Танго судьбы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Танго судьбы

Людмила Максимовна, бабушка моего мужа, при первой же встрече поразила меня своей бодростью духа. Запыхавшаяся, хрупкая, она вошла в дом с двумя большими пакетами и помощь категорически отвергла: "Я сама, ничего страшного".

В тот день она впервые вспомнила при мне блокаду, опустив все страшные подробности, о которых я позже узнала от мужа. Зато рассказала мне о своей первой любви и первом поцелуе, случившемся на крыше, с которой они сбрасывали зажигательные снаряды, «зажигалки». Тогда ей было всего 13. Людмила Максимовна не рассказала мне о том, как им, трём слабым девушкам, не удалось поднять с пола умершего брата. Его тело несколько дней пролежало в ожидании «могильщиков». Не рассказала о том, как их привязывали к станкам, чтобы они не упали от слабости. И вообще со временем я поняла, что о плохом она говорить не любит. Бабушка Люда всё принимает с каким-то внутренним смирением.

Она - человек, который живёт так, как должно в данное время и в данных обстоятельствах. Просто так сложилось, что обстоятельства, в которые она была помещена, оказались очень непростыми. Такие люди привыкли мыслить так, как велено. Ведь у них не было времени предаваться размышлениям о самоопределении, переоценивать ценности, размышлять о тщетности бытия. Они мыслят категориями пользы и полезности. Верят в нашу власть, в её обещания, в репортажи по ТВ. В то, что от каждого должен быть толк. Они помыкались по коммуналкам, чтобы к пенсии заслужить своё жильё, и считали, да и по сей день считают, что так и надо. Всё нужно заслужить, заработать, отпахать. И вроде бы работает философия, отпахала бабушка 30 лет в детском саду, с декретом длиною в две недели, и получила квартиру.

Ей повезло в отличие от тех, кого поставили в очередь тремя годами позже. Пришли 90-е, и за «отпаханное» они уже ничего не получили. Эти годы перевернули мир многих, ужаснув своими новыми стандартами морали и нравственности. И снова нужно привыкать, переучиваться, переламывать себя изнутри. Кто-то сдался, спился, ушёл. Более сильные выжили.

Размышления бабушки о том, что от каждого должна быть польза, привели её на курсы скорняков. Именно этот навык и нерегулярные подработки её дочери и прокормили семью в те голодные годы.

Меня поражает феномен этой удивительной жизнерадостной женщины, которую никогда не покидает надежда на лучшее. Почему она не сетует на свою сложную судьбу? Почему даже о муже, с которым прожила пять отвратительных лет, она отзывается с добротой и состраданием? Как ей удаётся всегда радоваться и улыбаться? Вышагивать в свои 86 лет от Лиговского до Дворцовой на Параде в честь Дня Победы, а потом вместе с другими бабушками пускаться в пляс?! Я помню, как мы бежали сквозь густую толпу на Невском, чтобы не потерять бабушку из вида. В районе канала Грибоедова сдались и свернули в переулок, а юные защитники блокадного Ленинграда (именно так называется организация, в которой состоит бабушка) в свои совсем не юные годы продолжили шагать дальше. Более того, позже они ещё и покутили на устроенном в их честь ужине. Лица этих стариков запомнятся мне навсегда. Это был их день. Момент их славы. Они чувствовали себя особенными, важными и нужными.

Утром Людмила Максимовна позвонила поблагодарить нас за то, что мы пришли на парад. Попросила отыскать в интернете фотографии и видео с её участием. Для неё особенно важно, когда показывают по телевизору. «Я видела, нас много фотографировали, когда мы танцевали». Каждую «победную» неделю бабушка Люда «уходит в загул». Концерты, подарки, приглашения на различные мероприятия – сколько детской радости в глазах этой взрослой, повидавшей жизнь женщины. Как ни страшно звучит, но 900 дней ужаса, случившиеся в Ленинграде десятилетия назад, преследуют её всю жизнь. И сейчас, когда лицо её покрыто морщинами и удалена половина желудка, они продолжают играть свою важную роль.

Это чересчур совестливое, чересчур наивное, простое в своём чёрно-белом восприятии мира племя с такой же простой, но нечеловечески жестокой судьбой. Судьбой, которая научила про запас сушить сухари, использовать старую швейную машинку в роли тумбочки, хранить целые сервизы неиспользованной посуды и плакать, когда кто-то из членов семьи выкидывает старую, поеденную молью, но дорогую сердцу шаль. Вот тут и улетучивается весь оптимизм и проявляется самая суть всё ещё кровоточащего, блокадного, святого, ранимого. Раны, полученные в юности, имеют свойство никогда не затягиваться, лишь покрываются тонкой корочкой, которая так и норовит вновь обнажить пульсирующую болячку.

Не так давно бабушка перенесла ещё одну полостную операцию. А через неделю вскапывала грядки на своём участке в Левашове. «Ерунда, заживёт». Тогда мы очень сильно ругали её. Зато позже наслаждались домашними кабачками, огурцами, тыквой и зеленью. Сейчас же она вновь пропадает на собраниях ветеранов. Готовятся к предстоящим праздникам. И если присмотреться к ней, такой живой и простой, понимаешь, что ей сильно повезло. Ведь у неё редкий дар – уметь быть счастливой.

Амина ВЕРЕЩАГИНА,  САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Теги: Великая Отечественная война