Пётр Калитин ЮРОДИВАЯ ФИЛОСОФИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пётр Калитин ЮРОДИВАЯ ФИЛОСОФИЯ

Пётр Вячеславович Калитин (род. 1961) — современный философ-богослов-учёный-поэт-прозаик-критик, а также юродивая вещь сама по себе. Доктор философских наук, профессор, член Союза писателей России и Международного сообщества писательских союзов, а также чистоплюйный источник заслуженной зависти. Переводился — уже не-заслуженно — на ряд европейских языков, чтобы вновь — хоть немного! — с-о-т-крыть — тайну русской души.

Автор книг "Распятие миром", "Мёртвый завет", "Пётр Первый — православный император" "Уравнение русской идеи", "Россия — не для “нормальных” (при-части безумно-истинной русскости)", а также их — совершенно! — просвещённых — маргиналий: n-ностепенных! — печатных листов.

Круг творческих интересов Петра Вячеславовича, естественно, головокружителен и бездонен: от всестороннего осмысления найденной им математической формулы-уравнения русской идеи-души-духа: Мn=Sn есть и не есть зараз Р (р и не-р)n — до пьяно: пиаровских — и молитвенных! — пауз; от эсхатологизированного погружения в традиционно-не-а-сущее юродство и — назад: на глобалистски: б-з-лик-ующую — поверхность: так называемой значимости — продажно- — элитно-! — востребованной — учёности (автохарактеристика).

"ЗАВТРА". Пётр Вячеславович, откуда пошла ваша юродивая манера философствования? Такого не случалось в истории русской философии?

Пётр КАЛИТИН. Прежде всего это пошло от собственно предмета моих философских размышлений: феномена святого юродства на Руси — во-первых, и, во-вторых — от учёно-монашеской школы Московского митрополита Платона (Левшина) и святого Филарета Московского, которая как раз дала миру то, что можно назвать юродивой манерой философствования.

Если углубиться в её рациональную природу, то сразу обнаружим особую — отрицательно-положительную — логику, опирающуюся, соответственно, на отрицательно-положительный критерий истины, точнее, не-истинности, или ещё лучше: не-истовости. Речь идёт об оригинальнейшей форме суждения: Мn=Sn есть и не есть зараз P (р и не-р)n — где имеется своеобразная связка "есть и не есть зараз", или "н-есть", и не менее своеобразные понятия, включающие в себя, ни-много-ни-мало, антиномическую конъюнкцию заведомо противоречивых признаков и — реалий, причём в n-степенной атрибуции.

Как видите, юродивая манера философствования имеет строгий и одновременно антиномично-, -безумно-! — истинный вид, далёкий от привычных для русского мышления аморфно-художественных и "вечно-бабских" медитаций-стенаний. Другое дело, что n-степенная специфика предполагает целый ряд последовательных и несамопротиворечиво-тождественных в своей конъюкционной и, естественно, органической — антиномичности (= безумности) понятий, что часто служило близоруким поводом для обвинения подобного типа философствования в некой "литературности" и даже логической "неопределённости".

Я не буду вдаваться здесь в пространную полемику со своими неадекватными оппонентами, а заинтересовавшихся отправляю к своей книге "Уравнение русской идеи", где подробно раскрыта их неадекватность. Скажу только, что их главная беда — в приверженности так называемому классическому варианту философствования, который, как известно, утверждает закон запрета на всякое противоречие, абсолютно и — я-зычно! — отвергая не-классическую, особенно антиномично: безумную и — юродивую — природу истинности, если вспомнить конгениальные стихи апостола Павла из Первого послания к Коринфянам (1: 18-23 и др.).

"ЗАВТРА". Вы видите в юродственной манере философствования христианское начало, прямо противопоставляющее себя классическому, а также языческому рацио?

П.К. Совершенно верно. Более того, я вижу в юродственной манере именно антиномично-истинный, или философско-богословский, симбиоз классической традиции мышления (с её законом тождества и несамопротиворечивости) и собственно христианского откровения: с его догматическим, святоотеческим принципом неслиянного: антиномично-целостного! — единства, словом, не-единства (с конъюнкцией: единства и неединства). Кстати, многие другие понятия этого рационально-верующего и не-классического симбиоза я тоже предпочитаю использовать через дефис (в силу его наглядности и простоты), скажем, н-есть, не-истовость и не-классичность. Нельзя не отметить, что на христианском Западе философско-богословская и юродственно-истинная манера мышления не получила должного развития. Не пропадая в дотошном освещении причин этого исторического стопора, подчеркну: католики и протестанты предпочли абсолютизацию, если не идолопоклонство, перед законом запрета на противоречие. Отсюда проистекают их бесконечные "принципиальные" споры о приоритете разума или веры; секулярности или духовности и религиозности; материализма или идеализма — курицы или яйца! Да нет здесь реальной, животрепещущей проблемы! — только действительно формальный и — предрассудочный спор о понятиях-категориях, благо закон табуированного противоречия — тоже из арсенала формально: язычески-заклятой! — логики.

"ЗАВТРА". Почему этот закон столь популярен и до сих пор востребован?

П.К. Вот тут-то и зарыта социокультурная собака. Дело в том, что этот закон даёт, если хотите, классическое право на монополию на общую — я-зычную — истину, и любое другое суждение (кроме соответственных: частно- и эмпирио- — утвердительных или отрицательных истинок: аппендиксов!) здесь — абсолютно и подчистую! — не котируется. Согласитесь, какова — "законная"! — индульгенция для всякого — заведомо бездарного — умишка?! Отметай а или не-а, и ты — спец, ты — профи, ты — носитель непогрешимого знания! Ты — духовный властелин, ратующий лишь за одну — тобою "выстраданную", "выученную" и — абстрагированную от самой себя — "истину".

Антиномичный подход, напротив, лишает вас — что просто классически-интеллектуального?! — чуть не "божественно-всеведующего"! — сана и "законной" лазейки: выбиться "из грязи — в князи", стать "из ничего — всем", из бездарности обернуться очередным "властителем дум" с примитивнейшим, но "просвещённым" блужданием между соснами а или не-а. В этой культуроносной отверженности заключается первая сторона собственно юродственного типа рацио — его, можно сказать, само-не-бытный крест. Он утверждает и тут же отрицает, разумеется, положительно-негативную истину — во избежание порабощения: диктата! — её какой-то непротиворечиво: единой — абсолютизированной! — крайности — в абсурдном духе, между прочим, арианства, несторианства и прочих — "классических" — ересей, так популярно и — покорно! — влияющих на нас до сих пор, в лучшем случае, лишь на уровне — холуйски-гордынного — интеллекта.

Другая — уже содержательная — сторона собственно юродственного философствования определяется именно антиномическим рацио, его безумно-истинной целостностью и логосной органичностью. Его настоящим всеохватом и — с-о-т-кровением! — любого явления, что, кстати, далеко от так называемой диалектики с теми же — по конечной сути — однозначно-еретическими единствами (подробнее смотрите об этом шедевр отца Сергия Булгакова "Трагедия философии").

Именно святые отцы заложили философско-богословский и догматико-логосный фундамент этого крестно-юродственного и не-классического рационализма. На Руси же его успешно продолжили и развили — вплоть до у-ю-ро-ждения вышеупомянутой учёно-монашеской (опять антиномия!) школы 2-й половины XVIII — 1-й половины XIX веков, которая дала миру по-святоотечески: новую и оригинальную — систему, и не только антиномично-не-истового философствования, но и — в своём же не-а-сущем стиле! — самой жизни и — духовно-молитвенной исихии (разворот этой тематики смотрите в моей книге "Уравнение русской идеи").

Несмотря на столь беспрецедентное и уникальное для русской культуры достижение, эта школа лишь в последнее десятилетие стала достойным активом нашего историко-философского процесса — как раз в силу её по-юродственному последнего начала! Мы просто не могли адекватно и имманентно рассмотреть её безумно-истинную оригинальность — из-за классических и "лого-монистических", по выражению отца Сергия Булгакова, крайностей: дальтонистских, чёрно-бело-абсурдных! — шор. Да и сами учёные монахи в лице Платона (Левшина), святого Филарета Московского, а также святого Тихона Задонского, Феофилакта (Горского), Амвросия (Подобедова), Евгения Булгариса, Гавриила (Петрова), Евгения (Болховитинова), Михаила (Десницкого), Августина (Виноградского) и др., себя, естественно, не выдвигали — на интеллигентски-самозваный манер! — в качестве монополистов — "просвещённо"-идолопоклоннической — истины, ограничиваясь положительно-отрицательным самоотвержением своего разума, его юродственным и — подлинным распятием на а и не-а зараз.

"ЗАВТРА". Можно ли назвать этих православных оригиналов интеллигентами? Какова взаимосвязь русской интеллигенции с юродством?

П.К. Вспомним, что во 2-й половине XVIII века, особенно в лице Николая Новикова и Александра Радищева, зарождается современный тип русского интеллигента, в первую очередь нацеленный на духовное — абсурдно-раболепное — властолюбие, на абсолютно-"божественный" диктат при помощи той или иной — холуйски-заёмной с Запада — однозначно-классической прелесть-истины. С самого начала обозначился ключевой — первородный — парадокс нашей интеллигенции: чем более ты вторичен и смирен перед каким-нибудь абстрактным и предвзятым а или не-а, тем более ты влиятелен и "всеведущ" на "всеотзывчивой" отечественной ниве, ибо каждый из твоих поклонников тоже — "классически" и "законно" — проникается чувством собственной исключительности, и малыми — бездарно-доступными — демокрактично-понятными — элементарно-дизъюнктивными! — напрягами. Этот абсурдный соблазн-соблазнение действительно малых сил в наше время только донельзя: попсово-гламурно! — актуализируется. Но учёные монахи платоновско-свято-филаретовской школы — осознанно и эффективно! — выработали противоядие от этой интеллигентской а-вто-р-ичности своей юродственно: не подвластной! — систематикой. Они, мало сказать, отказались от вербализации всяких абсолютно-дальтонистских идолов-истин, они — целенаправленно и — по-интеллигентному: клиновышибательно! — оттенили исключительно Благодатный характер любого истинного Просвещения и — преображения, так что человек должен был остаться акультурно и безмолвно: один на один! — с его однозначно-положительной и — сокровенно-"солипсической", согласно Алексею Лосеву, действительностью. Но сколь же велик самозванно-посреднический искус между Богом и настоящим обновлением потомка Адама! И только в Православии он догматически и методично табуируется — даже для священного, миропомазанного сана, который напрочь лишён духовного со-участия и со-бытия в действии Благодати — не в пример католикам, протестантам или тем же русским интеллигентам (и имя-то какое у последних безДарно-абсурдное! — "ангельское", по Данте, и "чисто-сознательное", по Канту).

Да, трудно, по-юродственному! — трудно: не помочь, не гарантировать: "невежественно" и "дико"! — "надёжность" и "прагматизм" всегда не предсказуемой и не-вид-ан-ной — Благодати — во-"истинно": буквалистской и мёртвой — лжи: непротиворечиво-самозванного — ништяк-! — позитива… И наша светская интеллигентская публика до сих пор с раболепно-смирным абсолютизмом ведётся на этот "добрый" и "просвещённо-разумный" — и попсово-гламурный! — соблазн.

"ЗАВТРА". Получается, что именно юродственная традиция русской культуры обладает статусом её отличительной идентификации?

П.К. Если применительно к светской культуре, то, безусловно, да. Только юроды в философии, литературе, искусстве, науке, политике, и, наконец, в учёно-монашеском и собственно свято-юродственном Православии определяют нашу подлинную — секулярно-крестную! — оригинальность. Поэтому и среди нашей интеллигенции — действительно русской и — не-истовой! — не могут не быть антиномично- и безумно- — несамопротиворечивые творцы. Например, Иван Грозный, Пётр I, Григорий Сковорода, Александр Суворов, поздний Николай Гоголь, Аполлон Григорьев, Николай Лобачевский, Константин Циолковский, в чём-то Лев Толстой и Фёдор Достоевский, в чём-то Владимир Соловьёв и Николай Фёдоров… Список можно продолжать вплоть до Николая Рубцова, Венички Ерофеева, Анатолия Зверева и Александра Башлачёва.

Как видите, требуется адекватно уточнить понятие светского не в классически-однозначном ключе, а как раз на органично-не-истовом стыке с собственно ю-родственным относительно рацио и самой манеры творчества, что я и раскрыл при рассмотрении платоновско-свято-филаретовской школы, а также непосредственно: при все-не-едином постижении феномена святых юродов на Руси, чему посвящён главный раздел моей последней книги "Россия — не для "нормальных".

Здесь важно отметить, что святое юродство стало самой успешной реализацией того, что мы можем назвать интеллигентным проектом. Именно они наи-бол(ь)-ее не-а-суще выполняли позорищную! — миссию воспитателей и — не-просветителей русского народа, причём благодаря, как правило, не культуроносной книжности и учёности, а всему своему — маргинальному! — образцу: типу! — жизни с исповедническим акцентом на нравственные поступки (не слова!); с героическим доминированием аскезы, праведности — распятия! — в миру. Учёные монахи второй половины XVIII — первой половины XIX веков — по прямому наследованию — приняли свято-юродственную эстафету, придав ей системообразующий характер — без потери крестного: должно-сущего! — подвижничества, которое и Платон (Левшин), и святой Филарет определяли одинаково как "внешний крест", прекрасно отдавая себе отчёт и в смертельно-опасной составляющей их действительно православного и — интеллигентно: вызывающего! — поведения. Упомянутые мной творцы-иерархи не ограничивались одними уникальными открытиями в сфере духа — они — целомудренно и — эпатажно — не без смертельно: голгофного! — риска — воплощались в своей — исключительно- и шедевриально-! — догматической! — жизни.

Завершая ответ на вопрос, я хотел бы сказать ещё круче и резче: только юродственной традиции мы обязаны и логико-математическим уравнением собственно русскости, которую — скандально! — вывел я, опираясь на открытие Николаем Васильевым — ещё одним нашим гением-юродом! — как раз отрицательно-положительной связки "есть и не есть зараз". Но ей сам автор, увы, придал лишь неокантианский — "воображаемый" — характер — тогда как я вижу в ней квинтэссенцию — бездонно-само-не-бытную! — квинтэссенцию собственно русскости: Мn=Sn есть и не есть зараз Р (р и не- р)n.

"ЗАВТРА". Незаметно для себя вы перешли на юродственный стиль рассуждения. А чего стоит ваша книга "Россия — не для “нормальных”" с её косноязычием!..

П.К. Кос-т-но-язычием — точнее и — антиномичней (особенно учитывая известную поговорку "язык без костей"). Я действительно сам стараюсь — системно — придерживаться юродственного стиля в своём философствовании, литературном творчестве и жизни, с чем согласятся все, кто меня хорошо знает, в том числе и вы. И менее всего я желал бы, чтобы моё несомненное кос-т-но-язычие воспринималось как очерёдная интеллектуально-художественная аморфность и "вечно-бабскость" не-до-росс-ль-ского философа. Нет, за моим стилем мерцает целая — не-классически: строгая и безумно-истинная — система: Мn! — с преимущественно оксюморонным лексиконом (причём и на корневом уровне слова, откуда тоже мои многочисленные дефисы) — и этот стиль — как ничто креационистски и адекватно! — отвечает антиномично-тождественной логике и — традиционно: вызывающей! — жизни России. За моим кос-т-но-язычием мерцает не-а-суще-! — оригинальная русскость с её рациональной и одновременно стихийной! — дисциплиной: непредсказуемостью — с её всеохватной: святостью и — похабством — и на внешнем, и на внутреннем кресте — все-не-едино-юродственного — почти невозможного и — навеки актуального! — подвижничества.

Вот почему эту — отрицательно-положительную и учёно-монашескую — не-возможность всё активнее и активнее исповедовали и исповедуют светские интеллигенты России ХХ века, антиномично! — снимая классическую к-рай-ность рационального и иррационального, а также мирского и духовного в своём — по-святоотечески: новом, дерзновенном — кос-т-но-язычии и, тем самым, подчёркивая сугубо не-истовый характер нашей современности, её безумно: логосное и православное! — обрусение.

Достаточно назвать имена моих — известных и неизвестных! — не-едино-мышленников: отца Павла Флоренского, отца Сергия Булгакова, Андрея Белого, Алексея Лосева — с их исключительно антиномичным пониманием слова-символа. По этому же — стра-(ш)-стному! — пути направились Велимир Хлебников, Максимилиан Волошин и Андрей Платонов. Да и многие западные — действительно авторы! — не-а-су-ще — взошли на не-классически-русский и по-юродственному-эпатажный крест творчества: Габриэль Марсель, Роберт Музиль, Станислав Виткевич, Райнер-Мария Рильке, наконец, Мартин Хайдеггер и Ганс-Георг Гадамер.

"ЗАВТРА". Но ведь это прямой вызов всем привычным для нас представлениям о русскости, особенно в контексте "русской идеи"!..

П.К. Но пусть этот вызов — антиномично! — всё же вбирает её, как мы говорили, классическую проблематику: а и не-а; р и не-р и т.д. зараз! А то совсем грустно от сегодняшнего состояния русской философии, которая попсово-гламурно и — у-порно! — продолжает паразитировать на давно уже обглоданных! — мослах русской философии, скажем, в славянофильском и западническом блезире. А впрочем, не жалкая ли здесь попытка хоть как-то, хоть псевдо — но поюродствовать! — смакуя давно оголённые и — обессмысленные — в их непротиворечивости — к-рай-ности?! Глядишь, посмеются и — от противного! — на по-своему звезда-нутое! — позорище — вознесут. Так что и откровенной бездарности есть шанс — не-до-росс-ль-ски! — обрусеть.

ХХ век прошёл и тем вяще сегодняшний день проходит под подлинно-юродственным: у-бойным и — воскресительным! — знаком: осенением — зиждительно — раздвигая антропологические границы "нормы", "просвещённости" и "гуманности" — до и-с-конно: эсхатологизированного — и распинающего: миром — мир! — беспредела; до постоянно пульсирующего и креационистского — генезиса — из нашего — на-личностного, глянцевого и потому однозначно: преодолимого! — ничто: я-не-я! — до адекватно: таинственного! — отражения этой антропологически: само-не-бытной — бездонности — в философски-богословско: научно- и художественно-! — о-бес-пределённой — не-классичности: Мn…

Беседовал Алексей Нилогов