Пишите нам, пишите, а мы прочтем, прочтем!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пишите нам, пишите, а мы прочтем, прочтем!

02 Фев 2010 г. ТрВ № 46, c. 4,   Евгений Онищенко Рубрика: Бытие науки

В начале сентября 2009 г. более 500 докторов наук направили Президенту РФ письмо, в котором была выражена озабоченность состоянием законодательной базы конкурсного финансирования научных исследований и урезанием бюджетных расходов на науку [1]. Ученые выражали беспокойство о судьбе ведущих научных фондов в связи с изменениями, внесенными в 2007 г. в Бюджетный кодекс РФ, а также писали о непригодности Федерального закона № 94-ФЗ от 21.07.2005 г. для проведения научных конкурсов. Они рассчитывали, что эти вопросы будут рассмотрены на осеннем заседании президентского Совета по науке, технологиям и образованию.

Однако события развивались совсем не так, как надеялись авторы письма. Запланированное на осень заседание Совета по науке, технологиям и образованию, посвященное проблемам фундаментальной науки, так и не состоялось. А поступившее в приемную Президента обращение докторов наук было переадресовано Министерству образования и науки, которое в конце октября направило свой ответ научному сотруднику, доставившему письмо в приемную. В ответе (см. «Троицкий вариант» № 23 (42) от 24 ноября 2009 г.) Министерство рассказало ученым о неустанно ведущейся по поднятым в письме вопросам работе, о росте зарплат в РАН, увеличении размера грантов Президента для молодых ученых и т.д., а также заверило в своей готовности учитывать предложения ученых.

В конце декабря на письмо отреагировало и Министерство финансов, указав, что фонды смогут работать в прежнем режиме еще год, а финансирование РФФИ определено законом о бюджете на 2010 год. И правда, определено: РФФИ в 2010 г будет выделено 6 млрд руб. (в прошлом году фонд получил 7,2 млрд руб.). Не менее приятные новости ожидают ученых и на втором направлении — финансировании исследований в рамках госзаказа, т.е. по идущим в соответствии с 94-ФЗ конкурсам в рамках федеральных целевых программ. В наступившем году изменена система оценки заявок на конкурсах ФЦП «Кадры»: ученые писали, что 35 % оценки заявки, приходящиеся на цену контракта, — это слишком много, теперь же на цену контракта будет приходиться 55 % оценки заявки.

Таким образом, изменения, если и происходят, то к худшему Можно было бы усмотреть в этом издевательство, но, думаю, дело в другом — в полном безразличии «инстанций» к мнению научного сообщества. Все просто идет своим чередом, как будто никто никому ничего не писал. К тому же «инстанции», похоже, просто не в состоянии отделить серьезные обращения от несерьезных. В том же сентябре Президенту доложили об обращении фашистского толка «футуролога» Максима Калашникова [2], по поручению Д.А. Медведева с ним осенью встретился глава аппарата Правительства Сергей Собянин, а недавно состоялась встреча Калашникова с руководством РАН. Обсуждались вопросы создания города будущего — биоагроэкополиса — и российского аналога американского DAPRA.

В общем, не обращая внимания на поднимаемые серьезными учеными проблемы, власти готовы слушать малограмотных болтунов и прожектеров. Более убедительно расписаться в своей недееспособности сложно.

Евгений Онищенко

1. www.scientific.ru/doska/rffi94fz.html

2. С обращением Максима Калашникова к Дмитрию Медведеву можно познакомиться в его блоге — http://m-kalashnikov.livejournal.com/141905.html Что же касается его взглядов, то в дискуссиях в Интернете Калашников открыто называет себя фашистом и не отказывается от этого в интервью СМИ — http://slon.ru/articles/136143/

Грантовая поддержка научных исследований и отечественная политика в области науки

02 Фев 2010 г. ТрВ № 46, c. 5, "Наука и общество"   Валентин Бажанов Рубрика: Бытие науки

Мы публикуем окончание статьи заслуженного деятеля науки РФ, доктора философских наук, профессора Ульяновского государственного университета Валентина Бажанова (начало — в ТрВ № 1(45)).

Стратегия развития науки, основанная на принципах социального номинализма

Гениальная идея, способная перевернуть мир или сделать его лучше, всегда возникает в мозгу одного человека. Озарение всегда является плодом длительных размышлений, упорного труда, оттачивания интуиции отдельного человека. Впоследствии идея может и должна «доводиться» в научном коллективе, шлифоваться в процессе научных дискуссий и обмена мнений между коллегами. Среда оформления научной идеи в «материальную» силу, концепцию, завоевывающую массы, никогда не представляет из себя крупный институт и уж тем более университет. Это чаще всего сравнительно небольшой коллектив (десять — двадцать — тридцать человек).

Коллектив людей, одержимых — но только какое-то время! — одной идеей. Если идея хороша, то имеет шанс когда-то лечь в основу деятельности научного направления, представленного уже множеством коллективов. Если же идея недостаточно хороша, то со временем сей факт осознается самим коллективом, и его члены перетекут в коллективы, занятые разработкой новых идей и концепций. Процесс рождения и смерти исследовательских коллективов — естественная форма развития науки, предопределенная конкуренцией и отбором исследовательских программ. Институциональное «консервирование» такого рода коллективов значительно тормозит ее развитие. Поэтому выигрышная стратегия должна основываться на свободе и всемерной поддержке научного творчества - отдельного человека (ученого) и научных коллективов (которые, как правило, — стоит повторить еще раз — достаточно компактны по своему составу).

Это вовсе не декларация, а положение, претендующее на основополагающее в планировании научной стратегии. Как известно из трудов замечательного отечественного науковеда А.И. Яблонского, «научная результативность, являясь функцией от капиталовложений и организации науки, пропорциональна лишь логарифму от ассигнований, но прямо пропорциональна степени организации науки» (выделено мною. — В.Б.). Поэтому выбор стратегии — ключевой вопрос для судеб российской науки и, в конечном счете, ключевой для судеб развития страны не как сырьевого (и, стало быть, временного) придатка «золотого миллиарда», а полноправного члена клуба развитых государств, обеспечивающих своим гражданам достойную и безопасную жизнь.

Стратегия организации науки должна исходить из принципов социального номинализма. Главное действующее лицо здесь — конкретный ученый и тот творческий коллектив, который создается для решения или иных исследовательских или конструкторских задач.

Институт, вуз могут считаться ведущими вовсе не «по определению», а потому, что в них работают ученые, которые постоянно, в режиме обязательной и открытой состязательности с коллегами, подтверждают свое высокую репутацию. Они не должны пользоваться заслугами своих великих предшественников, которые творили десятилетия или даже столетия в прошлом (М.В. Ломоносова, Н.И. Лобачевского, А.М. Бутлерова и др.). Наука на личностном уровне развивается не кумулятивно. Она подобна птице Феникс: только постоянно сжигая себя, наука способна возрождаться. Если поддерживать научных мертвецов и строить научную стратегию, отталкиваясь от надгробных плит, то ни сохранить научное сообщество, ни приумножить список великих научных достижений не удастся.

Иными словами, поддержки достойны только конкретные люди и небольшие мобильные исследовательские группы. «Большой институт (тысячи сотрудников), не имеющий перед собой научной проблемы национального уровня, это почти всегда неизбежная бюрократическая иерархическая структура, в которой тонут молодые оригинальные исследователи и их идеи», — справедливо замечал В.С. Летохов.

Об организационных формах реализации научной политики

Такого рода поддержка обеспечивается только посредством гибкой грантовой системы, представленной ныне в основном Российским фондом фундаментальных исследований (РФФИ) и Российским гуманитарным научным фондом (РГНФ).

Независимая и объективная экспертиза, которая должна и в значительной мере осуществляется в фондах, позволяет выявлять наиболее перспективные и глубоко продуманные проекты, сохранять и приумножать концептуальный арсенал науки и технологий. Грантовая система оставляет открытым вопрос о «приоритетных» направлениях и ведущих научных организациях. Ученый или научный коллектив предъявляет свои наработки независимой экспертизе, которая оценивает их с точки зрения возможности финансирования и благодаря которой на некоторое время эти наработки становятся приоритетными.

Опыт истории (причем и сравнительно недавний) показывает, что научный прогресс (особенно в области фундаментальной науки) невозможно прогнозировать на сколько-нибудь разумный период. Прогресс совершается «здесь и сейчас». Его природа такова, что в принципе не позволяет видеть вперед на десятилетие, а иногда даже и на несколько лет. Чем, так сказать, фундаментальнее открытие, тем менее оно предсказуемо. Стягивая фронт научного поиска до нескольких «приоритетных» направлений или финансируя «ведущие» вузы, мы рискуем оказаться — в который раз! — на обочине и научного, и технологического прогресса.

Каких-то 7–8 лет назад мои знакомые радиоинженеры серьезно обсуждали проблему наискорейшего получения радиопозывных людьми, которые хотели бы пользоваться переговорными устройствами типа «воки-токи». Никто из них и подумать не мог, что через считанные годы начнется бурное развитие сотовой связи. Прогресс, как всегда, пошел непроторенными и непредвиденными путями, контуры которых можно было проглядеть лишь на пару-тройку лет вперед. Как заметил однажды создатель робототехники И.И. Артоболевский, часто побочный продукт открытия оказывается более плодотворен, чем само открытие.

Генератором и носителем новых идей и технологий всегда был и будет конкретный человек, пусть и не имеющий шанса оставить след в истории науки. Поэтому сужение поля научного поиска в соответствии с рекомендациями А.И. Ракитова и в надежде на «лучшие времена», селекция перспективных и неперспективных институтов, вузов, направлений и технологий — проигрышная стратегия, надежно гарантирующая, что эти «лучшие времена» никогда не наступят. Только существенный перенос акцента с общего (институт, вуз) на частное (человек) путем качественного скачка (и в смысле финансирования, и в смысле расширения) грантовой системы позволит сохранить разнообразие и потенциал отечественной науки и образования.

В настоящее время ситуация существенным образом здесь не изменилась. Ненормально, когда львиная доля научного потенциала сосредоточена (если судить по внешним признакам типа грантов, публикаций, поездок и т.п.) в одной или всего нескольких организациях. Не имеет ли смысл обозначить некоторые (достаточно «необременительные», впрочем) лимиты, препятствующие такого рода концентрации?

Необходимо совершенствовать и расширять независимую экспертизу. Надо существенно увеличить долю финансирования науки, которая проходит через грантовые фонды. Здесь, вероятно, можно было принять смешанный принцип, аналогичный тому, на котором еще в недавнем прошлом было построено формирование Государственной Думы: 50% средств на фундаментальную науку распределяется «прежним» образом — на институты и вузы, а 50% (а не доли процентов — как сейчас) — идет через фонды конкретным исследователям и коллективам. Полагаю, что в идеале пропорция распределения средств должна была быть изменена в пользу фондов, поскольку распределение внутри институтов и вузов часто отражает пристрастия администрации («Петров мне мил, а Иванов нет»).

Принцип «50 на 50» придал бы системе финансирования российской науки известную гибкость и сделал бы её значительно более жизнеспособной в условиях времени экономического неблагополучия.

Реальная возможность выиграть относительно приличный по своим размерам грант в честном состязании с более опытными коллегами крепче удерживала бы молодых исследователей в пределах Отечества.

Стоило бы обдумать целесообразность ввести качественно новый вид грантов в области фундаментальных наук. Я бы (условно) назвал их инновационными (или венчурными). Дело в том, что ученые, которые известны своими работами в какой-то одной области, имеют значительно больший шанс получить грант, связанный с темой их давних исследований. Тем самым ученого как бы «удерживает» эта тема. Однако он мог бы заинтересоваться и другой тематикой, по которой у него пока нет сколько-нибудь существенного задела. От соблазна окунуться с головой в новую проблему его удерживает риск остаться без адекватного финансирования, да и недостаток времени (если он не решается оставить свою «традиционную» тему).

Почему бы тем, кто уже неоднократно доказывал свою способность успешно выполнять грантовые проекты, не дать возможность сделать крутой зигзаг в своих научных интересах и попытаться доказать свою научную «состоятельность» в радикально новой для них области, в которую они могут привнести свой опыт, оригинальные методы и видение проблемы? Из истории науки известно, что такого рода научные преображения бывают весьма продуктивными. Акцент на развитие грантовой системы поддержки науки в РФ — и есть выигрышная стратегия развития фундаментальных научных исследований в обозримом будущем. Грантовая система в РФ ныне несовершенна и также нуждается в модернизации (это — тема отдельного разговора), но опора на неё даже в её нынешней форме способна придать науке в нашем Отечестве импульс для развития.