Александр Васин ЛИСА-КОНТРПРОПАГАНДИСТ И КОЖИНОВСКИЙ ВИНОГРАД. по поводу статьи А.Байгушева "Могучее восхождение Валентина Сорокина"
Александр Васин ЛИСА-КОНТРПРОПАГАНДИСТ И КОЖИНОВСКИЙ ВИНОГРАД. по поводу статьи А.Байгушева "Могучее восхождение Валентина Сорокина"
СТАТЬЯ ДЕРЖИТСЯ НА ДВУХ ТЕМАХ: великий Сорокин и ужасный Кожинов со всей его плеядой. О "Валерьяныче" писано-переписано... и ничего нового автор не добавляет. А когда песни старые, внимание привлекает обработка и сам "аранжировщик", он же контрпропагандист — так любит называть себя А.Байгушев, с удовольствием рассказывая о своей работе в подразделении "к" кгб СССР. (Не пишется то учреждение с заглавных букв у меня.)
Первый штрих к портрету: статью, в которой Николай Рубцов упомянут в уничижительном наклонении, публикует в дни, когда по городам и весям России без приказов, без официальщины проходят сотни вечеров, посвящённых 70-летию Н.Рубцова.
Публикация, вроде, юбилейная в честь В.Сорокина, ему тоже скоро 70 лет — 25 июля... А подгадана к 25 января — дню ухода В.Кожинова. А 24 января — день смерти В.Соколова, 19-го — день гибели Н.Рубцова, 11 февраля день рождения Ю.Кузнецова, который теперь там же, где Кожинов.
Понимает ли автор, что он делает, что пишет, станет ясно из дальнейшего.
Вот как автор славит В.Сорокина, близкого, судя по всему, для себя человека и поэта. Рекламирует "вышедший только что" итоговый однотомник, в котором "собрано всё лучшее..." "Нам есть чем гордиться... драгоценный подарок русскому читателю..." Я человек доверчивый — решил глянуть: "только что" — стоит 2004 год, ну, бог с ним... А вот лучшие стихотворения: "Лигачёв — соратник Ильичёв", "Греф и блеф", "Собчак и смельчак", "НАТО не виновато", "Петровичи и Абрамовичи", "Тугодумы Госдумы", "Лужок и дружок", "Стукач и лихач" (нет, посвящено не Байгушеву, а Н.Федю), "Покой и Швыдкой", "Нары и Канары", "Революции и поллюции…" и ещё, и ещё...
То есть, или рекламирующий не заглядывал в книгу, или он от природы лишён поэтического слуха. И это надо помнить, натыкаясь на любые его высказывания о поэзии.
Конечно, у В.Сорокина есть стихи и хорошие — "От сказки до былины", "Придём", "Цветущая черёмуха", "В моём краю", "Всадник", "Пробейся ко мне" (!), "Русские мотивы", поэма "Былое", вот её запев:
Я нездоров,
Клубится по ночам
Бессонница, меня одолевая.
Бессонница тягуча, горяча
И тяжела,
Как жажда полевая...
Да напиши Байгушев, что Сорокин хотел представить разные стороны своей деятельности...
…А так хотел славить друга. И — ославил. Хотел вознести, — получилось — роняет.
…Прежде чем перейти к действительным героям статьи (Кожинов, Тряпкин, Рубцов и др.), несколько слов о "русской партии", "русских клубах" — кавычки везде ставит А.Байгушев, видимо, не чувствуя их коварного смысла... Итак, "р. п.", "р. к."…
"Русская партия" многими воспринималась только как затея кгб. Мне это кажется неверным, равно как и приписывание ей всех успехов русского дела тех лет. Это не желание "быть объективным", а понимание, что ни одна широкая затея никогда не даёт только спланированных результатов. Нигде. А уж в России… Нередко "побочные" результаты изрядно превосходят ожидаемые.
Настоящая причина появления "русской партии в КПСС" и "русских клубов" — взрыв народной творческой энергии в послевоенные годы, когда повзрослело поколение 30-х годов рождений: Шукшин, Белов, Куняев, Рубцов, Кожинов, Вампилов и др. вместе со старшими — Яшин, Тряпкин, Исаев, Фатьянов, С.Марков… — уже в начале 60-х обозначили русское наступление в культуре.
Сама эта волна — только часть общей ритмики народного развития русских и процесса вхождения народных творцов (в наблюдаемом виде примерно с ХVI века) в светскую культуру России.
Идея легализации русского дела и помощи ему принадлежит, насколько можно понять, великим старцам — русским коммунистам брежневского поколения. Над ними сейчас принято смеяться. — Подлый смех, или слепой. Ржут антируситы (впрочем, и русские дураки тоже). А те хитрецы вынашивали идею давно и осторожно.
Зная, что их окружают проходимцы и предатели, брежневские старцы и придумали для таких вроде бы игру — в "два крыла в партии", чтобы под видом этой игры помочь русскому делу, о чём думали и раньше... Служки из цк и кгб, занявшиеся "русскими клубами", должны были думать, что служат обуздыванию русскости. Они так и думали. Потому и кавычки на р. к. Реально же "Русская партия" много хорошего сделала, но — пока над ними были те великие старики. Едва они стали слабеть, не успев передать власть тем, кого готовили (Ф.Д.Кулаков — наиболее вероятный преемник, "вдруг" умер в 1978 году), как все клубы испарились. "Русские по заданию" не собирались по-настоящему сражаться с антируситами, или не умели, когда "курортный секретарь", тщеславный пустозвон занял первое кресло: как всякая номенклатура, эти думали о своих новых интересах и перспективах...
С учётом сказанного очень интересно читать в статье о "подпольных штабах", "катакомбах" и прочих тяготах "р. к". Вот рассказ А.Байгушева об одной такой подпольной сходке: "... в октябре 1967 года молодой Валентин Сорокин по моему приглашению (а я был тогда на общественных началах (ага! — А.В.) ответственным секретарём "русских клубов" и выполнял решение нашего "подпольного штаба") приехал, чтобы выступить с творческим вечером (кто раньше не читал, присядьте. — А.В.) в Высокопетровском монастыре на углу Петровки и Бульварного кольца в зале Центрального совета ВООПИК..." Вот подполье так подполье! И Петровка рядом!.. Там ещё написано, что среди приглашённых: "И "наши люди" из ЦК КПСС и КГБ (были среди нас и такие!)". Читатель, интонацию слышишь?..
Это на том собрании таких подпольщиков вышел Сорокин-"берёзка"...
Вот теперь о Кожинове и его винограднике. (Опять придётся цитировать... ну, что ж поделаешь...)
— Мы были такие забитые партийным гнусным "яковлевским" агитпропом... (А разве сам автор не являлся частью сего?! Забитый сам собой?)
— Мы так боялись даже сказать про себя, а не то чтобы вслух, что мы — русские... (Автор, кажется, имеет в виду — боялись сказать даже "про себя"…)
— Мы привыкли к "катакомбам". (Ну да, в центре Москвы, с друзьями из)
И вот — главное.
— Мы носились тогда, как курица с яйцом, с "тихой лирикой". Термин был введён в критику Вадимом Кожиновым...
Густая, образная речь мне даётся не сразу... Помедленнее... "Мы — как курица", — это понятно: куриные мозги. Но — курица "носится" со своим яйцом, а эти все — с одним, да и то — чужое... Это, конечно, беда. К тому же: яичко спёрли, извините, а у кого — по сей день не знают? Эк им Кожинов весь свет застил! Термин-то Леонарда Лавлинского. Хотя... что я пристал... ну, не знает человек. Да кабы только это...
А Кожинов, Вадим Валерианович, считал этот термин поверхностным, даже негативным (см. хотя бы его книгу "Стихи и поэзия"). А в другой — "Статьи о современной литературе" написал: "Дело не в "тишине"; тишина лишь следствие, побочное свойство. Суть состоит скорее в принципиальной простоте, в прозрачности, которая должна помочь снять всё внешнее, всё необязательное и обрести то, без чего уже вообще нельзя ни творить, ни жить... Поэзия как бы стремится, отбросив всё, что может на поверку оказаться шелухой, начать "с нуля", с чего-то первичного".
И там же: "Поэзия призвана быть громкой, даже кричать только тогда, когда это действительно необходимо, когда это диктуется, так сказать, самим состоянием мира. Так, "негромкий" Блок кричал в 1918 году в "Скифах" или уж совсем "тихая" Ахматова достаточно громко высказалась в 1942 году в "Мужестве"".
Дальше идут в ход все "легенды и мифы Древней Греции", какие смог собрать о Кожинове наш странноватый автор.
1) "Кожинов сгруппировал вокруг себя... необыкновенно одарённых…" Дальше — умри, лучше не скажешь: "таких как!!! Н.Рубцов, Н.Тряпкин, Ю.Кузнецов…" Нельзя говорить "таких, как Рубцов"! "таких, как Тряпкин"! и т.п. Рубцов — один. Тряпкин — один. Кузнецов, Передреев, Соколов — каждый в единственном экземпляре. А вот таких, как Байгушев... Кстати, сам написал про необыкновенно одарённых! только что. И забыл. Нет привычки к различению людей по отдельности. Они обучены "работать с массами".
2) "... ломает, зажимает, загоняет под планку "тихой лирики"..."
Почему-то ни в одном перечислении у автора нет имени Ст.Куняева. Называет только тех, кого с нами физически нет! Благородно... А пусть к этому разговору подключится участник тех событий, один из ближайших и многолетних друзей В.В.Кожинова.
Ст.Куняев: "Я помню, как у нас возникло такое содружество поэтов, в котором были Николай Рубцов, Анатолий Передреев, в какой-то степени Владимир Соколов, многие ребята помоложе. (Э.Балашов, И.Шкляревский, Б.Примеров, А.Черевченко и др. — А.В.). Это стихийное содружество для меня как поэта было ближе, чем идеологизированный "Русский клуб"".
"Стихийное содружество", а не "сгруппировал"! И Ю.Кузнецова с ними тогда не было. И уже забыли, что практически все, наспех цепляемые Байгушевым поэты, шли сначала за помощью к Б.Слуцкому, А.Межирову и получали её... А потом сами искали Вадима Кожинова. И далеко не все, кто искал и нашёл его, смогли войти в их стихийное содружество, которое Кожинов опекал, которым в определённой степени и руководил (его даже свои в шутку "генсеком" звали), и которое предъявляло к участникам своим требования не "тихой лирики", а первородности дарования…
3) Далее у Байгушева сильнейшая (а уж свежая!) мысль: Кожинов давил-ломал, чтобы "не пускать русских в прямые бунты и к прямой политической трибуне". А я опять приглашаю Ст.Куняева: "В конце 1977 года, когда Вадим Кожинов позвонил мне и предложил выступить в дискуссии "Классика и мы", я решил бросить в лицо этой мафии всё, что думаю о ней. Спасибо Кожинову, организовавшему наш бунт". А вот провоцировать своих друзей "русским клубам" Вадим Валерианович, и правда, не давал.
Но при этом, оказывается, невольно занимался "профилактикой", а это, мол, термин 5-го управления кгб. Но кожиновское созвездие поэтов начало собираться в 1960-м году (Кожинову только-только тридцать…), а 5-е управление было создано в конце 67-го…
Словечко "невольно" обнаруживает старый, дешёвый приём компрометации на случай, когда против человека ничего нет. Байгушев знает — как называется этот раздел их технологий по уловлению человеков, и сознательно пользуется им сейчас, зная, что Кожинов чист...
4) И как вершина этой компилятивной истерии: "…по крайней мере, четверых своих высокоодарённых подопечных Кожинов погубил". Я по первому разу как прочитал, даже чуть не обиделся: только четверых?! А Маяковский? Тоже, небось, его рук дело. И Полежаев. И Одоевский Александр. И... Но потом, когда открыл, что у данного писателя всё наоборот! — (если хочет вознести — роняет), понял: пишет "погубил" — значит, спас, не дал зачахнуть "в тоске бездействия, в чаду бесплодных бредней". Если заявляет, "насильственно заставлял пригнуть голову для паперти" — это язык не русский, но смысл понять можно — значит, помог увидеть небо!
…Что же до претензий к Кожинову, то очевидно, А.Байгушев приписывает ему свои правила обработки людей, то, как они действовали в "русских" клубах.
Кстати, а "русские клубы" разве не "погубили" поэта Валентина Сорокина? Того самого замечательного парня в белой льняной рубашке, с его солнечными стихами? Он стал: "...ключевой, опорной фигурой русского лагеря (лагеря! — А.В.), его надёжным, никогда не дававшим сбоев мотором". Нет, его не ломали "наши люди из ЦК КПСС и КГБ", и планкой "тихой лирики" по голове не били, а так тихо, вкрадчиво... из поэта соорудили… "мотор лагеря"!
Ничего удивительного в том, что профессионалы переделки поэтов на моторы, плохо представляют себе, что есть совсем другие отношения между людьми — не функциональные (извините за канцеляризм). Что люди могут дружить, любить друг друга не потому, что задание получили, а потому что они так устроены — чтобы любить. Что можно любить поэзию, как любил её Вадим Валерианович Кожинов, "сильно, пламенно и нежно"; что можно боготворить своих друзей, способных родить строки, от которых сердце волнуется, как от стихов великих предшественников. Он считал это чудом.
Никогда он не упивался своим влиянием. Но влиял. Почему? Потому же, почему магнит действует на железо, солнце — на цветы и деревья. Природа такая.
Нельзя забыть: его все выбрали сами. При этом я не сомневаюсь, что каждый из того кружка состоялся бы, так или иначе, и без Кожинова. Но многолетняя атмосфера общности, созданная этими людьми, этот дружески-творческий космос-сад сложнейших взаимных влияний каждого на всех и всех на каждого, этого счастья без Кожинова никому из них не досталось бы никогда.
Не раз, не два Кожинов писал, что едва ли не первым, кто открыл Рубцова, был Н.Сидоренко, руководитель его семинара в Литинституте. Но никто лучше Кожинова не написал о поэзии Н.Рубцова. И когда — в 1974-1976 годах.
Многие пишущие особенно жалеют "бедного Передреева", у которого Кожинов ценил, по их представлениям, более всего стихотворение "Окраина".
(Господи, зачем фонарные столбы спрашивают о жизни яблони?..) Вадим Валерианович, считая себя ответственным за поэтическую, прежде всего, судьбу А.Передреева, лучше всех понимал, что тот, стремясь к заоблачным высотам поэзии, готов был замучить себя сверхтребованиями…
И, зная, что имя поэту может сделать одно стихотворение — искал такое, понятное многим, и — нашёл. Конечно, "Окраина" не шедевр, но Кожинов о нём заговорил вовремя, в пору дискуссий о городе и селе!..
Он просто знал законы массового внимания.
Как сегодня прекрасного поэта С.Орлова вспоминают? "Его зарыли в шар земной..."
Куняева — до сих пор! — "Добро должно быть..."
А.Кочеткова? — "Баллада о прокуренном вагоне".
А.Передреева? — "Окраина, родная, что случилось..."
(У Передреева первое слово — околица...)
Имя звучит.
Что теперь про Кожинова ни выдумывай, сколько крокодиловых слёз ни пролей над "пострадавшими от него" выдающимися русскими поэтами второй половины ХХ века, их имена уже заняли своё место, причём не в истории литературы, а в русской жизни.
Обиженных много… А когда их мало? Тем более, среди людей, для которых не Божий дар, а крайний эгоизм и болезненное тщеславие стали основой личности, и которые в погоне за признанием не брезгуют ничем…
Есть только один путь возразить Кожинову по существу: повторить его опыт с превосходящим результатом...
Жизнь В.Кожинова и, прошу понять правильно, опыт собственной жизни привели меня к мысли, что нам, русским, необходимо научиться работать не только элементарной артелью (да и настоящая русская артель строилась ох как непросто!), но и другими способами. Революционная отрава "кто не с нами, тот против нас", и по сей день многими воспринимается, как незыблемая аксиома.
Я не с тобой, т. е. не бок о бок... но я тоже делаю наше общее дело. К тебе стараюсь не лезть. Не от гордыни, а потому что уважаю твою жизнь не меньше собственной, уважаю твое делание, твою особость. Помешать не хочу, в конце концов. Надо же учитывать в нас то, что раньше называли "хуторское сознание"! И это совсем не местечковость, а стремление каждого нормального русского к полноте реального жития! А когда мы такие соединяемся...
Всё-таки, мы набираем силы — чего же толкаться плечищами? Русскому нужен простор, обязательно, разве нет?
Я занят русским делом в меру моих
сил. И про тебя думаю то же. А соборность (ох, затрепали слово... почти как "мент Алитет", который никак всё в горы не уйдёт) — это когда мы духом вместе, а не толпой на один огород.
Всё-таки русский коллективизм вещь особая: видимо, это какая-то пульсация в зависимости от событий окружающей жизни: вот сейчас ты садовник, каких, может, больше нет, а завтра-послезавтра плечом к плечу со мной в армейском строю... Как все.
Кажется, у Гёте: "Труднее всего увидеть то, что просто лежит перед глазами"…
Вадим Валерианович Кожинов.
Непартийный. Ни постов. Ни званий. Ни премий. Ни орденов. Не сбежал на Запад, чтобы с помощью врагов и прохиндеев славу добыть. Не изображал в России мученика русской идеи. Мировая слава нашла Кожинова сама. А он по-крестьянски всю жизнь пахал поле русской культуры. Да как пахал! Тем и внимание приковал к себе необычайное, и авторитет "напахал" беспрецедентный. Не всех жаждущих приветил… ну, сердцу не прикажешь.
Более сорока лет(!) бурлил в кожиновском доме его неповторимый университет, без денег и без планов, но с тысячами учеников. Разлетаются по России его книги и книги его друзей.
Перед нами сильная, страстная, бескорыстная жизнь, отданная русской культуре, русским людям.
Люди добрые, может пора о памятнике подумать великому русскому человеку, В.В.Кожинову? И не где-нибудь, а в центре Москвы — он ведь коренной москвич.