Марина Волчкова МИГРАЦИЯ И ИНТЕГРАЦИЯ

Марина Волчкова МИГРАЦИЯ И ИНТЕГРАЦИЯ

Как известно, в 1992 году смертность в России впервые после 1944 года превысила рождаемость. За счет естественной убыли (то есть, ежегодного превышения числа умерших над числом новорожденных) население России сократилось, по данным Росстата, с 149,2 миллионов человек в 1991 году до 142,3 в 2008-м. При этом демографические потери не являются равномерными. В то время как русское население убывает, нерусское, благодаря высоким показателям рождаемости, увеличивается.

Анализируя демографический кризис, необходимо учитывать не только собственно демографическую, но и социально-культурную компоненту. Потеря советской идентичности ударила по всем народам бывшего СССР. Но по русским — в каком-то смысле, больнее всех. Русские, выступавшие в течение длительного времени как государствообразующая нация и заплатившие за эту свою роль высокую цену, с потерей Советской империи оказались особенно дезориентированы. В постперестроечные годы среди русского населения катастрофически нарастают показатели наркомании, пьянства, суицида и т.п.

Помимо основной травмы — потери страны — тут сказалось воздействие и других факторов. Именно русским был предъявлен "счет за коммунизм". Именно русские составляли основное население территорий, связанных с ВПК, тяжелой промышленностью и пр., которые после развала Советского Союза превратились в депрессивные зоны. Именно русские оказались в массовом порядке вытеснены с отделившихся союзных окраин.

Благодаря иммиграционному притоку в Россию этих русских, вытесненных (или уехавших добровольно — но ведь не от хорошей жизни!) из бывших советских республик Средней Азии, Кавказа и Прибалтики, сокращение численности российского населения оказалось отчасти скомпенсировано. За 15 лет, с 1992 по 2007 год, иммиграция "восполнила" 4,3 миллиона человек естественной убыли (без этого "восполнения" приведенные цифры Росстата перевалили бы за 11 миллионов). Однако к настоящему моменту поток русских иммигрантов уже иссяк, а программа по репатриации в Россию русских, оставшихся за рубежом, безнадежно провалена.

По прогнозам демографов, в ближайшие годы нынешняя тенденция ежегодного сокращения трудоспособного населения страны примерно на 1 млн. человек — сохранится, и к 2025 году Россия потеряет 19 млн. работников. Эти рабочие места должны будут занять (и уже занимают) мигранты.

Как сообщил глава Федеральной миграционной службы К.Ромодановский, сейчас в России порядка 10 миллионов нелегальных и легальных мигрантов. Этот миграционный поток уже в значительной степени нерусский. В 2008 году основу миграционного потока составляют граждане Узбекистана (17,5%), на втором месте граждане Китая (15,5%), затем Таджикистана (14,6%) и Украины (12,2%).

На сегодняшний день Россия является второй (после США) страной мира по числу прибывающих мигрантов. Следствием таких масштабных перемещений мигрантов является нарастающая в обществе этнокультурная и этноконфессиональная мозаика. И вопрос о глубокой подлинной интеграции "этнически разнообразного" населения встает со всей остротой.

После того, как идеократическая модель сосуществования различных народов на территории СССР (советская идентичность) оказалась сломана, было много разговоров о том, что "время больших идеологий в прошлом", "никаких новых идеократий", и что в вопросе об интеграции разноэтнических элементов в единое общество нужно следовать "подходам цивилизованных стран".

Таких подходов, по большому счету, всего два: ассимиляция, или "плавильный котел" (когда различные этнокультурные и этноконфессиональные элементы вливаются в принимающую базовую культуру) и мультикультуральная модель (когда основные культурные различия мигрантов сохраняются). Проблема заключается в том, что оба эти подхода, предлагаемые России в качестве "рецепта", демонстрируют сегодня свою несостоятельность.

Ассимиляционная модель доминировала в США. Прибывшие должны были как бы "переплавляться", принимать американскую идентичность. В последние годы иммигрантский поток резко увеличился: в США ежегодно проникает 1 миллион нелегалов из Мексики, а всего в стране 11 млн. нелегальных мигрантов. Но при этом "котел" уже "не плавит": мигранты живут обособленными анклавами, не хотят легализации (тогда надо платить налоги), не учат английский язык. А испаноязычные мигранты даже требуют официального статуса испанского как второго государственного языка.

Эксперты указывают, что к 2050 году белые жители США будут составлять лишь 47% населения, а доля латиноамериканцев возрастет до 29%. Уже сейчас "испаноязычные" обошли афроамериканцев, став крупнейшим меньшинством. С.Хантингтон в книге "Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности" (2004 год) бьет тревогу по поводу нарастающей дезинтеграции американского общества. По его словам, игнорирование испаноязычной иммиграции чревато распадом общества "на две культуры (англо- и испаноязычную) и два языка".

Французская модель ассимиляции столкнулась с сопротивлением мусульман, отстаивающих свою исламскую идентичность в ущерб общенациональной идентичности. Сейчас во Франции десятая часть страны населения — мусульмане, а через 15 лет 30% французского населения будет арабского происхождения. "Дело о платках-хиджабах" в 2004 году и погромы в пригородах Парижа в 2005-м и 2007-м — показывают, что проблема обостряется. Но единственное, что пока предлагается, — это ограничение миграции.

Канада выбрала "мультикультуральную" модель интеграции — во многом для того, чтобы сгладить остроту квебекского франкофонного сепаратизма. Было провозглашено равенство английского и французского языков, принят закон о многокультурности. Однако эта модель, поначалу разрекламированная либеральными кругами западных стран с большой помпой (Великобритания официально взяла курс на мультикультурализм в 1997 году, Германия — в 1998-м), быстро утратила кредит доверия.

24 августа 2006 года правительство Великобритании заявило, что "политика мультикультурализма привела в стране к возникновению сегрегации по национально-культурному и религиозному признаку, поставила под угрозу единство нации и подорвала устои гражданского общества".

Таким образом, обе западные модели: и ассимиляционная, и мультикультуральная, — уже не отвечают современным вызовам. Тем не менее, российские этносоциологи продолжают настойчиво обсуждать, к какой из этих моделей должна стремиться России.

А тем временем, за неимением внятной модели отношений с иноэтническими группами мигрантов, в стране возникают весьма своеобразные "низовые инициативы". В мае 2008 года сопредседатель Совета муфтиев России Нафигулла Аширов предложил создать в крупных городах гетто для этнических меньшинств. Гетто, по мнению Аширова, должны обладать всей инфраструктурой — магазинами, школами, детскими садами (чтобы не надо было выходить за его пределы) — и хорошо охраняться собственной милицией. Этакие "государства в государстве" как ответ на "бездействие власти" в межэтнических конфликтах.

Отсутствие продуманной политики в отношении мигрантов отражает, по большому счету, более крупную проблему. В нынешней России нет внятной и убедительной для всего населения модели межнациональных отношений. Кто является государствообразующим субъектом? По-прежнему русские? Однако, на фоне нарастания доли иноэтнических групп в населении, признать за русскими право на сохранение этой роли в постсоветской России готовы отнюдь не все. Отсюда — появление специфических проектов.

Еще в 2001 году был обнародован проект, в соответствии с которым России необходим "русский ислам" — укорененный в русской культурной почве, преданный российской государственности, использующий русский язык как язык межнационального общения (дабы таковым не стал арабский) и даже как богослужебный язык. Но совсем откровенно авторы проекта изложили свою позицию в многочисленных статьях и выступлениях, суть которых сводилась к следующему.

После распада СССР русские ослаблены настолько, что не могут более удерживать в своем поле инокультурное население. Как заявлял один из авторов проекта, С.Градировский, "русскость стала настолько слабой закваской, что нуждается в ряде других идентификационных подпорок. Все это, конечно же, проявление исторической дряхлости…" В отличие от русских, мусульмане, по Градировскому, не дряхлая, а полная энергии часть российского общества. А потому, мол, в условиях деградации собственно русского сегмента — именно исламский сегмент российской культуры способен в недалеком будущем превратиться в основную и направляющую силу нашего общества. Но, как пояснил Градировский, проект вовсе не предполагает массового перехода немусульман в ислам. Речь о том, что исламской должна быть элита России — вот тогда у страны, якобы, появится шанс на возрождение.

Такие рассуждения в духе Льва Гумилева об "исторической дряхлости" русских и утрате ими пассионарности звучат давно. Но есть бесспорный исторический факт: русские создали и держали огромную империю. Однако держали они эту империю — и монархическую, и советскую — лишь потому и постольку, поскольку именно русские вовлекали все народы этой империи в развитие, и поскольку это самое развитие от русских было неотчуждаемо. И лишь когда развитие ставилось под сомнение — всей своей массой наваливались межэтнические конфликты.

Так что будет реальное развитие — найдутся и те или иные (но в России всегда особые и всегда идеократические) способы решения межэтнических проблем. Вопрос в том, будет ли развитие…