ПОРАЖЕНИЕ НЕПОБЕДИМОЙ Борис СЛУЦКИЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОРАЖЕНИЕ НЕПОБЕДИМОЙ Борис СЛУЦКИЙ

С начала войны, вошедшей в историю Израиля под названием Второй ливанской, минуло ровно два года. В результате обмена на родину уже возвращены тела Эхуда Гольдвассера и Эльдада Регева, похищение которых «Хезболлах» явилось формальным поводом для ввода войск в Ливан, и многие обозреватели уже назвали похороны солдат реальным окончанием войны. Но по-прежнему остаются вопросы, почему Израиль проиграл и как ему пережить этот проигрыш.

Казалось бы, июльская война, как ее называют в арабском мире, отразилась только на жизни израильтян и ливанцев, однако взволновала она и жителей России, чему я был свидетелем множество раз.

КРИТЕРИИ ПОБЕДЫ

«Служба в израильской армии перестала быть делом чести, доблести и геройства: около половины призывников сегодня игнорируют армейскую службу». В Москву из Израиля я приехал вскоре после прекращения огня, и только ленивый не задавал мне вопросов о случившемся конфликте. Точнее всего (как, собственно говоря, и должно быть) их сформулировал классик российской кинодраматургии, лауреат премии «Оскар» Валентин Константинович Черных: «Почему евреи так плохо воевали?» Я пытался вяло и, скорее всего, неубедительно объяснять многочисленные причины, повлиявшие на результат кампании, но, ввиду того, что сам не мог однозначно ответить, чем же закончилась та война, до конца оценен не был.

Удивило меня тогда то, что вполне израильские мифы о непобедимости израильской же армии (порожденные, вероятнее всего, небывалым успехом в Шестидневной войне) довольно сильно укоренились и в сознании россиян. Это, конечно, приятно, но слишком далеко от реальности.

Не могу настаивать, что и ныне я объясню все то, что случилось два года назад, но за это время в Ближневосточном регионе произошло немало событий, которые помогают рассмотреть прошедшую войну в некоем подобии исторической перспективы.

Вообще, что такое победа в современной войне? Какими критериями мы руководствуемся для того, чтобы утверждать, что одна страна победила другую? Всегда ли мнение граждан страны, участвовавшей в военном столкновении, совпадает с официальными результатами кампании? Как хорошо было раньше. Одна армия уничтожала другую, завоевывались территории, платились контрибуции, образовывались десятки тысяч пленных, подписывались акты о капитуляции…

Однако далеко не всегда первоначальные результаты войны соответствовали окончательным выводам историков. Точнее, не всегда победившая сторона умела воспользоваться результатами своей победы. Историки в свою очередь лишь констатировали возникновение новой реальности.

К примеру, кто победил во второй иракской кампании? Армия США за несколько недель разгромила армию Ирака (впрочем, та особо и не сопротивлялась, понимая бессмысленность данной затеи). С традиционной точки зрения результат войны однозначен: победили американцы, показательно казнив Саддама Хусейна, дабы убедить собственный народ в целесообразности военного вторжения. Но сегодня, по прошествии нескольких лет с официального окончания военных действий, этого не смогут утверждать даже самые отчаянные сторонники иракской кампании, включая президента США Джорджа Буша.

Аналогичная ситуация сложилась и в Афганистане. Армии союзников быстро подавили сопротивление талибов, но на сегодняшний день последние контролируют почти всю страну, за исключением разве что резиденции президента Хамида Карзая. О том, кто в Афганистане главный, полезно уточнить у христианских проповедников из Южной Кореи, проведших долгие месяцы в заложниках, благо сегодня они уже могут рассказать об этом.

Но вернемся ко Второй ливанской. Совершенно очевидно, что ее военный аспект уже привел к необратимым изменениям в сознании. Например, концепция о возможности выиграть войну с воздуха, почерпнутая израильским командованием из американской военной доктрины, сегодня отнюдь не популярна. Понятно, что нынешние ВВС могут очень многое, но далеко не все. А в случае с полупартизанскими армиями, да еще и располагающимися в гуще гражданского населения, авиация вообще малоэффективна.

Более того, в подобной войне современное разрушительное оружие зачастую проигрывает морально устаревшему, менее мощному, но более простому.

ФЕРЗИ И ПЕШКИ

Несложно проследить, когда государство добивается безоговорочной военной победы, например, как это было в том же Израиле в той же Шестидневной войне в 1967 году и войне Судного дня в 1973-м. Среди многих составляющих успеха один аспект совершенно необходим: интересы государства и подавляющего большинства населяющего его народа должны быть тождественны. Граждане обязаны не только всецело поддерживать свое государство, но и точно понимать все цели и задачи военного противостояния.

В таком случае не слишком большую роль играет даже то, как развиваются военные действия и кто их первый начал. В Шестидневной войне израильская авиация первой нанесла удар по египетским аэродромам, и вся война проходила со значительной израильской инициативой. В войне Судного дня все было наоборот: Израиль был атакован армиями арабских стран, и первая часть войны сводилась к перманентному перевесу арабов, занимавших все большие территории. Результат в итоге был одинаковым в обоих случаях: войска арабских стран разгромлены (иное дело, как Израиль распорядился достигнутыми победами, но это предмет для отдельного разговора).

В те далекие годы численность населения еврейского государства колебалась в районе 2 млн. человек. Но эти люди понимали происходящие глобальные процессы так же, как и руководство страны. Это не означает, что в Израиле царило полное единомыслие, а «народ и партия» были едины во всем. Отнюдь нет. Как и ныне, шла напряженная борьба политических партий за власть, как и теперь, существовали проблемы общинные, религиозные, проблемы самоидентификации. Но все это задвигалось на второй план сразу же, как только становилось понятно, что «отечество в опасности».

Человек, откосивший от службы в армии, становился изгоем не в силу существовавших законов, а потому что таково было умонастроение его соотечественников. Вписаться в существующее общество шансов у «отказника» действительно было немного, и речь идет не только о юношах 18–20 лет. Резервистская служба в Израиле до недавнего времени продолжалась до 49 лет, и все взрослое мужское население страны терпеливо посещало военные сборы.

Перед началом войны Судного дня мобилизации резервистов не было и многие мужчины находились за границей. Никто не мешал им повременить с возвращением в государство, которое ведет кровопролитную войну. Однако такие случаи находятся в категории статистической погрешности. Десятки тысяч человек бросились на первые же авиарейсы и направились на фронт, даже не заезжая домой.

Нынешняя ситуация в Израиле принципиально иная. В государстве проживает более 7 млн. граждан. Это уже не та маленькая страна, где все друг друга знают. При этом властные структуры и народ настолько разошлись в своем понимании большинства происходящих в мире и стране процессов, что это становится проблемой для существования государства гораздо большей, чем конфронтация с исламским миром.

Служба в армии перестала быть делом чести, доблести и геройства: около половины молодых людей Израиля сегодня игнорируют призыв. Причем речь идет не только о детях из ортодоксальных семей и детях израильских арабов, традиционно не подлежащих призыву (в процентном отношении их стало очень много среди сверстников за счет огромной рождаемости в данных секторах населения), но и о выходцах из семей вполне светских, которые всегда составляли костяк ЦАХАЛа (Армия обороны Израиля).

Да и отношение общества к данному явлению кардинально изменилось. К сумевшим избежать армейскую службу ровесники относятся скорее с завистью, а не с презрением, как это случалось ранее. Естественно, что и мотивация тех, кто все же идет выполнять свой долг, заметно снижается: обидно терять три года юности, а затем еще и долгие десятилетия ходить на резервистские сборы, когда половина твоих сограждан этого не делают.

Впрочем, не это главное. Большинство молодых людей, проходящих срочную военную службу, не понимают планов и концепций властей, а следовательно, и своего подлинного места в деле защиты родины. Теряется критерий — кто друг, кто враг и зачем солдаты находятся там, куда их послало государство. Причем это не слишком зависит от личных политических пристрастий молодых людей. Недовольны все — и правые, и левые. Война из главного дела народа превращается в непонятные, практически грязные делишки правительства. Соответственно, военнослужащие становятся пешками в данной игре.

Конечно, отношения власти и граждан нередко строятся по похожей схеме. Но на войне по-прежнему часто убивают. Слишком часто. Во Второй ливанской погибло около 120 израильских солдат и офицеров, чьих-то отцов, мужей, братьев, сестер, детей. И разошедшееся с властью общество начинает ощущать себя оскорбленным, проигравшим в случае любой войны. И тогда логика «победитель — проигравший» уже не действует. Совершенно неважно, как на самом деле окончилась война.

В ОЖИДАНИИ МИФА

Скорее всего, в далекой перспективе для Израиля полезно, что данная война была. Ее далеко не однозначный исход, вероятно, также пойдет государству на пользу. Но вот что делать с тем, что народ чувствует себя проигравшим? Уже два года данный факт оказывается для общества незаживающей раной. И это при том, что абсолютное большинство граждан отнеслись к началу ливанской кампании весьма позитивно. На призывные пункты явились не только 100 % вызванных туда, но и тысячи добровольцев.

Никаких претензий к действиям солдат по результатам многочисленных послевоенных проверок ни у одной комиссии не возникло: низшие чины сражались мужественно. И провластные структуры должны были очень постараться, чтобы растерять такой кредит доверия, настроить против себя солдат и их близких.

И последнее. Я не верю в то, что распад связей между государством и обществом может касаться каких-либо одних институтов и не касаться других. Так не бывает. Несмотря на все описанное выше, ЦАХАЛ все еще остается действительно народной армией, в которой не существует разделения между бойцами срочной службы и резервистами. И все проблемы государства и общества влияют на нее в первую очередь. Пускай это влияние в связи с единоначалием и подчинением старшим по званию на первый взгляд не так заметно. Но от этого оно не менее глубоко. И если пропасть между народом и властью будет расти, то возможности вооруженных сил будут падать, какое бы современное оружие для армии ни приобреталось и какие бы учения ни проводились.

Государства и общества всегда трудно расстаются со своими мифами. Особенно когда эти мифы героические и тешат самолюбие. Но рано или поздно это происходит. Главное, не пропустить момент, когда миф из красивой сказки и приятных воспоминаний начинает приносить реальный вред. Именно в этот момент государство и общество должны быть готовы к продуктивному диалогу. Именно в таком случае новые красивые мифы еще появятся.

Борис СЛУЦКИЙ