«Из наших государственных людей»

«Из наших государственных людей»

Граф Павел Дмитриевич Киселёв был, пожалуй, самым успешным политиком и управленцем первой половины XIX века

Откуда взялась наша манера преклоняться перед понятием "реформатор", как будто лучшего комплимента государственному деятелю и придумать нельзя? Уж сколько раз обжигались на этом молоке, а всё не впрок. В биографии Павла Дмитриевича Киселёва (1788-1872) немало загадок. Он и придворный, и заговорщик, и боевой офицер, и дипломат. Но в первую очередь, пожалуй, администратор. Один из крупнейших в XIX веке – по масштабам сделанного. И не обижайте памяти о нём клеймом «реформатор», даже из лучших побуждений.

Есть версия – и подробно проработанная, – что Киселёв был одним из виновников гибели Пушкина, и как будто отчасти к нему обращался Лермонтов с гневным обвинением: «Таитесь вы под сению закона, пред вами суд и правда – всё молчи!» Это – из потаённой истории. Киселёв – личность таинственная, он любил и умел играть вслепую и сразу на многих досках. Гроссмейстер! Его и декабристы видели в своём правительстве. А в хрестоматийной истории Киселёв предстаёт героем пушкинского шаржа:

На генерала Киселёва

Не положу своих надежд,

Он очень мил, о том ни слова,

Он враг коварства и невежд;

За шумным, медленным обедом

Я рад сидеть его соседом,

До ночи слушать рад его;

Но он придворный: обещанья

Ему не стоят ничего.

Поэт отзывался о Киселёве как о «временщике, для которого нет ничего священного». Возможно, Пушкин приметил в Киселёве одного из героев своей будущей исторической драмы. Не Шуйского ли? Но позже поэт оставил в дневнике уже комплиментарную оценку Киселёва: «Он, может, самый замечательный из наших государственных людей, не исключая Ермолова» . В те дни Киселёва воспринимали уже не как генерала, он оказался на вершине бюрократической империи.

Можно ли было спасти самодержавную систему, приспособить её к новым временам, преобразовать? Министр просвещения С.С.Уваров не сомневался, что пришло время создавать идеологический фундамент, который прослужит империи долгие годы. В 1830-е он создаёт концепцию самодержавия, выдаёт формулу триады: «Православие, самодержавие, народность». Эти основы существовали с допетровских времён, а при Екатерине с их помощью империя укрепилась на Чёрном море и замышляла восстановление Византии!.. Уваров попытался упорядочить давно известные принципы и лозунги – получилось эффектно, но, как оказалось, поздновато. Его идеология продержалась меньше четверти века.

Киселёв в те же годы действовал по хозяйственной линии. А ведь когда-то он служил в Кавалергардском полку, стойко сражался на Бородинском поле, после чего попал в адъютанты к генералу Милорадовичу. Не раз ему приходилось с докладами представать перед императором. Александру I понравился обстоятельный офицер, умевший мыслить логически и объясняться с толком. На Венском конгрессе Киселёв уже присутствовал в свите императора.

Военные и дипломатические заботы не отвлекали Киселёва от экономических вопросов. Вскоре после Венского конгресса он составил для Александра записку с планом постепенного освобождения крестьян. К наследию «дней Александровых» относился критически, видел, что империя отстаёт по части индустриализации и всё труднее будет компенсировать это отставание воинской доблестью. «Государство без денег и промышленности[?] может стать похожим на колосса с глиняными ногами» – так говорил Киселёв в 1828 году. Императору Николаю требовался сотрудник с такими воззрениями, хотя и попал генерал Киселёв под подозрение после декабря 1825-го. Недооценивать технический прогресс в те годы уже не следовало: как-никак, «англичанин-мудрец, чтоб в работе помочь, изобрёл паровую машину». Промышленного рывка в петровском стиле не получилось, но, по многим оценкам, империя в николаевские годы развивалась благополучно. И – без народного перенапряжения.

В 1834 году император в доверительной беседе предложил Киселёву войти в Секретный комитет по крестьянскому делу. Павел Дмитриевич в то время скептически относился к роли комитета и председательствовавшего там графа Иллариона Васильчикова. Император считал Киселёва «начальником штаба по крестьянской части». Понравились киселёвская въедливость, бескорыстное увлечение крестьянским вопросом. Император видел, что этот аристократ не чурается чёрной работы, что он инициативен и чужд вальяжного фамусовского равнодушия к рутинным вопросам. И бывший кавалергард царского доверия не обманул: принялся вгрызаться в работу. Награда подоспела быстро: его возвели в графское достоинство.

Из поездок по окраинам империи Киселёв привозил идеи. В 1835-м он составляет записку «Взгляд на юго-западные губернии в отношении господствующего духа и необходимости оному дать другое направление». Цель – «утвердить преданность российскому правительству» крестьян-малороссов. Киселёв намеревался упорядочить их повинности, сгладив перекосы. Планировал он и малость ущемить землевладельцев из польской шляхты. Присмотревшись к Малороссии, он очень сомневался в благонамеренности католиков...

Киселёв не скрывал, что предполагает отмену крепостного права. Эту миссию возложил на него и Николай. Но проводить столь сложную реформу одним махом – значит проявить опрометчивость. По плану Киселёва, крестьяне должны обрести свободу постепенно, а начать следовало с казённых крестьян. Таким образом «рабство уничтожится само собой и без потрясений государства». Ещё один принцип Киселёва – освобождение не пойдёт во вред только, если удастся вплести в крестьянский быт достижения технического прогресса. Русская деревня нуждалась и в агрономах, и в строителях, и в учителях, и в фельдшерах.

Аграрная реформа Киселёва, в отличие от преобразований 1860-х годов, осуществлялась не за счёт снижения уровня жизни. Предусматривалась организованная помощь крестьянам в случае неурожая и эпидемий. В крестьянскую среду внедрялась медицина, замышлялось устройство школ. Изменился правовой статус государственных крестьян: они признавались свободными подданными империи. А их было – 10 миллионов душ мужского пола из 50–55 миллионов всего населения России в те годы.

Положение помещичьих крестьян мало изменилось: здесь киселёвские преобразования остановились на уровне благих пожеланий и бесконечных предварительных пересмотров. Хотя Киселёв разработал положение об обязанных крестьянах, которое определило порядок выхода крепостных из зависимости по договорённости с помещиком. Крепостники всех мастей графа ненавидели. Особенно их нервировал его план ввести принудительный выкуп заложенных имений. В залоге тогда пребывало больше половины крестьян – и после такого шага они стали бы государственными, то есть свободными. Это решение породило бы мощную фронду – ни Киселёв, ни император на столь опасный шаг не решились.

Но без социальных потрясений всё равно не обошлось: картофельные бунты в те годы прогремели по всей стране. Картошку в России всё ещё воспринимали как экзотику. А Киселёв был отчаянным пропагандистом этого питательного овоща, считал, что сия неприхотливая культура спасёт крестьян от голодухи. В 1841-м при его активном участии вышло распоряжение «О мерах к распространению разведения картофеля». Да, речь шла о подневольных засевах. А крестьяне не желали сажать загадочную «картофку». Во многих губерниях казённые крестьяне, получив приказ сажать картофель, увидели в этом признаки закрепощения, наступление на их общинные интересы. Подоспели слухи о некоем указе «о закабалении», а ещё в народе говаривали, что из картофелин вылупляются «мелкие животные гадины». И – пошли землепашцы на угнетателей, всё сметая на пути. Время покажет правоту картофельных планов расчётливого графа. «Дёшево и сытно» – про что так говорили в ХХ веке? Конечно, про картошку.

Киселёвскую реформу принято критиковать за недостаточный масштаб: она-де не решила проблему освобождения крестьян от крепостной зависимости. Зато тысячи крестьянских семей стали жить лучше и трудиться плодотворнее.

Павел Киселёв – представитель старинного русского рода – стал одним из преобразователей дворянства по николаевскому плану. Для императора он был идеальным столоначальником – опорой престола, проводником царской политики. А для тех, кто тайком мечтал перекроить Россию по республиканскому образцу, граф слыл наилучшей кандидатурой в президенты.

Вскоре после Крымской войны новый император отправляет Киселёва в самую почётную из возможных ссылок – послом в Париж. Он пытался преодолеть противоречия между враждовавшими державами и ратовал за франко-русский союз. Россия тогда резонно разочаровалась в Австрии да Пруссии и начинала искать тропинку от Невы к Сене.

После 1860-х говорить о классическом русском самодержавии можно только с натяжкой. До парламентской монархии дело, как известно, не дошло, внешние признаки и рычаги абсолютизма сохранялись, но о самодержавном государе образца Ивана Грозного и даже Николая I говорить уже не приходилось. А что пришло на смену вековым устоям? Лихорадочные перемены, быстрая купля-продажа всего и вся. Наконец, развитие терроризма и революционного движения как тайной силы, которая могла потягаться с государством.

Конечно, тут дело не только в неосмотрительных реформах. Но как не вспомнить прозрения Некрасова: «Порвалась цепь великая, порвалась – расскочилася...» Что-то треснуло в Российской империи в 1860-е годы. Эти наши рассуждения – не из ортодоксального консерватизма. Освобождение крестьян – дело благое, необходимое, выстраданное уже ко временам Александра I, если не Павла I. Но бороться с сословным неравенством можно было и на самодержавных основаниях. Этого, кстати, добивался Павел: всеобщее равенство подданных перед государем. Самодержец – единственная привилегированная инстанция. Дворянство не могло стерпеть такой политики – и конец Павла тому подтверждение. Николай I пытался превратить дворянство в некое подобие правящей партии, в этакую КПСС XIX века. А иначе трудно было увязать права и обязанности после указа о вольности дворянства... За привилегии, не оплаченные кровью или монетой, следует наказание – это тогда знали твёрдо. И энциклопедисты, и якобинцы многому научили Европу.

«Великие реформы» 1860-х стареющий граф Киселёв вроде бы приветствовал, даже сетовал, что по старости уже не может принять активного участия в политической жизни. На первые роли выдвинулся его племянник – Николай Алексеевич Милютин, он как раз крестьянским вопросом занимался. Со старцем почтительно советовались сотрудники Александра II. Но Киселёв всё-таки ощущал себя человеком прошлого, николаевского времени и не мог не видеть и деградации системы после Крымской войны.

«Великие реформы», как показала история, во многом оказались разрушительными для самодержавного государства. Власть над империей Петра Великого перетекала в руки оборотистых собственников, в руки ростовщиков – среди которых были и русские дворяне, и купцы, и проворные иностранцы всех мастей. Параллельно действовала скрытая элита, не заинтересованная в усилении Российской империи. Какая уж тут триада? К православию почти все они стали глухи, самодержавие не поддерживали, а к народности и вовсе не имели отношения. Через полвека империя развалится. Но за это время «новым хозяевам» удастся поживиться всласть.

Сравнивая управленческий путь Киселёва с наследием других реформаторов, мы видим, насколько осмотрительнее и мудрее действовал соратник Николая I. Буржуазная Россия, которую создавали в начале ХХ века, не просуществовала и десятилетия. А начинания Киселёва всё-таки служили полвека – государству, обществу, системе.

Теги: история России , Граф Павел Дмитриевич Киселёв