14 августа, пятница

14 августа, пятница

Хрущев приехал в Министерство Вооруженных Сил к Булганину. Министерский кабинет представлял собой необъятный, залитый солнцем квадрат с широкими окнами на две стороны. Входивший в кабинет через высоченные двери приемной должен был метров двенадцать двигаться в направлении исполинского стола, за которым в кресле, напоминающем трон, восседал министр. Ковры скрадывали шаги, и лишь тиканье громоздких напольных часов делало этот монументальный кабинет реальным. Благообразный облик седовласого маршала Булганина, сидящего под огромным портретом вождя революции, казался строгим, прозорливым, полубожественным.

Военный министр поспешил гостю навстречу.

— Рад тебя видеть, Никита Сергеевич!

Расцеловав товарища, маршал провел его в соседнюю комнату, уютную, с низким плюшевым диваном. Туда вела неприметная, отделанная дубовыми панелями дверь.

— Садись, угощайся! — пригласил Николай Александрович, заваливаясь на диван. — Грильяж, сливочная помадка, фрукты?

Хрущев уселся в кресло и потянулся к вазе за яблоком.

— Может тебе налить? — спохватился Булганин.

— Не буду. Я лучше яблочко съем.

— Виноград попробуй, кишмиш. Узбеки самолетом передали, только с дерева!

— Не хочу! — покачал головой Хрущев.

Николай Александрович благодушно смотрел на друга. Пригладив блестящую лысину, Никита Сергеевич спросил:

— Получилось?

— Страшное дело, — приподнимаясь с дивана, произнес Булганин и взял с подоконника пухлую папку. — Всю бетонную громадину на хер снесло, а сколько в эту башню железобетона зах…чили — и следа не осталось! — он потряс фотографиями. — Не представляешь, какая у бомбы силища!

Булганин принялся раскладывать на столике снимки.

— Это до взрыва, — тыкал пальцем министр, — а это — после.

— Земля плавится! — ужаснулся Хрущев.

— Горит земля, горит! Если такой мощности бомбу на врага сбросить, и воевать не надо, не с кем будет воевать!

Николай Александрович снова уселся на диван.

— Без бомб государство не сохранить, — проговорил Никита Сергеевич. — Враги из всех щелей, как тараканы, лезут! Американцы засратые на самолетах-разведчиках границ не знают. Мы их бьем, а они все равно прут, секреты вынюхивают!

— Если бы взрыв твои американцы увидели, то точно бы ох…ли! Но они про то узнают! Земля ходуном ходила. Метеостанции на расстоянии трех тысяч километров возмущенье фиксировали. В отчете подробно написано, — министр кивнул на документы.

— Полистаю, — придвигая к себе сброшюрованную папочку, отозвался Хрущев.

Маршал ухватил гроздь винограда:

— Сладкий, прямо сок!

— Водородная бомба — самое жестокое оружие в мире, сравнимое по силе разве с проклятием сатаны! — с расстановкой выговорил Никита Сергеевич.

— Хорошо сказал, емко! Эта твоя фраза в газеты бегом пойдет, бегом! — округлил глаза Николай Александрович.

Хрущев продолжал перебирать ужасные снимки. Он глазам не верил, какие катастрофические разрушения произошли после взрыва.

— Если все страны таких бомб наклепают, планете пи…дец! Это, Коля, будет не ураган, а вселенская катастрофа!

— Так что ж, не делать бомб что ли? — заволновался военный министр, ссыпая виноградные косточки с ладони на блюдечко.

— Придется делать, придется смерть проклятую производить, без атомных бомб нам не выжить!

Хрущев сел удобнее и потянулся к яблоку. Булганин зачарованно смотрел на друга.

— Вот взорвали мы, Коля, бомбу, и теперь врагам понятно — в Россию не суйся, убьет! В этом состоит наша главная цель — запугивание! — разъяснил Секретарь ЦК. — У страха глаза велики. Американцы испугаются, приутихнут. А если приутихнут, мы за это время силенок подкопим. Воевать нам куда? Народ еще от битвы с Гитлером не оправился, в красоту счастья не поверил, а тут — иди, воюй! Не пойдут, не готовы! — замотал головой Хрущев. — А если не готовы воевать, значит, пугать вражин остается, но пугать по-настоящему, так, чтобы поджилки тряслись! Я фотографии заберу, не возражаешь?

Николай Александрович кивнул:

— Забирай, у меня копии есть.

Никита Сергеевич стал собирать фотографии. Маршал зевнул:

— Не выспался, глаза слипаются.

— А Маленков про испытание что сказал?

— Особо без эмоций, — ответил Булганин. — Его цифры пугают, слишком много на бомбы средств уходит. Неразумно, говорит.

— Разумно, не разумно, а выхода нет. Сталин не дурак был, что ядерную кашу заварил.

— У Егора как раз Молотов сидел, тот — за бомбы.

— Вячеслав с головой!

— Егор прям к Молотову тяготеет. Отыскал нового покровителя.

— Это ж надо, председатель Совета министров покровителей ищет! — возмутился Никита Сергеевич.

— То с нами не разлей вода, а тут — Молотов!

— История кислая! Ты, Коля, с Маленковым насчет меня говорил?

— Как же! — Булганин встал, открыл дверцу бара, где стояли бутылки, и достал коньяк. — Выпью рюмочку в профилактических целях, а то настроение — дрянь. Тебе наливать?

— Нет.

— Вчера вечером и переговорил, — налив треть фужера, рассказывал военный министр. — Егор пообещал включить в повестку вопрос о Первом Секретаре Центрального Комитета, самолично обещал твою кандидатуру на Президиуме озвучить. Я его припугнул, как ты велел, сказал, если он тебя не выдвинет, мы сами Хрущева предложим, чтобы потом не обижался. Сработало! — ухмыльнулся Николай Александрович.

Маршал выпил и снова плеснул себе коньяка:

— Никуда Егор не денется!

— Правильно сделал, что припугнул, если Президиум ЦК меня одобрит — считай дело решенное, Пленум как по маслу пройдет.

— Маленков раньше от страха на воду дул, а сегодня расхрабрился.

— Храбрый портняжка! — ухмыльнулся Хрущев. — Если мы бериевские бумаги найдем, они ему как костер под ногами будут.

Никита Сергеевич заметно нервничал: если Маленков за его кандидатуру не выступит, ни Каганович, ни Молотов, ни Ворошилов не проголосуют, а назваться Первым Секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза или просто Секретарем ЦК есть две большие разницы. Лидерство в партии, закрепленное высшей партийной должностью, позволило бы Хрущеву войти в первую тройку руководителей. Через партию шел к власти Сталин, через партию решил двигаться и Хрущев.

Никита Сергеевич тяжело вздохнул.

— А ученые про взрыв что сказали?

— Охренели. Еле очухались. Курчатов с Неделиным в самый эпицентр выезжали, разрушения осматривали. Страшное дело, говорят. Киношники фильм отсняли, пришлю тебе завтра.

Булганин, ласково смотрел на Никиту Сергеевича:

— Ты не будешь ругаться, если я после Пленума в Сочи мотну? Там хорошо, благодать, море как парное молоко, девушки светятся!

— Езжай, Коля, развейся.

— Машку возьму, — самозабвенно улыбался министр.

— Как она, в новую квартиру вселилась?

— Живет, довольна, — благодарно отозвался Булганин.

Хрущев смотрел на вазу, раздумывая, взять ему еще яблоко или нет.

— Возьми виноград, что ты все яблоки да яблоки!

— Ладно, давай виноград.

— Может, все-таки рюмочку?

— Нет, Коля, не буду.

Николай Александрович подал виноградную гроздь.

— Слушай, брат, я к тебе еще с одной просьбой обратиться хотел, с меркантильной. — Булганин подсел ближе. — Жена дачу просит.

— Где, в Сочи? — не понял Хрущев.

— Да нет, в Подмосковье, где-нибудь на Москве-реке, может, рядом с тобой, в Огарево, а может, по соседству, в Жуковке. И я с ней согласен, нужен, Никита, дом для семьи. Пока возможность есть, построю, мне ж не двадцать лет.

Хрущев внимательно посмотрел на Николая Александровича, который в Подмосковье пользовался сразу тремя дачами — министерской в Барвихе, в Малаховке дачу для обожаемой Машеньки держал и большой дом на реке Пехорка для приватного отдыха на Лосином острове.

— Тебе дач-то не мало?

— Так они ж государственные, а я прошу свою, личную! Вот с работы выгонят, куда пойду? — в сердцах воскликнул маршал, встал с дивана и всей своей громадой застыл над круглым, точно колобок, Хрущевым.

— Что-нибудь придумаю, — глядя на разволновавшегося товарища, пообещал Никита Сергеевич.

— Придумай, я как друга прошу, пошукай местечко. А я, сам знаешь, отработаю!

— Хорошо, друг, будет тебе дача! Давай по сто на ход ноги! — задорно ответил Хрущев.

— Сразу бы так! — хватаясь за бутылку, засуетился Николай Александрович.

— А материалы эти, — похлопал по отчету о водородном взрыве Секретарь ЦК, — я изучу. Дай команду, чтобы мне по ядерному оружию все без исключения присылали, хочу в суть вникнуть.

— Голову сломаешь. Пусть академики кумекают, какие для бомбы шурупы использовать. Бумаги я тебе пришлю, не жалко, и Неделина заодно. Может он что умное скажет.

От военных маршал артиллерии Неделин курировал ядерные и ракетные испытания.

Булганин разлил коньяк.

— За твое здоровье! — приподнял Никита Сергеевич.

— За наше здоровье! — поправил Маршал Советского Союза.