих ценностях, а не на интроспекции. Знание истории и географии уже не принципиально для тех, кто может получить эти данные нажатием кнопки. Образ мышления, подходящий для одиноких политических дорог, не слишком очевиден тем, кто ищет подтверждений своим взглядам у сотен, а то и тысяч друзей в «Фейсбуке».

В эпоху Интернета мировой порядок часто приравнивается к утверждению, что если люди имеют возможность свободно получать и обмениваться информацией, то врожденное человеческое стремление к свободе рано или поздно реализует себя, а история будет двигаться «на автопилоте». Однако философы и поэты уже давно выявили в мыслительном процессе три составляющие: информацию, знания и мудрость. Интернет фокусируется на информации, распространение которой он обеспечивает в геометрической прогрессии. Появляются все более сложные системы, позволяющие, в частности, отвечать на фактические вопросы, сами по себе стабильные во времени. Поисковые системы обрабатывают комплексные запросы все быстрее. Тем не менее избыток информации парадоксальным образом препятствует приобретению знаний – и вынуждает мудрость отступать даже дальше, чем раньше.

Поэт Т. С. Элиот подметил это в своем «Камне»:

«Где Жизнь, которую мы потеряли в жизни?

Где мудрость, которую мы потеряли в знанье?

Где знанье, которое мы потеряли в сведеньях?»[129]

Факты редко говорят сами за себя; их смысл, анализ и интерпретация, по крайней мере во внешней политике, зависят от контекста и значимости. Ныне все больше вопросов трактуются как сугубо фактические, и потому крепнет уверенность, что для каждого вопроса должен существовать верифицируемый ответ, что проблемы и решения не заслуживают осмысления – достаточно просто «проглядеть». Но в отношениях между государствами – и во многих других областях – информацию, чтобы она оказалась действительно полезной, нужно помещать в широкий контекст истории и опыта, дабы она превратилась в фактические сведения. И повезло тому обществу, чьи лидеры хотя бы иногда поднимаются до мудрости.

Приобретение знаний из книг несет особый опыт, отличный от Интернета. Чтение занимает время; чем сложнее авторский стиль, тем дольше понимание. Поскольку физически невозможно прочитать все книги по конкретной теме, а тем более все книги на свете, либо усвоить сполна все прочитанное, обучение по книгам стимулирует концептуальное мышление, то есть способность распознавать сопоставимые факты и события и строить модели на будущее. А стиль как бы «увязывает» читателя с автором, или с темой, «сплетая» воедино суть и эстетику.

Традиционно другим способом приобретения знаний выступали личные беседы. Обсуждение и обмен идеями на протяжении тысячелетий обеспечивали эмоциональную и психологическую подоплеку в дополнение к фактическому содержанию информации. Это, так сказать, нематериальные активы убеждения и личных качеств. Сегодня цифровая культура породила любопытное нежелание участвовать в персональных контактах, особенно наедине.

Компьютер до определенной степени решил проблему приобретения, сохранения и извлечения информации. Данные можно сохранять практически в неограниченном объеме и эффективно с ними работать. Вдобавок компьютер предоставил форматы хранения, невозможные в книжную эпоху. Он «упаковывает» данные, стиль не имеет значения для поиска или извлечения информации. Когда требуется одно решение, вырванное из контекста, компьютер предлагает функциональность, немыслимую всего десять лет назад. Но одновременно он суживает поле зрения. Информация легко доступна, коммуникации мгновенны, а потому утрачивается внимание к значению, теряется понимание того, что имеет значение. Такая динамика побуждает политиков ждать, пока проблема возникнет, а не предвосхищать ее, воспринимать принятие решений как череду не связанных между собой событий, а не как часть исторического континуума. Когда это происходит, манипулирование информацией заменяет ее осмысление в качестве основного инструмента политики.

Точно так же Интернет лишает общество исторической памяти. Данное обстоятельство описывается следующим образом: «Люди забывают то, что, как они думают, всегда можно уточнить, и помнят то, чего, как они считают, уточнить нельзя». Переместив столь много информации в пространство доступного, Интернет лишает человека желания запоминать. Коммуникационные технологии грозят сократить нашу способность к «внутреннему поиску» и увеличивают зависимость от технологий как инструмента и посредника мыслительной деятельности. Информация, доступная всегда и везде, стимулирует мысль исследователя, но не соответствует образу мышления лидера. Сдвиг в человеческом сознании может изменить саму природу человека и характер взаимодействия людей, вследствие чего человек перестанет быть самим собой. В эпоху книгопечатания на мир смотрели иначе, нежели в Средние века. Неужели «оптическое восприятие» мира не изменилось в компьютерную эру?

Западные история и психология до сих пор трактуют истину как нечто, не имеющее отношения к личности и предшествующему опыту наблюдателя. Тем не менее, наша эпоха находится на грани изменения концепции истины. Едва ли не каждый веб-сайт предлагает функции кастомизации на основе следящих интернет-кодов, которые позволяют установить предпочтения пользователя. Данные методы, как считается, побуждают пользователей «потреблять больше контента» и тем самым просматривать больше рекламы, этого истинного двигателя интернет-экономики. Кастомизация – лишь частное проявление глобального стремления научиться управлять человеческим выбором. Товары сортируются в соответствии с тем, «что могло бы вам понравиться»; онлайн-новости показываются по принципу «новости, которые вас заинтересуют». Два разных человека, обращающихся к поисковой системе с одинаковым запросом, не обязательно получат одинаковый ответ. Понятие истины в настоящее время становится относительным и индивидуализируется, утрачивая свою универсальность. Информация предлагается как свободная. На самом деле мы платим за нее, предоставляя данные, которые будут использоваться посторонними лицами и таким образом, чтобы подбирать для нас соответствующую информацию.

Какова бы ни была польза такого подхода в сфере потребления, его влияние на политику может оказаться радикальным. В политике трудный выбор – повседневная рутина. Но где в мире глобальных социальных сетей индивиду найти уединенное пространство для обретения силы духа, потребной для принятия решений, по определению не допускающих консенсуса? Пророков, как говорят, не признают вовремя; они вещают «извне» привычного понимания – именно это и делает их пророками. В нашу эпоху пророчествам почти не осталось места. Всеобщий социальный эксгибиционизм и стремление «быть на связи» всегда и всюду разрушают конфиденциальность и тормозят развитие личностей, способных на «одинокие» решения.

Американские выборы, особенно президентские, демонстрируют еще одну сторону этой эволюции. Сообщалось, что в избирательной кампании 2012 года партии располагали данными на десятки миллионов потенциально независимых избирателей. Полученные в результате анализа социальных сетей, публичных сведений и медицинских записей, эти данные позволили составить профили на каждого избирателя – вероятно, более точные, нежели если бы человек опирался исключительно на память. В итоге кандидаты выбирали технологии контакта – то ли положиться на личные визиты друзей (а также сообщения друзей из Интернета), то ли рассылать персональные письма (по анализу публикаций в социальных сетях), то ли проводить групповые встречи.

Президентские кампании постепенно становятся этаким медиасоперничеством между ведущими операторами Интернета. Раньше велись содержательные дебаты о государственном управлении, а теперь кандидаты лишь озвучивают формулировки маркетологов, добытые методами, которые всего поколение назад сочли бы научной фантастикой. Основная роль кандидатов – сбор средств, а не обсуждение идеологии. Позволяют ли маркетинговые слоганы судить о взглядах кандидата – или же взгляды, выражаемые кандидатом, суть плод изучения «больших данных», наиболее распространенных предпочтений и предрассудков аудитории? Способна ли демократия избежать эволюции в сторону демагогических побед, основанных на эмоциональной привлекательности для массового избирателя, а не на осмыслении, которое грезилось отцам-основателям? Если разрыв между личными качествами, необходимыми для победы на выборах и для управления страной, станет слишком велик, концептуальное понимание и ощущение истории, неотъемлемые элементы внешней политики, могут быть утрачены – или же развитие, культивирование этих качеств может занять основную часть первого президентского срока, вследствие чего США лишатся лидирующей роли.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.