ВОЗВРАЩЕНИЕ УТОПИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВОЗВРАЩЕНИЕ УТОПИИ

ВОЗВРАЩЕНИЕ УТОПИИ

Максим Фетисов

ВОЗВРАЩЕНИЕ УТОПИИ

"У нас на глазах Империя обретает плоть". Эти слова, открывающие, наверное, самый значительный политико-философский трактат последних десяти лет, впервые прозвучали четыре года назад, положив начало полемике, не утихающей и по сей день. Книга получила массу отзывов: ее восторженно сравнивали с "Коммунистическим манифестом", называли Библией противников глобализации, наиболее емкую и лаконичную характеристику дала The New York Times: "the next big theory". Были и иные оценки: после 11 сентября консервативная американская пресса обвинила авторов в потворстве "мировому терроризму" (такое же мнение содержалось в рецензии на русское издание, опубликованной в одном очень влиятельном российском деловом еженедельнике). Не были особенно благосклонны и многие товарищи слева, не увидевшие в успехе книги ничего, кроме очередной интеллектуальной моды: Хардту и Негри постоянно приходится отбиваться от обвинений в ренегатстве и "забвении основ".

Какое направление в дальнейшем не приняла бы полемика, очевидно одно: "Империи" удалось пробудить левую мысль от многолетней спячки, в которую та была загнана различными концепциями "конца идеологии", "постистории", "Третьего пути", суть которых сводится к одному: не может быть никакой альтернативы власти глобального капитала, всякая мысль о сопротивлении существующему порядку есть опасная и вредная утопия, а утопии, сами знаете, куда ведут…

Именно разрушение этого запрета на утопию, в течение многих лет сковывавшего западных интеллектуалов, стало основной заслугой "Империи". Недаром одна из немецких газет окрестила книгу "лекарством от неолиберальной депрессии".

Безусловно, причина подобного успеха отчасти кроется в фигуре одного из авторов — Антонио Негри, философский enfant terrible, икона для одних и профессор Криминале для других.

Сын адвоката-коммуниста, Негри очень быстро достиг успехов на академическом поприще, уже в тридцатилетнем возрасте став профессором политической философии в Падуанском университете. Однако наука была далеко не единственным его занятием. 60-70-е годы прошлого столетия в Италии были временем ожесточенных классовых битв и подъема рабочего и студенческого движения. Негри был ведущим теоретиком таких леворадикальных непарламентских организаций, как "Рабочая власть" и "Рабочая автономия", не признавших "исторический компромисс" с властью капитала, на который пошла компартия Италии.

К середине 1970-х гг. радикальные организации достигают пика своей активности. Государство отвечает так называемой "стратегией напряженности", выразившейся в репрессиях против активистов и постоянных провокациях итальянских спецслужб. Противостояние подходит к своей высшей точке весной 1978 года, когда "Красные бригады" похищают и казнят председателя итальянской ХДП Альдо Моро.

7 апреля 1979 года профессор Негри был арестован по обвинению в разработке плана похищения Моро и в организации вооруженного восстания итальянского государства. Он провел более четырех лет в тюрьме в ожидании суда, на котором так и не признал своей вины. Несмотря на то, что главные обвинения остались без доказательств, его приговаривают к тридцати годам как "морально ответственного" за террор и саботаж. В 1983 году Негри избирается депутатом итальянского парламента от Радикальной партии, однако вскоре коллеги-депутаты лишают его иммунитета, и он бежит во Францию, где живет четырнадцать лет в изгнании.

В 1997 году Негри принимает решение вернуться на родину в знак солидарности с находящимися в тюрьме товарищами. Здесь, вновь оказавшись в заключении, он вместе с Хардтом работает над "Империей", которая выходит в свет в 2000 году…

И все же главная причина успеха книги — ее общий пафос, который можно передать словами обозревателя одной из швейцарских газет: "Десятилетие меланхолии для левых закончилось. Стряхнув с себя социал-демократическое пораженчество, они снова пошли в теоретическую атаку".

Глобализация, по мнению авторов, необратима. Любые попытки противостоять ей на уровне национальных государств или каких-либо еще локальных сообществ обречены. Ни одно, даже самое могущественное, национальное государство, не в состоянии нести на себе бремя управления "новым мировым порядком". Поэтому представления об империализме (американском или каком бы то ни было еще), бывшем столько времени святой скрижалью для левых, также должны отойти в прошлое. Они просто неадекватны новой политико-экономической реальности. Складывающейся на наших глазах глобальной власти "коллективного капитала" соответствует возникновение новой политико-правовой структуры, нового источника суверенитета, именуемого "Империей". Базовыми характеристиками имперского суверенитета являются представление об отсутствии границ, стремление представить себя единственной гарантией вечного мира, а также смешанное конституционное устройство — равновесное сочетание трех типов правления: монархии, аристократии и демократии. Первый, "монархический" элемент, воплощают в себе США как носитель самой могущественной военной силы, страны "Большой семерки", разного рода международные организации типа МВФ, Парижского и Лондонского клубов, Давосского форума, "аристократическая" компонента представлена ТНК, обладающими глобальной экономической властью. "Демократический" элемент состоит из "обычных" национальных государств, неправительственных организаций и различных общественных объединений.

Суверенитет Империи не имеет территории и центра, что позволяет ей контролировать население планеты на элементарном, телесном уровне. Это означает, что эксплуатация трудящихся достигает невиданных ранее масштабов. Теперь капитал претендует уже не просто лишь на восемь часов вашего рабочего дня, но на все время вашей жизни. Картина безрадостная. Тем не менее, утверждают авторы, именно этот факт как раз и является главным поводом для оптимизма, поскольку Империя в процессе своего возникновения готовит и собственного могильщика: "постсовременные массы", новый пролетариат, включающий в себя уже не только промышленный рабочий класс, но множество всех угнетенных и эксплуатируемых. Именно их борьба на протяжении всего ХХ столетия привела к кризису системы национальных государств, вызвав к жизни Империю, последний оборонительный рубеж капитала, ниспровержение которого приведет к установлению абсолютной демократии, т. е. коммунизма. Хардт и Негри не предлагают конкретных форм и рецептов, поскольку, как они справедливо замечают, проблема организации политического действия есть вопрос опыта и практики, а не теоретического размышления.

Выводы Хардта и Негри относительно грядущей мировой революции могут многим показаться поспешными или же недостаточно обоснованными — по этому поводу уже было очень много сказано и написано. Все же одно из достоинств "Империи" представляется несомненным: это возвращение в философию "оптимизма интеллекта", того горизонта утопии, без которого всякая политическая мысль, претендующая называться левой, вряд ли возможна.