«Вместить то прошлое…»

«Вместить то прошлое…»

В 1924 г., заканчивая курсовую работу по творчеству Николая Гумилёва, студент Петроградского университета Павел Лукницкий (1900-1973), начинающий поэт, пришёл с собранными материалами к Анне Ахматовой. "Времена были ещё вегетарианские", по выражению Ахматовой. Эта встреча положила начало их дружбе и совместному труду на многие годы.

Ахматова как будто ждала Лукницкого и приняла молодого поэта благосклонно и радушно. В дальнейшем она сама говорила об удивительном, можно сказать, мистическом значении их встречи и совместной работе.

Ахматова верила снам, предчувствиям, «намёкам и рифмам» судьбы. Так, во встрече с Лукницким она тоже увидела «обещание» свыше. Ещё при жизни, дo рaзвoдa с Ахматовой, Гумилёв прoрoчески писaл:

А нoчью в небе древнем и высoкoм

Я вижу зaписи судеб мoих

И ведaю, чтo oбo мне дaлёкoм

Звенит Ахмaтoвoй сиренный стих.

На протяжении многих лет Ахматова с помощью П. Лукницкого создавала летопись жизни Николая Гумилёва. Она прекрасно осознавала, что если не расскажет то, что знает, не направит первого биографа Н. Гумилёва к нужным людям, которые ещё помнят и многое могут поведать о Николае Степановиче, то эта информация будет утеряна безвозвратно. Кто, как не она, мог позаботиться о земной славе Гумилёва?

В течение пяти лет Лукницкий скрупулёзно работал над биографией Гумилёва, находя с помощью Ахматовой новые факты, сведения, очевидцев. Вскоре университетская курсовая переросла в рукописный двухтомник «Труды и дни Н. Гумилёва». Но параллельно с биографией Гумилёва писалась и другая биография – поэта Ахматовой. В одном из своих стихотворений, посвящённых Ахматовой, Павел Николаевич записал:

Твоею жизнью ныне причащён,

Сладчайший, смертный отгоняя сон,

Горя, тоскуя, пьяно, как в бреду,

Я летопись твоих часов веду[?]

Лукницкий тщательно записывал обстоятельства и разговоры своих встреч с Анной Андреевной, «Акумой», что в переводе с японского означает «колдунья» (такое прозвище ей дал второй муж, В.К. Шилейко, известный лингвист и востоковед).

Так родилась «Acumiana» Лукницкого – собрание записей, писем, документов, фотографий, относящихся к Ахматовой. Кропотливо, изо дня в день, с дотошностью истинного летописца Лукницкий описывает быт, обстановку, настроения, самочувствие, беседы, высказывания самой Ахматовой и её окружения. Он записывал всё, не надеясь на память. И в оправдание своей обширной летописной деятельности часто вспоминал любимое выражение Ахматовой: «Память – великая завиральница. Мы помним не факты, а воспоминание о них». Сиюминутность, точность и достоверность – вот главные ценнейшие качества дневников Лукницкого.

Павел Лукницкий, по выражению Н. Струве, «был первым по времени Эккерманом Ахматовой». Он работал на вечность и вполне осознавал, что при его жизни ни его труд о Гумилёве, ни его записи об Ахматовой не будут опубликованы («Акумиана» впервые была издана в Париже в 1991 г., а «Труды и дни Н.С. Гумилёва» – только в 2010 г.). На всю жизнь у Павла Николаевича осталась верность Гумилёву и дружба с Ахматовой, хотя иногда они подолгу не виделись.

В январе 1962 г. при встрече с Лукницким в Доме творчества «Комарово» Ахматова сказала: «Я пришла к Вам за своим прошлым».

В том же году в Вашингтоне вышло 4-томное собрание сочинений Н.С. Гумилёва. Ахматовой привезли из Америки два экземпляра. Один она оставила себе, а другой с дарственной надписью подарила своему преданному другу и биографу: «Павлу Николаевичу Лукницкому, который заслужил эту книгу своим великим трудом. Ахматова. 5 июня 1963. Москва».

Многое уже издано из этого удивительного архива, но и сегодня мы находим неизвестные страницы, стихи и фото Ахматовой, записанные и сохранённые Павлом Николаевичем. Сегодня, в день рождения Ахматовой, эти материалы публикуются впервые с небольшими примечаниями:

Шилейко Владимир Казимирович (1891–1930) – востоковед, поэт, переводчик, второй муж Ахматовой.

Лозинский Михаил Леонидович (1886–1955) – поэт, переводчик, друг Ахматовой.

Горенко Инна Эразмовна, урожд. Стогова (1856–1930) – мать Ахматовой.

Мотовилова Прасковья Федосеевна, урожд. Ахматова (? – 1837) – прабабушка Ахматовой.

Недоброво Николай Владимирович (1882–1919) – поэт и литературный критик.

Комаровский Василий Алексеевич (1881–1914) – поэт.

Клюев Николай Алексеевич (1887–1937) – поэт, представитель новокрестьянского направления в русской поэзии.

Кузмин Михаил Алексеевич (1872–1936) – поэт, переводчик, прозаик.

АА – сокращённые инициалы Ахматовой в дневниках Павла Лукницкого.

***

9 февраля 1926 г.

АА о своих «брачных» делах

С первой женой Шилейко женат церковным браком и до сих пор не разведён. С АА – гражданским и не знает, можно ли разводиться с двумя жёнами зараз, а новая – третья – хочет замуж идти церковным браком. Шилейко из одного вероисповедания переходил в другое, и вообще все эти дела так у него перепутаны, так он мало интересовался всегда официальной стороной их, что сейчас полный сумбур, и ни он, никто другой разобраться в этом хаосе не может. Шилейко по этому поводу острит без конца, но на остротах далеко не уедешь!

***

Я читал Карамзина. Заметил АА, что нашёл там хана Ахмата. Оказывается, хан Ахмат, последний хан – прямой предок АА. У матери АА есть икона, и на дощечке там было написано: «Куплена для крещения хана Ахмата в таком-то году» (год – времени Анны Иоанновны). Инна Эразмовна, не представляя, что ценность старинной иконы обуславливается её первоначальным видом, не понимая вообще исторической ценности этой иконы, отдала её ремонтировать мастеру-немцу. Тот подправил её, заново выкрасил, дощечку истлевшую выкинул, а слова дощечки заново, своей рукой переписал на иконку.

АА рассказывала мне кое-что из своей родословной – о своей бабушке, о Мотовиловых, об Ахматовых и т.д. Я этого не записываю, боясь напутать.

Я дал АА том Карамзина, и она его читала у меня: то, что говорится в нём о хане Ахмате.

АА рассказывала, что бабушка её была ещё по существу татаркой – так, она совершенно не ела свинины. И мать АА, объясняя это, правда, тем, что просто она не любит свинины, свинину не ест… АА с улыбкой говорила об этом и заметила, что «нелюбовь» Инны Эразмовны к свинине исходит из привычек её матери.

***

16 апреля 1926 г.

По поводу разговоров о поэтах

Манера насмешничать друг над другом, рассказывать друг про друга анекдоты была очень принята в кружке Гумилёва, Шилейко, АА, Лозинского, Недоброво, Комаровского, Мандельштама. Но это исходило из очень патетических чувств друг к другу, было только внешней оболочкой глубоко дружественных, очень любовных и близких взаимоотношений, и под этим было и большое уважение и понимание ценности внутренней сущности друг друга. Такая насмешливость, любовь к остроте была только способом развлечения. У каждого были свои недостатки, все их знали, но их прощали всецело, потому что все они искупались другим, обликом более глубоким, второй стороной этого человека…

АА: «Конечно, и у Мандельштама, он слабый, иногда даже беспринципный человек, и у Клюева, и у Кузмина есть много недостатков. Но о них нельзя худо говорить, потому что эти люди настолько самоопределены, настолько выявлены как отдельные творческие фигуры, имеют столько ценного за собой, что их недостатки остаются далеко за ними, ибо не они важны. Слабым человеком может быть всякий, а хорошим, большим поэтом – только избранные. Слабых – миллионы, а больших поэтов, фигур – единицы, и надо уметь забывать недостатки этих единиц, потому что они взамен их дали и много ценного.

***

Записи 1928 года

Говорили с АА об истории.

В стекле бинокля деревья теряют душу. Их контуры становятся незыблемыми и неумолимо жёсткими. Стекло бинокля несовершенно. Чуть в сторону от центра, и солнечный свет разлагается, и красивая, чёткая радуга бежит по краям стекла, расцвечивая наблюдаемый предмет. Напрасны усилия наблюдателя определить его истинную окраску. Предмету нравится быть красивым и лгать.

История – наблюдатель, с лицом аскета и с фанатическим, всегда пристрастным умом. В самый центр её бинокля попадают только даты. Они одни несомненны. Всё остальное пожирает радуга. Историк выбирает тот цвет, который ему нравится больше других, например красный, и поучает потомков. На смену ему приходит другой историк – и излюбленный его цвет – жёлтый, и опять переучивают своих потомков. Одно поколение не верит другому и не хочет его понимать. Незыблемы только даты, а не учения.

19 июля 1914 года. 28 февраля 1917 года. Две даты.

Которая из них сильнее? Которая возьмёт на себя ответственность за огромный, неуклюжий, скрипучий поворот руля? Которая дата решающая?

Это будет зависеть от вкусов историка…

***

Стихотворение Анны Ахматовой 1913 г. переписано Павлом Лукницким в старой орфографии. По всей видимости, оно посвящено Ольге Александровне Кузьминой-Караваевой (1890–1986), двоюродной племяннице Н.С. Гумилёва, внучке совладелицы деревни Слепнёво В.И. Лампе. Гумилёв познакомился со своими двоюродными племянницами Ольгой и Марией Кузьмиными-Караваевыми, когда приехал первый раз в Слепнёво, родовую усадьбу Гумилёвых, в 1908 г. Поэт был очарован обеими девушками, проводил с ними целые вечера и под всякими предлогами откладывал свой отъезд. Маша – спокойная и тихая, скромная красавица, Ольга (в будущем княгиня Оболенская) – умная, живая с красивым сильным голосом. У Гумилёва особенную симпатию вызывала Мария Александровна, которая рано умерла от туберкулёза и которой он посвятил немало стихотворений, в том числе он прямо упоминает её имя и в «Заблудившемся трамвае»:

Машенька, ты здесь жила и пела,

Мне, жениху, ковёр ткала,

Где же теперь твой голос и тело,

Может ли быть, что ты умерла?

В поэтические альбомы сестёр Гумилёв записывал шутливые и серьёзные стихи, благодаря чему они и дошли до наших дней. В июле 1911 г. Гумилёв впервые представил свою жену Анну Ахматову родственникам в Слепнёве. С этого времени супруги Гумилёвы каждое лето проводили в Слепнёве вплоть до 1917 г. Семья Кузьминых-Караваевых, соседей и друзей, жила недалёко, в имении Борисково. В этом живописном краю, в тверском уединении написаны многие стихи Ахматовой. Позже в своих записках об этом периоде жизни Ахматова напишет: «Слепнёво. Его великое значение в моей жизни… Слепнёво для меня как арка в архитектуре: сначала маленькая, потом всё больше, больше и, наконец, полная свобода». По мнению известного исследователя творчества Ахматовой Р. Тименчика, это стихотворение ранее нигде не публиковалось.

Оле

Как путь мой бел, как путь мой ровен.

Легка дремота.

Лишь редкий мост из круглых брёвен

Напомнит что-то.

Опять улыбка губы тронет,

Подымет веки,

Ах, знаю я, не всякий тонет,

Переплывая реки.

Слепнёво

5 июля 1913

***

Павел Лукницкий много фотографировал Ахматову, но также он делал пересъёмку с чужих фотографий, которые имелись у Анны Андреевны.

Это одна из переснятых Лукницким фотографий Ахматовой середины 20-х годов. Публикуется впервые.

Вступительное слово и комментарии Ольги МЕДВЕДКО

Теги: Анна Ахматова