Анатолий Ким ПОД ВЕЙМУТОВОЙ СОСНОЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Анатолий Ким ПОД ВЕЙМУТОВОЙ СОСНОЙ

Лев Николаевич Толстой к каждому из нас пришёл в своё время. Любой человек, которому открылся Толстой, дальнейшую свою жизнь не может представить без него. Так случилось, что давным-давно, в шестнадцать лет, я впервые прочёл "Войну и мир" и понял, что существует обыденная жизнь, которая идёт вокруг меня, — и существует жизнь "Войны и мира", совсем другая, но тоже доступная каждому. Та толстовская жизнь, жизнь его героев, была несравнимо более великой, пространной, замечательной, чем моя реальная собственная жизнь. С этим ощущением толстовской жизни я и живу до сих пор. Мир Льва Николаевича Толстого настолько больше, шире и глубже, чем мир, который я сам могу осознать, что думаю, мы все живём в его мире.

Так случилось, что когда я стал писателем, и, подчёркиваю, русским писателем, семья Толстых заметила меня, обласкала меня, и я стал своим в этой толстовской семье. Мог ли я когда-нибудь предположить это?

Прошло ещё какое-то время, настало страшное перестроечное безвременье, всё стало плохо, и в это сумрачное время Владимира Ильича Толстого назначили директором яснополянского музея-заповедника. Я приехал, навестил его, он ходил по толстовским расчищенным дорожкам и спрашивал: "Анатолий Андреевич, что мне делать, чтобы музей стал значимым, продолжил живую толстовскую традиций, избавился от мёртвой музейщины? Как использовать моё назначение наилучшим для всех людей образом?"

Мы стали фантазировать, искать варианты. Мы подумали: уже тогда существовали пушкинские дни в Михайловском, лермонтовские, литературные чтения Блока и других великих русских писателей. А дней Толстого в Ясной Поляне не было. Я и говорю Володе: первым делом надо открыть толстовские литературные встречи. Чтобы Ясная Поляна вновь, спустя век, стала центром литературной жизни России, чтобы по-прежнему звучало живое, прямое, протестное толстовское слово.

Мы открытие этих первых литературных встреч присовокупили к дню рождения Толстого. Думаю, современные литературные встречи под Веймутовой сосной уже вошли в историю русской литературы. На этих встречах за тринадцать лет побывали Андрей Битов и Владимир Маканин, Владимир Личутин и Пётр Краснов, Игорь Золотусский и Владимир Бондаренко. Веймутова сосна объединяла всех. У каждого был свой Толстой. Толстой "Казаков" и "Севастопольских рассказов", бравый имперский офицер, Толстой периода "Войны и мира", на гребне мировой славы, Толстой, погружённый в восточных мудрецов, бесстрашный искатель истины позднего периода.

С тех пор, где бы я ни находился: в России, в Корее, в Казахстане, — когда приходит осеннее время дня рождения Льва Николаевича Толстого, 9 сентября, — меня тянет сюда, в Ясную Поляну. Как птиц тянет на юг, когда приходит время, так меня тянет в толстовские места. Думаю, все, кто однажды приезжал, прилетал в Ясную Поляну на наши писательские встречи, стремятся приехать вновь.

Я надеялся, что наши толстовские дни станут важной государственной культурной датой, что страна и наше политическое руководство, вся наша отечественная интеллигенция поддержат нашу инициативу, что толстовский праздник станет всенародным праздником, как пушкинские дни в Михайловском.

К сожалению, даже нынешний юбилей Толстого не стал государственным событием, что уж говорить о ежегодных толстовских встречах.

Думаю, все мы общими усилиями должны добиваться повышения статуса наших писательских встреч. Добиваться того, чтобы любой наш соотечественник знал о днях Толстого в России, и отмечал его день рождения, как русский национальный праздник, как день Конфуция на Востоке.

Когда мы обсуждали с Владимиром Ильичом, какой должен быть (современным языком) формат этих встреч, какая философия, мы решили, что к Льву Николаевичу Толстому при жизни приходили самые разные люди, странники, философы, поэты, думающие люди со всего мира. И каждый приходил к великому старцу со своим, наболевшим, с чем-то сокровенным, главным, что он мог высказать только Льву Толстому. Пусть такой подход останется и в наших встречах, где каждому нашлось бы место для спора и полемики о чём-то главном. Пусть каждый из писателей и философов приходит со своим словом, каким бы странным оно ни казалось. Это не тематические встречи, не место для единомышленников и политических соратников.

Я рад, что эта заложенная нами позиция сохраняется до сих пор. Знаю, что за эти тринадцать лет отзвуки толстовских писательских встреч слышны и в Корее, Японии, Китае. Знаю, что на наши встречи рвутся писатели западных стран, которым надоело безверие и благополучие сытого мира. Я вижу здесь известных русистов из Ниццы, Венеции, поэтов из Англии, писателей из Франции и США.

Много молодых русских писателей, и это мне нравится: Сергей Шаргунов, Антон Уткин, Игорь Малышев.

Наши встречи тринадцатые. Но Лев Толстой выше всех суеверий, а для меня вообще 13 — счастливое число. Мы не стали, как в иных западных странах, отменять тринадцатое число. Замечательный день. Мы должны порадоваться жизни — тому, что мы вновь все вместе, и на душе у нас очень хорошо. Мы никогда не капитулируем, ибо мы все нужны людям.

Дух Льва Николаевича вместе с нами.