Таблица умножения боли
Таблица умножения боли
Виктор Пелевин. Бэтман Аполло. - М.: Эксмо, 2013. – 512 с.?– 150 000 экз.
Однажды я прочёл любопытное высказывание Виктора Пелевина о его собственном творчестве. Писатель сознался, что больше всего интересуется устройством сознания человека и, когда берётся за перо, то написать хочет именно об этом. Но, дескать, садится к столу, начинает[?] и понеслась!.. Накопленные впечатления берут своё. Я отношусь к тем читателям Пелевина, которых "понеслась"-фантасмагории увлекают меньше, чем образные авторские описания работы ума. «Протоколы» наблюдений за мыслительными процессами разложены по всем его книгам, как мины диверсанта. Читая злободневный «Snuff», я мучился от удушья и нашёл, к сожалению, всего пять страниц такого рода. «Бэтман Аполло», наоборот, порадовал: роман больше похож на дневник мистика, прошитый литературным сюжетом и пересказанный персонажами. Хотя много в нём и волшебных визионерских путешествий, гурманам понравится. Огорчатся лишь поклонники пелевинской живописи «русского зазеркалья» – этого деликатеса в романе мало. Но напишут об этом много. А я подробнее скажу о своём.
Ожидалось, что Пелевин выскажется о протестном движении, но в романе об этом очень коротко и, на мой взгляд, всё было предсказуемо: протест – это часть «большой системы» и коварный замысел её тайных владык. Даже о всплесках чувства собственного достоинства несогласных сказано, к сожалению, равнодушно и цинично как о повадках насекомых в лаборатории повелителей. В остальном в зазеркалье всё на прежнем месте: грешные олигархи, послушные медийные клоуны, косолапые менты, гейши в пёстрых кимоно и другие.
Визионерские странствия автора, увиденные глазами главного героя Рамы, так же причудливы и местами загадочно-реалистичны, как и в прежних книгах. Альковы, казематы, реки… Сложная иерархия диковинных властителей, которые без остановки превращаются друг в друга, несколько теряя по ходу собственный смысл в сюжете. В книге продолжаются приключения вампиров из «Empire V», среди которых теперь появляются сомневающиеся и отступники.
За всё это Пелевина уже бомбят, упрекают в самоповторах и даже в создании карикатуры на себя, прежнего. Не без основания, надо сказать, – некоторые многократно повторенные инсайты автора уже похожи на клоунаду. Однако читать все эти политразоблачения и оккультные фантазмы интересно: много неожиданных суждений, ярких метафор и новых афоризмов.
Теперь о том, что близко мне. Наблюдения Пелевина как мистика-практика, последовательно расчехляющего наше сознание и психику, очень меня привлекли. В книге нет такой оригинальной модели устройства мышления, как в романе «Т», но есть много нового. Например, в монологе Дракулы автор описывает нашу «личность», как поток «мгновенных» психических состояний... Каждый миг процессы сознания неуловимо прерываются, квантуются. Они «мерцают», исчезают и вспыхивают вновь, образуя новый «узор» и новое «я», причинно связанное с предыдущим… Однако мы этого не замечаем, мы смотрим «фильм» и зазоров между «кадрами» не видим… Но эти «интервалы» есть. Способность восприятия таких «просветов сознания» может радикально изменить человека. В художественной прозе только у Сигизмунда Кржижановского в рассказе «Собиратель щелей» я нашёл внятное указание на такие зазоры мышления и «объективного» времени. И, если Кржижановский видит в них мрак и ужас, то Пелевин описывает эти промежутки иначе – как «безличное» состояние блаженства и покоя. Однако в интервалах есть не только это. Размышления Виктора Пелевина на эту уникальную тему гармонично рифмуются с Кшаникавадой, буддийским учением о мгновенности, и даже с квантовой физикой, которая схожим образом описывает материальный мир.
О традиционной теории реинкарнаций у Пелевина тоже необычно. В загробный мир и далее попадает не душа, а инфослепок человека – контент и программы – «отпечатки» опыта личности: мыслей, привычек, обусловленностей, влечений и прочего. И только загадочный Свет знает информационные коды и может запустить программы. Включить как продолжение «фильма» в другом теле. Похожее есть в необуддизме, но не так выразительно, как у Пелевина.
Вообще это большая радость, когда талантливый автор пишет о «непознаваемом» внутреннем мире, находя свой собственный образный язык. Художники всегда были в авангарде такого рода выпуклых и зримых описаний. В религиозных трактатах это зачастую выглядит тяжеловесно и абстрактно, а в научных выкладках учёных, вооружённых томографами, – эта тема непонятна по существу. Пелевин досконально знает все старые навигационные карты в этой области: душа-тело, сознание-подсознание, импринты-энграммы и даже научные выводы нейрофизиологов. Частично используя старые схемы, автор даёт новые описания психики, очень оригинальные, представленные в самобытных образах, метафорах и терминах. Это впечатляет.
Огорчает лишь одно. Это «выводы» писателя о природе человека. Даже не сами выводы, во многом они глубоки. А то, что он их мумифицировал, положил в книгу, как тяжёлые кирпичи окончательного приговора человечеству. Причём повторил это в романе много раз, чего не бывало раньше. Возникает ощущение, что пытливый мистик буддистского толка «остановился» и подвёл итоги: мир людей – лилипутия, обречённая на вечные страдания, окаменевшая в невежестве и самоповторах. Сознание человека – обманчивый призрак, ритуальная погремушка в руках шаманов и высших сил. Что было, то и будет... Это пессимизм совсем не буддийского аромата – прочитайте Дхаммападу, полную энергии и радости, Метта сутту – светлую проповедь любви и добра или вдохновенную клятву Бодхисаттвы... Нет, эта мрачная «окончательная» позиция больше похожа на бетонную плиту фатализма, на казарменную «таблицу умножения» причин и следствий, продиктованную автором очень холодно, с ветхозаветной обречённостью.
Проницательный мистик XX века Джидду Кришнамурти, чьи взгляды на иллюзорную природу сознания сродни пелевинским, высказался когда-то очень по-христиански: жизнь – это движение во взаимоотношениях… Взаимоотношения важнее просветления! Медитируя, сидя в за-дзенах и лотосах, погружаясь в себя и опустошая сознание от мыслей – сможете ли вы заметить, что кто-то рядом с вами задыхается от боли и слёз?!
Может, это плачет позабытая автором Крошечка-Хаврошечка из «Священной книги оборотня»?
Дмитрий ЛЬВОВ