УГО ЧАВЕС, ПРЕЗИДЕНТ И ГЕРОЙ
УГО ЧАВЕС, ПРЕЗИДЕНТ И ГЕРОЙ
Эрнест Султанов
22 апреля 2002 0
УГО ЧАВЕС, ПРЕЗИДЕНТ И ГЕРОЙ (Лидер и народ)
Что такое "Борьба с терроризмом"? Это новый разворот ключевого для Вашингтона Нефтяного сериала. (Ведь на Соединенные Штаты приходится свыше четверти мирового потребления углеводородного сырья.) Зрителям кажется, что как только доблестные рэйнджеры (разумеется, не сами, а с помощью своих "умных" кассетных бомб) сравняют с землей афганские горы, то на этом фильм и закончится. Но красивые съемки, которым позавидовал бы даже National Geographic (разве что в них еще и стреляют), — это всего лишь прелюдия, своеобразная пилотная версия большого проекта. Зритель оценил, поверил — значит можно лепить новые серии...
Где же их будут снимать или где их уже снимают? Правильно, большинство мест, где ведется соответствующая борьба с терроризмом, по странному стечению обстоятельств еще и богаты нефтью.
Присмотритесь к следующим кадрам. Буш объявляет всему миру о существовании "Оси зла". Но разве не странно, что две из трех фигурирующих в этом самом-самом черном списке стран нефтедобывающие — Иран и Ирак. В "самом-самом", потому что есть еще и просто черный список, в котором значится также и Ливия, другой крупный нефтеэкспортер.
При этом на фоне дорогого паблисити "предстоящего освобождения Ирака" как-то затерялись кадры уже идущей хроники. В Йемене, потенциально (по оценкам саудовских специалистов) обладающем крупными нефтяными месторождениями, высадился американский десант "для борьбы с терроризмом".
И практически в то же самое время колумбийское правительство пошло на разрыв мирных договоренностей с контролирующими большую часть территории страны партизанами. (Так официальная Богота отрабатывает выделяемый Вашингтоном в рамках "Плана Колумбия" бюджет.)
Опять же кадры колумбийских военных в пошитой в стиле гринго форме, "апачи" над джунглями, красочно смотрящаяся стрельба... Но при этом за кадром почему-то остается самое интересное: реальные боевые действия происходят не там, где выращивается кока, а там, где добывается нефть.
Что же касается новой войны "против Саддама", то здесь Вашингтон подвели "подрядчики" из Тель-Авива. Не случайно Буш сейчас активно лоббирует замену Шарона на более сговорчивого по отношению к палестинцам лидера. Разумеется не из-за слабости к палестинцам и мусульманам, а потому что Израиль так и не смог с ними расправиться (или договориться) в отведенное ему на это время. А без мира в Палестине ни о какой поддержке со стороны даже самых "прогрессивных" лидеров арабов не может быть и речи.
В этой ситуации каждый новый день Интифады был не только против Израиля, но и против США, был не только ради Палестины, но и ради Ирака. Палестинские шахиды остановили или, по крайней мере, отсрочили до осени реализацию уже готового сценария второй серии "Бури в пустыне". Со своей же стороны, Багдад в знак солидарности остановил на месяц экспорт нефти. Цены на углеводородное сырье быстро пошли вверх (с 25.99$ до 27.35$ за баррель на следующий же день после заявления Саддама Хусейна). И как результат, Вашингтону срочно потребовалось установить демократию в какой-нибудь крупной нефтепроизводящей стране.
Почему была выбрана именно Венесуэла?
На первый взгляд, потому что она является четвертым нефтеэкспортером в мире и вторым по объемам поставщиком углеводородного сырья на рынок Соединенных Штатов. Венесуэла продает 2.6 млн. баррелей в день, из них 1.5 млн. — в США. Но даже не столько сам венесуэльский экспорт стал причиной подобного выбора. Скорее, надо говорить о сочетании трех факторов, которые в совокупности означали формирование новой системы вызовов для Соединенных Штатов.
Первый из них действительно связан с нефтью, а точнее даже с политикой ОПЕК и ее влиянием на Соединенные Штаты. Венесуэла впервые за свою историю стала гораздо больше, чем просто нефтяной "сахарницей" Соединенных Штатов. Но Вашингтон осознал это только когда в 1999-2000 году цены на нефть несколько раз превысили отметку в 30 долларов за баррель, а американские дальнобойщики во всех случаях стихийно перекрывали фешенебельные автобаны. И именно тогда по розовой картинке процветающих Соединенных Штатов (а индекс Dow Jones с 1989 по 1999 вырос более чем в четыре раза — с 2700 до 11000 с лишним пунктов) как модели для всего мира был нанесен удар. Так уже в сентябре 2000 года в США пошло на спад производство, и начали крошиться фондовые котировки флагманов "новой экономики". (Достаточно сказать, что высокотехнологический индекс NASDAQ в первом квартале 2001 года потерял более 25% своего веса.)
Эксперты связывают этот кризис с началом эры Чавеса в ОПЕК. Эры венесуэльского лидера, которому удалось самое сложное — согласовать интересы "умеренных" (саудовский принц Абдаллах и шейхи Залива) и "радикалов" (Ливия, Иран). И в результате, картель вновь стал диктовать порядок цен на нефтяном рынке. Для западных же стран и, прежде всего, Соединенных Штатов, это означало окончание эры 90-х, окончание эры дешевой нефти.
Чавес тогда сказал: "Что бы они делали без нефти? Где бы они были? Пусть платят за экономические выгоды, которые им приносит использование нефти." И при этом пригрозил, что 30 долларов — это еще не предел.
В этом смысле показательно, что на известие о путче в Венесуэле биржа сразу отреагировала понижением цен на нефть более чем на полдоллара. В свою очередь, на экстренном совещании в ОПЕК было объявлено об угрозе достигнутым ранее картельным соглашениям.
Сам венесуэльский лидер представлял угрозу для Соединенных Штатов. Чавес, "вместивший" в себя нефтяной фактор, но одновременно не ограниченный им. Поэтому, скорее, речь должна идти о Чавесе, как представителе той касты лидеров-кшатриев, которым, по логике фукуямовского "конца истории", предстояло в скором времени вообще вымереть "как мамонтам". А вместо этого оказывается, что у Кастро появляется духовный наследник, лидер, пришедший к власти своим индивидуальным, "несистемным" путем.
Венесуэла, начало 90-х. Большинство населения страны живет в нищете, впрочем, есть и мультимиллионеры. Правительство, в соответствии с рекомендациями МВФ, ликвидирует последние социальные льготы, но не коррупцию. Голодные бунты становятся привычным явлением. Полиция и армия используются для подавления бедняков. Счет убитым идет на тысячи.
А 4 февраля 1992 года подполковник Уго Чавес во главе армейской колонны выдвигается к зданию президентского дворца Мирафлорес с требованием отставки главы государства и образования правительства из числа военных и гражданских лиц, не запятнанных в коррупции. Мятеж подавляется, подполковник и его соратники оказываются за решеткой. Два года тюрем, затем политическая борьба и выборы 1998 года, на которых Чавес получает свыше 80% голосов.
Почему еще так важна несистемность, нестандартность вхождения лидера во власть? Потому что это гарантия, что лидер не станет обычным администратором уже устоявшихся интересов. Интересов, из которых подпитываются многочисленные сменяющие друг друга неразличимые партии, политики, чиновники. Поэтому такие лидеры, как Кастро, Сталин или Чавес, могли быть реформаторами, а многочисленные толпы карьерных начальников — никогда.
Легенды про всемогущие банановые компании, менявшие по-своему желанию латиноамериканских президентов? Так вот, в Венесуэле эти легенды воплотились в аграрно-нефтяной олигархии, которая традиционно спонсировала две ключевые системные партии, периодически тасуя между ними приставку "правящая". И поэтому только не обязанный им Чавес смог по-настоящему пойти на ключевые для страны реформы — аграрную и нефтяную. В рамках первой, за счет крупных плантаторов он наделил землей безземельных крестьян, при этом введя государственное регулирование их использования. Что же касается нефтяной реформы, то в ее рамках Чавес разрешил ключевой вопрос о распределении ресурсной ренты. Соответственно, если раньше государство получало 16%, то президент поднял эту планку до 30%.
Последнее особенно примечательно в контексте России, где до 80% бюджета также имеют сырьевую составляющую. И в то же время сырьевая рента распределяется таким образом, что, по экспертным оценкам, вывоз капитала увеличился за последнее время до 50 миллиардов долларов в год.
Знаменитый флорентийский мыслитель, размышляя над схожими проблемами, говорил, что Правитель опирается либо на немногих, либо на народ. Чавес выбрал опору на Народ...
В свою очередь, Народ, к которому апеллирует Чавес, — это еще один вызов для Соединенных Штатов. Особенно в рамках усиливающихся революционных тенденций в мусульманских странах с проамериканскими режимами, в контексте аргентинского бунта, основа для которого имеется во всех латиноамериканских странах, и, в конечном счете, даже в связи с антиглобализмом, опытом Чиапаса и все большей активностью масс в Европе и самих Соединенных Штатах.
Так что Боливарианская Революция, которую провозгласил Чавес, может стать заразительным примером. Революция, в рамках которой Народ вовлечен в изменения, оказывается перед необходимостью отстаивать их в борьбе с враждебными, всячески оппонирующими переменам "контрреволюционными силами олигархии". И не случайно, что все эти годы отмечены для Венесуэлы постоянной борьбой — кадровой, за отдельные предприятия, структуры и участки власти, борьбой, в конечном счете, даже уличной.
Борьбой во многом парадоксальной, потому что столкновения проходят между антагонистичными кругами, использующими одни и те же знамена — знамена Народа.
Особенно ярко это проявилось во время путча, когда профсоюзы сначала объявили всеобщую забастовку, а после еще и вывели на улицы Каракаса около ста тысяч человек "против Чавеса". После этого появились первые жертвы, кстати, по сведениям действительно независимых источников (в частности, английской Guardian), стрельбу открыла античавесовская городская полиция, и, соответственно, жертвы были именно среди его сторонников. В свою очередь, соответствующие военные круги использовали это как сигнал для реализации пиночетовского варианта. Чавеса избили и перевезли на контролируемую путчистами военную базу. А США в ту же ночь признали новое "правительство" и нового "президента".
Однако, в этот самый обычно победный для путчистов момент Народ, как "движущая сила истории" вновь дал о себе знать. Только на столичные улицы вышло уже более миллиона человек. В результате, генералы-путчисты не сумели удержать армию и силовые структуры от раскола. Народ штурмом отвоевал Мирафлорес. Чавес был освобожден военным десантом и провозгласил начало новой фазы Революции.
Для России опыт путча в Венесуэле имеет свое особое значение. Уже сегодня олигархи могут вывести на улицы Москвы несколько десятков тысяч "профсоюзников". Кроме того, они могут рассчитывать, как и в случае с Венесуэлой, на поддержку СМИ, в том числе и электронных. В свою очередь, это может стать сигналом для внешне лояльных Кремлю силовиков, действующих по согласованию с "определенными внешними силами". Что будет тогда? Сможет ли Путин вывести в столице хотя бы миллион человек, создав десятикратное преимущество, которое, как показывает опыт Венесуэлы, обеспечивает победу над путчистами?..
В этом смысле, Народ выступает как начало, затрагивающее каждого в отдельности, но не как потребителя телевизионных, избирательных продуктов, а как самостоятельного субъекта, вершителя Истории. Ведь, если бы не было этой огромной поддержки, этого участия, Чавеса уже давно скинули бы, потому что пассивность в рамках революции, а Чавес говорит именно о революции, равносильна поражению, гибели.
Опыт Венесуэлы — это еще и опыт конфликта между все более ощущающим (зачастую интуитивно, как в Аргентине, Венесуэле или некоторых регионах России) свою силу Народом и инструментами контроля над ним. Инструментами, которые именно сегодня достигли казалось бы вершин развития (одурманивающее влияние телевизора — это лишь одна из ниточек огромной паутины). Но все эти ниточки полопались, стоило только Гулливеру-Народу по-настоящему чихнуть. А ведь именно эти лилипутские "цепи" и составляют могущество Соединенных Штатов. Там же, где народы проснулись: Куба, Иран, Венесуэла, — Вашингтон лишь бессильно пропагандирует угрозы.
Эрнест Султанов