Всегда – сквозь тернии!

Всегда – сквозь тернии!

Подтверждения этому можно найти буквально на каждом шагу. И не только в науке, хотя именно в ней безраздельный диктат «признанных светил» особенно тяжек и гнусен. Официальные академики практически всегда пытаются уничтожить тех, кто им непонятен, кто противоречит их теориям. Ткнем, как говорится, буквально наугад, в одну из судеб. Вот выдающийся русско-советский ученый Анатолий Качугин.

Именно благодаря ему (и его товарищам, Солодовнику и Щеглову), в 1941-м удалось в считанные дни наладить производство самовоспламеняющихся при разбитии бутылок с зажигательной смесью, а потом и более совершенного оружия такого рода – ампул со смесью КС (Качугин – Солодовников). Качугин в войну разработал и зажигалки с бесцериевым кремнем, помогая стране преодолеть «спичечный голод». И вообще, этот великий человек (врач и химик одновременно) за свою жизнь стал автором более пятисот изобретений (Каминский Ю. Признание через полвека // Техника – молодежи». 1997. № 3).

В конце 1940-х годов Анатолий Качугин занялся проблемой лечения туберкулеза и рака с помощью гидрозита изоникотиновой кислоты (ГИНК) и солей тория. Опыты показывали успешность подхода. Но попытка Качугина и его соратников предложить новый метод Минздраву СССР закончилось тем, что министерство забраковало метод, а врачей, что работали с Качугиным, пыталось привлечь к ответственности. Все изменилось только в 1952-м, когда ГИНК стали применять в западной медицине. Затем на основе ГИНК появился ряд препаратов, включая и хорошо известный нынче тубазид.

Качугин продолжал работу, теперь нацелившись на борьбу с онкологическими болезнями. Его опыты показали, что ГИНК помогает и больным раком легкого. О Качугине стала писать советская пресса. Это вызвало ярость Н. Блохина, признанного «светила» онкологии: в то время он еще не был академиком, а руководил крупной клиникой. Когда ему принесли на рецензию очерк о Качугине, Блохин заявил: это очень интересно, но публиковать сие не надо. Но потом, когда Блохин стал академиком и даже президентом Академии медицинских наук СССР, он начал в открытую давить Качугина и его методы, принялся жестоко травить ученого. И травил его вплоть до самой смерти Качугина в 1971 году.

Дело в том, что Качугин, в отличие от медицинских «светил», обладал разносторонне, а не однобоко развитым разумом. Он умел вести междисциплинарные исследования, а не замыкался в рамках «узкой специализации». Так, он прочел, что академик Вернадский еще в тридцатые годы открыл феномен слабой радиоактивности раковых опухолей. Качугин также читал, что физики-ядерщики гасят атомную реакцию, вводя в реактор кадмиевые стержни, поглощающие нейтроны. Поэтому Качугин предложил вводить кадмий в опухоли раковых больных – вместе с препаратом, вызывающих рассасывание опухолей. То есть, русский гений предложил «высокоточное оружие» в лечении рака, которое уничтожает злокачественную опухоль метким ударом, а не общей, разрушительной для больного «бомбардировкой» организма в виде химиотерапии.

Именно это и вызвало новый приступ оголтелых гонений со стороны академика Блохина. (Примечательно, что на изобретателя пошли высшие медицинские ученые, тогда как врачи-практики, видя метод в действии, всячески его приветствовали!) Ведь академики-медики о ядерной физике имели самое смутное представление. Блохин обвинял Качугина в шарлатанстве, в подпольном лечении раковых больных, в нелегальной частной практике…

Увы, и в 1990-е годы метод Качугина не применялся в большинстве клиник. А ведь, если бы не идиотская позиция Академии меднаук, СССР мог опередить всех в мире в борьбе с раком еще в 1960-е годы.

А история с «голубой кровью»? В конце семидесятых в Пущино русско-советские исследователи занялись разработкой заменителя человеческой крови на основе перфторуглеродных эмульсий. Работы шли под руководством советского биохимика, вице-президента АН СССР Юрия Овчинникова и директора Института биофизики Генриха Иваницкого (Пущино). И огромная заслуга в создании полноценной «голубой крови» принадлежит доктору медицинских наук Феликсу Белоярцеву.

Нам, в отличие от западников и японцев, удалось решить проблему закупорки мелких сосудов заменителем крови. Препарат наших ученых спас две сотни жизней русских ребят в Афганистане. Но случилась трагедия. Белоярцев спас жизнь умирающей девочке (Анне Гришиной) в Филатовской больнице с помощью опытного, не утвержденного никакими инструкциями Минздрава, препарата «голубой крови» – перфторана.

Но завистники «настучали» на Белоярцева. Мол, применяет недозволенные препараты, на этом «частный бизнес» себе устроил, дачу отгрохал на взятые с больных бабки. Делом занялось КГБ, ученому устроили обыск на даче. Белоярцев не выдержал этого и свел счеты с жизнью. После этого исследования по «голубой крови» до 1989 года шли как бы подпольно, на чистом энтузиазме. В ходе их выяснилось, например, что перфторан, оседая в печени, не только ее не губит, но и уничтожает скопившиеся в ней шлаки. А это – ключ лечению и гепатитов, и цирроза. Но, как пишет «НГ», современный Минздрав РФ таких исследований почему-то не финансирует.

Оказывается, травля инноваторов стала делом рук вице-президента АН СССР академика Ю. А. Овчинникова. Овчинникову удалось использовать для своих целей КГБ, партийных руководителей, журналистов и даже советский суд. В результате Белоярцев наложил на себя руки, а члена-корреспондента АН Иваницкого выбросили с поста директора Института биофизики. Продвижение в практику очень нужного медицине препарата задержали на долгие годы.

А драматичная судьба основоположника трансплантологии (пересадки органов) Владимира Демихова? И его американского аналога? Она ведь тоже вопиет о том, как встречают все новое, первопроходческое все эти орды «признанных специалистов».

«…Талант экспериментатора проявился у Владимира Демихова еще во времена студенчества. В 1937 году, будучи студентом физиологического отделения биологического факультета МГУ, Демихов самостоятельно изготовил аппарат, который сейчас можно назвать искусственным сердцем. Свою разработку студент-физиолог проверил на собаке, которая прожила с демиховским искусственным сердцем около двух часов.

Далее была война и работа врачом-патологоанатомом. И мечта помочь умирающим людям, пересаживая им новые жизненно важные органы. В период с 1946 по 1950 год Владимир Демихов, работая в Институте экспериментальной и клинической хирургии, провел ряд уникальных операций, впервые в мире выполнив на животных трансплантацию сердца, легких и печени. В 1952 году он разработал методику коронарного шунтирования, которая ныне спасает тысячи жизней.

Демонстрируя отточенность и эффективность разработанных им методик, Демихов в 1954 году проводит уникальную операцию по пересадке собачьей головы на тело другой собаки. Позднее в своей лаборатории Демихов создаст более двадцати двухголовых собак, отрабатывая на них методику соединения сосудов и нервной ткани.

Однако очевидные достижения Демихова были восприняты далеко не однозначно. Работая в первом Московском медицинском институте имени И. М. Сеченова, Владимир Петрович из-за разногласий с дирекцией института так и не смог защитить диссертацию на тему “Пересадка жизненно важных органов в эксперименте”. Между тем, его книга с одноименным названием стала бестселлером во многих странах мира и долгое время была единственным учебником по практической трансплантологии.

В 1965 году доклад Демихова по пересадке органов (в том числе голов) у собак, сделанный им на заседании секции трансплантологов, подвергся жесточайшей критике и был назван ахинеей и чистой воды шарлатанством. До конца жизни Владимир Петрович подвергался гонениям советских “коллег” по цеху. И это притом, что Кристиан Бернард – первый хирург, выполнивший трансплантацию сердца человеку, перед своей операцией дважды посещал лабораторию Демихова и считает его своим учителем.

Именно с именем Владимира Демихова связана та самая “гонка голов”, которая началась в шестидесятые между СССР и США параллельно с “космической гонкой”.

В 1966 году американское правительство начало финансирование работ хирурга Кливлендской центральной больницы Роберта Уайта. В марте 1970 года Уайт успешно провел операцию по пересадке головы одной обезьяны на тело другой.

К слову, как и в случае Демихова, работы Уайта в США подверглись суровой критике. И если Владимира Петровича советские идеологи обвиняли в попрании коммунистической морали, то на Уайта “повесили” нарушение монополии божьего промысла. До конца жизни Уайт собирал средства на операцию по пересадке головы человека. У него был даже доброволец – парализованный Крейг Ветовиц…» (http://www.computerra.ru/vision/640403/)

Как видите, смелые инновации и обыкновенной завистью пополам с интригами подчас убиваются. Что при социализме, что при капитализме.

Давайте зарежем такую «священную корову», как нобелевские премии. Вот где «признанные специалисты» показали себя во всей красе. Вот где самым нагляднейшим образом видна закономерность: новое пробивается в жизнь не благодаря «признанным специалистам», а ВОПРЕКИ им.

Уже покойный ныне писатель-фантаст Владимир Савченко, из трудов коего лично я очень многое почерпнул (теория нейтрида в нашей с Р. Русовым книге «Сверхчеловек говорит по-русски») проанализировал то, кому давались пресловутые премии на протяжении века с лишним. Савченко изучил и систематизировал список 111 Нобелевских лауреатов в области физики и 10 в области химии (данных, по сути, за работы в области физики), и то, за что эти лауреаты получили премии.

– По его подсчетам получается, что из 121 премии (за великие и поворотные открытия и изобретения – за то, за что и завещал Нобель) – премия была выдана всего 14 раз (12 по физике, 2 по химии), – комментирует работу писателя известный русский мыслитель Юрий Мухин. – Это, к примеру, премия А. Беккерелю за открытие радиоактивности, Ф. Ленарду за работы по катодным лучам, Э. Резерфорду за открытие ядра атома, Дж. Маркони и К. Брауну за работы по созданию беспроволочного телеграфа (речь идет не о справедливости награждения премией того или иного физика и не о том, чей приоритет данного открытия, а о значимости того, за что дана премия). Не вызывает сомнений премия Дж. Чедвика за открытие нейтрона, Э. Ферми за открытие реакций, вызванных медленными нейтронами, О. Гану за открытие реакции деления ядер урана нейтронами или У. Шокли, Дж. Бардиун и У. Браттейу за исследования полупроводников и открытие транзисторного эффекта.

– Но основную массу остальных «открытий» великими и поворотными невозможно назвать даже с натяжкой, и следует согласиться с В. Савченко, что без 79 премированных работ, наша цивилизация вполне обошлась бы, даже если бы их и вовсе не сделали, не то, что не премировали Нобелевками. Можно, конечно, посмеяться над тем, что Шведская академия премировала шведа 1912 года Н. Далена «…за изобретение автоматических регуляторов, соединенных с аккумуляторами газа, которые предназначены для осветительных систем световых маяков и буев». Но становится не до смеха, когда понимаешь, кого НЕ ПРЕМИРОВАЛИ, – продолжает Юрий Мухин.

Нет среди Нобелевских лауреатов «братьев Райт, создавших первый самолет (1903–1908). Нет создателей кино (1895) братьев Люмьер. Нет гиганта электротехники Томаса Альвы Эдисона: электрические лампочки освещают всю планету, от фонографа пошла звукозапись, им открыта термоэлектронная эмиссия, на коей полвека жила – и поныне живет – ламповая электроника – и еще, и еще, великий современник малоизвестных тогда Рентгена и Беккереля; а в списке нет. Нет Дизеля, создавшего современный двигатель внутреннего сгорания (1897) и открывшего соответствующий процесс; он в миллиардах автомобилей, миллионах самолетных, теплоходных, тепловозных и всяких иных двигателей; в названиях «дизель-топливо» и пригородных «дизелей». Нет Ли де Фореста, создавшего усилительную электронную лампу-триод (1907), без чего не развилось бы ни радио, ни электроника, ни кибернетика. Нет создателей телевидения Розинга, Зворыкина, Франсуорта и др. Нет – только не падайте в обморок! – создателей персонального компьютера Возняка и Джобса», – возмущался В. Савченко, и остается только присоединиться к нему, вспоминая, скажем, Н. Тесла, ум которого во всей электротехнике вокруг нас.

– А кто же тогда есть среди этой сотни «великих»? «Из 111 по физике 79 – в узкой ядерно-атомной части ее. Три четверти. Из 10 «химических» ВСЕ в этой области». Причем, маразм с годами нарастал: из 14 работ, принесших действительную пользу и являющихся действительными открытиями, во 2-й половине ХХ века были присуждены премии только за две работы – за транзистор и за открытие космического микроволнового фонового излучения. Оба открытия не относятся к атомно-ядерной физике, – говорит Ю. Мухин. – Сам Савченко объясняет это тем, что есть специфика присуждений Нобелевок, и согласно этой специфике, скажем, надо публиковаться, где заметнее, заполучить отзывы и протекции, и, что лучше всего, быть американцем или западноевропейцем. (Умный, про самый талантливый народ смолчал.) Но Савченко правильно уловил управленческую сторону этого маразма.

«Швеция – маленькая страна с 8 млн населения. В Нобелевском комитете десяток членов Шведской АН. Где ж им объять необъятное? Вот и запрашивают мнения ПРЕДЫДУЩИХ Нобелевских лауреатов: кому бы дать? И на отзывы новые работы шлют им же. Если Предыдущий по ядру или кварковый теоретик (попутно верящий и в нейтрино, как в бога) – он что, отринет своих последователей, колег, учеников и скажет: “Давайте присудим тем ребятам, что в гараже собрали первый компьютер!” Не смешите меня. Решает не Нобелевский комитет, тем более, не шведский король. А те же “заезжие ткачи”. В основном здесь, по армейскому выражению, “присосались к горячему довольствию” специалисты по атомно-ядерным и кварко-нейтринным темам».

– С последним определением я не соглашусь! – считает Ю. Мухин. – Кому выдать премию, определяют не просто «специалисты по кваркам», а научная международная мафия, которая начала формироваться еще в первой половине прошлого века, и о которой писал Молотову профессор Фрост. Несложная схема мафиозного клана: «Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». К примеру, некий Велихов дает команду публиковать в физических журналах «где заметнее» только статьи с присутствием в списке литературы статей некоего Рабиновича из США, а Рабинович в США советует своим ученикам при написании статей, вставляет в список литературы статьи Велихова. В результате «по индексу цитирования» и Рабинович, и Велихов становятся великими физиками, без которых ни один другой физик работы не может сделать. Это к пониманию того, как именно, по словам Фроста, «…эта публика захватила в свои руки науку, определяет, или, во всяком случае, пытается определять официальное суждение о качестве научных работ, и отметила свою деятельность колоссальным количеством присужденных ее членам премий им. т. Сталина (так как им удалось захватить ведущее положение и в Комитете распределения этих премий)». А ведь за распределением Сталинских премий не шведский король следил, а сам Сталин. Но что и Сталин сделает, если вся мафия дружно вопит, что этот физик «великий», а «заграница» это подтверждает?

Так что сам бог дал этой мафии прибрать и Нобеля к своим липким ручкам…