«События вырастают из глубины...»

«События вырастают из глубины...»

"ЛГ"-ДОСЬЕ  

Гордин Яков Аркадьевич - историк, литератор, публицист, соредактор журнала «Звезда», лауреат премий «Северная Пальмира» (2000) и Царскосельской художественной премии (2001).

– Вы учились на филологическом факультете Ленинградского университета. Почему же вы занялись историей, а не филологией?

– Потому что после достаточно серьёзной жизненной школы – армии, пяти лет геологической работы в Заполярье – я почувствовал необходимость понять, почему великая и трагическая история нашей страны сложилась так, а не иначе. И что это означает для меня лично. Филология ответа на этот вопрос дать не могла. Ответ могла дать только русская история. Дала ли? Отчасти. Историк не может и не должен предсказывать будущее. Слишком велик риск ошибиться, слишком велика многофакторность процесса, слишком велика роль случайности. Но честно изучив прошлое, он может понять и постараться объяснить настоящее. Этим я и занимаюсь последние полвека, определив для себя то, что называют историческими развилками, моментами выбора. О них я, собственно, и пишу, отнюдь не претендуя на безгрешность своих соображений.

– Влияет ли, на ваш взгляд, современный политический процесс на литературу?

– Для подробного анализа современного состояния мира у меня нет достаточных данных. Я только категорический противник «теории заговора», столь популярной сегодня. В этом отношении я последователь Льва Толстого – убеждён, что крупные события вырастают из глубины, а не инспирируются из одного коварного источника. Уважаю людей и не считаю их марионетками. Разумеется, можно стимулировать события, когда для этого готова почва. Но почва, готовность человеческих общностей – главное. Очевидно, мир подошёл к очередной развилке. И пока, насколько я понимаю, выбирается отнюдь не лучший вариант. Хотя катастрофы вроде Первой и Второй мировых войн нынче невозможны. Но реальна концентрация негативной психологической энергии, которая может породить локальные, но крайне неприятные эксцессы. Необязательно военного характера. Всеобщая вражда и недоверие неизбежно снижают, так сказать, качество духовной жизни. А это влечёт за собой деградацию во всех сферах жизни. И восстанавливаться потом – долго и трудно.

Что до литературы, то она явно не готова к такому повороту событий. Да и не должна быть готова. Литература – не журналистика.

Великий роман о войне 1812 года был написан через полвека после события.

– Ну а вы, историк, намерены как-то реагировать на эту опасную развилку?

– В некотором роде. Я надеюсь переиздать в расширенном виде давно уже вышедшую и распроданную книгу «Мистики и охранители. Миф о масонском заговоре». Может быть, теперь она будет называться по-другому. Это история о том, как Николая I напугали серией доносов, утверждавших, что Россия уже захвачена коварными иллюминатами – неканонический масонский орден. В иллюминаты попал даже шеф жандармов Бенкендорф. Ордену иллюминатов, который не существовал уже с 80-х годов ХVIII века, приписывали все катаклизмы в мире – история чрезвычайно поучительная.

Надеюсь написать книгу о некоторых аспектах царствования Петра Великого. Это важно. Мы ведь и сегодня живём в петровском государстве. Давно сотрудничаю с весьма серьёзным издательством «ВИТА НОВА», в котором уже вышла моя двухтомная биография Ермолова («Литературная газета» её рецензировала), вышла книга «Русская дуэль. Философия. Идеология. Практика». И две названные выше книги, надеюсь, выйдут в том же издательстве.

Но есть и существенно иные планы. На будущий год мне, смешно сказать, исполнится 80 лет, и неплохо бы поразмыслить: отчего я пошёл в жизни тем путём, которым пошёл. Армия сыграла в этом выборе огромную роль. На экзаменах на аттестат зрелости я провалил тригонометрию, но меня это нисколько не огорчило, ибо решение было давно принято. Я хотел в армию и ещё летом отправился в военкомат. Мне очень повезло. У меня была необыкновенно разнообразная служба. Я был курсантом полковой школы отдельного стрелкового полка в/ч 1106, дислоцированного возле печально известного порта Ванино на Татарском проливе. После полковой школы служил в районе монгольской границы, в сибирской тайге. У меня были офицеры-фронтовики, которым я многим обязан. Это и гвардии полковник Хотёмкин, командир в/ч 1106, пропустивший нас через такие жернова, что потом мне уже ничего не было страшно. А мой начштаба батальона в инженерно-сапёрном полку, куда я попал после полковой школы, гвардии майор Ширалиев, – во время войны командир роты танкового десанта. Замполит батальона гвардии майор Мурзинцев, написавший благодарственное письмо моим родителям за то, что они воспитали такого солдата. А сколько у меня было друзей... Командиры взводов Стась Луцкий из Львова, Серёжа Мороз из Винницы[?] Украина… Если они живы, то что они думают о происходящем? А мой взводный – я был у него помкомвзвода – Миша Чигвинцев из Фрунзе... Если бы нам тогда сказали, что произойдёт через 60 лет, – мы бы умерли от смеха... Когда я демобилизовался, Луцкий написал мне на память трогательные стихи.

– О чём ещё хотите написать?

– Очень хочу написать о моей армии. Служба была отнюдь не мёдом.

Но трансформация нашей армии с тех 50-х годов по сию пору – важнейший материал для размышлений и анализа. И всё это имеет прямое отношение к сегодняшним событиям. Россия три столетия была военной империей. Армия осталась мощным фактором общественного сознания. Армия – особый огромный мир, сложнейшим образом связанный с жизнью страны. И надо понимать все достоинства и опасности этой ситуации для России. И то, что я намерен написать, – не просто воспоминания. Хотя сегодня для меня память о моих армейских годах, о моих армейских друзьях становится всё важнее.

Вот такая реакция.

Беседовал Владимир ШЕМШУЧЕНКО

Три обязательных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нашем времени?

– Измельчал писатель нынче или не измельчал, можно будет с некоторой уверенностью говорить лет через пятьдесят. В 1830 годах для большинства читателей и критиков Пушкин «измельчал», исписался. К нему потеряли интерес. Глубокую и крайне актуальную «Историю пугачёвского бунта» не покупали, а критики бранили за недостаток вдохновения. «Современник» – журнал куда более высокого литературного уровня, чем все его конкуренты, провалился. На него подписывались крайне мало. Он разорил Пушкина.

Сам Пушкин считал, что литература его времени в упадке.

А потом выяснилось, что всё совсем не так. Так что не будем спешить с приговорами.

– Почему писатели перестали быть «властителями дум»?

– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? А это не было иллюзией? Давайте вспомним – Толстой с его проповедью ненасилия и любви как основы жизни, Достоевский с его проповедью «фундаментальных ценностей», Тургенев, старавшийся научить своих читателей терпимости и уважению к чужому несчастью, – «властители»? Разве это вызывало сомнения? И что, предотвратили они этой «властью над думами» и душами грубое насилие государства над своими гражданами и – как трагическую реакцию – народовольческий террор, мятежи и убийства 1905 года, кровавую катастрофу года 1917-го? Этому они учили? Они предупреждали, заклинали – господа, братья, то, как вы живёте, ведёт в пропасть, оставьте ненависть, гнушайтесь пролития крови… Их послушали, «властителей»?

– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я вам его не задал?

– О 90-летии журнала «Звезда».

Да, такие пошли цифры. Дело не просто в юбилее – хотя то, как нас чествовали и читатели, и городские власти, было чрезвычайно приятно. Но ретроспективный взгляд на эти 90 лет открыл нам грандиозную картину жизни нашей литературы XX века. Мы, кстати говоря, выпускаем полную библиографию всех публикаций журнала за эти 90 лет. Фактически через страницы журнала прошло всё лучшее, что было в нашей литературе, Я имею в виду имена авторов. Разве что Маяковский в «Звезде» не публиковался. Зато какое созвездие блестящих имён! Как ни давила власть литературу, а она жила. И как ещё жила.

Теги: Яков Гордин