Валерий Легостаев ГИБЛЫЙ СЪЕЗД (К 10-Й годовщине ХХVIII съезда КПСС. Окончание. Начало в № 28)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Валерий Легостаев ГИБЛЫЙ СЪЕЗД (К 10-Й годовщине ХХVIII съезда КПСС. Окончание. Начало в № 28)

“России душу омрачая,

Враждуют призраки, но кровь

Из ран ее течет живая...”

Максимилиан ВОЛОШИН

6

Год 1989, предшествовавший ХХVIII съезду, был ознаменован качественным изменением характера отношений между Центральным Комитетом КПСС и теми, кого было принято называть "партийной массой". Региональные партийные организации, с одной стороны, а Центральный Комитет, его Политбюро и Генерального секретаря, с другой, окончательно разделил ров глубокого недоверия. Этому способствовала не в последнюю очередь телевизионная трансляция заседаний Съезда н/д СССР, на которых Горбачёв как генсек ЦК и другие высшие партийные руководители демонстрировали малодушие и позорную беспринципность перед лицом шквальной атаки на КПСС своры проплаченных теневиками разнопёрых антисоветчиков, националистов, сепаратистов и заурядных шизофреников.

Ярким симптомом опасного раскола между партией и её мартовскими вождями стало резкое нарастание числа коммунистов, демонстративно заявлявших о своём разрыве с КПСС. Уже в 1988 году сдали свои партийные документы 18 тысяч человек, что впятеро превысило аналогичный показатель 1985 года. Признаком особо тяжелого характера кризиса в отношениях между партией и её ЦК служило то, что более половины среди вышедших из КПСС составили рабочие, а в таких регионам, как Бурятия, Карелия, Красноярский край, Магаданская, Новгородская, Сахалинская, Тюменская области, доля рабочих в общем числе "покидантов" достигала 70 процентов. В следующем, 1989 году, сдали партийные билеты уже 136,6 тысяч человек. Впервые за предыдущие 50 лет в этот год началось абсолютное количественное сокращение КПСС.

В первом полугодии 1990 года о своём разрыве с партией заявили 366,4 тысячи человек. К моменту открытия ХХVIII съезда в организациях КПСС насчитывалось чуть более18 миллионов человек, то есть за предыдущие полтора года партия уменьшилась количественно на миллион. Чтобы больше не возвращаться к этой теме, замечу, что после ХХVIII съезда, как реакция на его предательские решения, процесс оттока из КПСС принял обвальный характер. Накануне событий августа 1991 года в партии, по самым оптимистическим оценкам, оставалось уже не более 15 миллионов человек, дезорганизованных и деморализованных, бессовестно преданных своими вождями.

7

Вернусь, однако, к событиям накануне съезда. В охватившей тогда большинство партийных организаций тревожной атмосфере недоверия к Горбачёву и ЦК возник спрос на лидера, способного стать альтернативой переродившемуся генсеку. На этом фоне в июле 1989 года всеобщее внимание неожиданно привлёк к себе Николай Иванович Рыжков, ранее подчёркнуто безучастный к внутренним проблемам КПСС. На совещании партработников в Кремле, одном из тех, которые периодически собирал Горбачёв, чтобы выпускать пар накопившихся к нему претензий, Рыжков выступил с речью, в которой неожиданно для него как председателя Совета Министров уделил большое внимание проблемам партии. Хотя и с оговорками, но тем не менее впервые на мероприятиях подобного рода он произнёс вслух слова: "Партия в опасности!". Мало того, перед лицом партийных секретарей, в полной тишине внимавших его выступлению, Рыжков призвал Горбачёва уделить больше внимания своим партийным обязанностям, доверив экономику заботам правительства. Ошарашенный столь необычным поведением премьера Горбачёв был вне себя.

После этого выступления авторитет Рыжкова в глазах партии возрос многократно. Все както вдруг разглядели в председателе Совмина самостоятельную политическую фигуру, способную в подходящий момент вытеснить Горбачёва с поста генсека. Развей тогда Николай Иванович свой успех, пойди на разрыв с Горбачёвым, прояви последовательность в ориентации на партию, и многое в судьбе СССР и самого Рыжкова наверняка сложилось бы иначе. Причём в лучшую сторону. Но, к сожалению, природа так сконструировала последнего председателя Совета Министров СССР, что в нём странным образом уживались между собой две совсем разные личности. Одна — с орлиным клёкотом стремилась в горние выси большой политики, негодовала на Горбачёва, страстно желала служить социалистическому Отечеству, не щадя живота своего. Другая — походила на осторожного битого жизнью чиновника, с младых ногтей приученного склонять свою выю пред волей начальника. Отношения между этими личностями складывались таким образом, что в моменты особо ответственного политического выбора чиновник неизменно побеждал в Николае Ивановиче мужественного политика. Вот и после кремлёвского взлёта Горбачёв, по аппаратным слухам, поимел с премьером специальный разговор, после которого автор боевого клича "Партия в опасности!" как бы "сдулся", отступил в тень, переместился в отношении КПСС на позицию знаменитого булгаковского кота Бегемота: "Не шалю, никого не трогаю, починяю примус…"

8

Вообще говоря, уже давным-давно многострадальное российское чиновничество, зажатое божьим промыслом на протяжении веков между самодурством по преимуществу нерусской власти и справедливой ненавистью российского населения, выработало действенный алгоритм собственного выживания: "Держись за начальство — будешь ближе к народу." Так вот, стратегическая линия второго человека в СССР, члена Политбюро Рыжкова, в подлую годину горбачёвской измены вся без остатка укладывалась в эту парадигму чиновничьего самосохранения. Любой, кто тогда наблюдал поведение Рыжкова, не мог не подивиться иррациональной нечеловеческой цепкости, с которой он, несмотря ни на что, держался за своего генсека. Ближайший коллега Николая Ивановича, председатель Совмина РСФСР Воротников, отметил в своих дневниковых записях, что Рыжков "много сделал для утверждения власти Горбачёва и дольше всех верил ему".

Хорошо помню роль Рыжкова в шекспировской по накалу страстей трагедии, разыгравшейся десять лет назад на подмостках III съезда н/д СССР. На этом съезде Горбачёв, изо всех сил подпираемый другим своим верным санчо Анатолием Лукьяновым, продирался правдами и неправдами сквозь отчаянное сопротивление депутатов к выдуманной им лично для себя должности президента СССР.

С большим трудом выломав народным избранникам руки, Горбачёв и Лукьянов, ничтожным преимуществом в 46 голосов, добились от них согласия на изготовление первого президента СССР тут же, на съезде. Ответным ходом несмирившиеся депутаты выдвинули альтернативой кандидатуре Горбачёва на роль президента Рыжкова. Тот, движимый чиновничьим инстинктом самосохранения, заявил самоотвод. Страсти разгорелись. Депутаты продолжали настаивать на своём, разве что не бухались Николаю Ивановичу в ноги с мольбами не уходить от борьбы. Обуреваемый сомнениями, дрожащим от напряжения голосом Рыжков упорствовал. Это было незабываемое зрелище для людей с железными нервами. Ситуация складывалась таким образом, что не сними премьер свою кандидатуру, Горбачёв при нормальном голосовании, несомненно, потерпел бы поражение. Однако, как известно, Николай Иванович так и не нашёл в себе мужества переступить невидимую черту, отделяющую самого высокопоставленного из чиновников от настоящего партийного лидера. Тем самым он подарил Горбачёву пост президента СССР, принёс ему эту должность, как некоторые друзья человека приносят своему хозяину по вечерам домашние тапочки и свежую газету.

"Человек подначальный всегда следует предписаниям и не повинуется зову судьбы", — сказал Цвейг, имея в виду печально знаменитого маршала Груши, который своим раболепным следованием кодексу чиновничьей исполнительности погубил армию Наполеона в битве при Ватерлоо. Но то же самое можно отнести и к Рыжкову. За пять лет своего пребывания на высших постах в КПСС и Советском правительстве он так и не смог выдавить из себя "человека подначального", ощутить себя лично ответственным за судьбы величайшей мировой державы, подчиниться зову судьбы, не единожды предлагавшей ему славную роль спасителя Отечества.

Сейчас, вспоминая о событиях III съезда, Рыжков частенько ссылается на формальное решение Пленума ЦК, рекомендовавшего Горбачёва в президенты: дескать, подчинился партийной дисциплине. Однако почему же он не выступил на этом Пленуме с обоснованным отводом кандидатуры Горбачёва? Ну и самое главное, как мог Рыжков, произнесший в июле 1989 года слова "Партия в опасности!", спустя год, на ХХVIII съезде КПСС, всеми своим авторитетом способствовать переизбранию несомненного предателя Горбачёва на пост Генерального секретаря ЦК партии? Загадка души подначального человека.

Трагедия КПСС в последние пару лет её существования заключалась в том, что высшее руководство партии в своём абсолютном большинстве состояло не из крупных авторитетных партийных лидеров, правильно понимающих меру своей исторической ответственности, а из беспозвоночных чиновников на службе у Горбачёва. Исключений было очень немного, меньше, чем пальцев на одной руке. Бесспорно — Егор Лигачёв, бесспорно — Олег Шенин, наверное — Олег Бакланов, в дальнейшем, может быть — Валентин Фалин… Пожалуй, всё.

Обладая политическим даром величиной не более булавочной головки, Горбачёв сам по себе никогда бы не смог продержаться у власти целых шесть лет, морочить голову огромной стране, совершить своё беспримерное в мировой истории предательство. Но всегда среди высших партийных чиновников находились доброхоты, готовые не за страх, а за совесть служить новоявленному Хлестакову в надежде на личные выгоды. Трое из них своим рвением превзошли всех остальных: Яковлев — идеолог горбачёвской измены, Лукьянов — её организационный ресурс, Рыжков — материальная база.

9

В год, предшествовавший ХХVIII съезду, политическая борьба, раздиравшая партийную верхушку, распространилась в низовые структуры партии, обрела в них собственную динамику и самостоятельную логику. Возникла мешанина платформ, программ, течений, дискуссионных партийных клубов. При этом всё более сильные позиции занимали внутрипартийные образования, ставившие своей целью противодействие предательской политике группы Горбачёва.

В январе 1990 г. на съезде "Объединённого фронта трудящихся РСФСР" (ОФТ) была впервые выдвинута идея образования в РСФСР республиканской организации КПСС. В конкретной политической обстановке тех дней это была сильный ход, заключавший в себе для Горбачёва реальную угрозу утраты им контроля над КПСС. Ведь тогда на территории РСФСР насчитывалось около 10,5 миллиона коммунистов, что составляло порядка 58 процентов общей численности КПСС. Здесь было сосредоточено абсолютное большинство крупнейших партийных организаций страны, возглавляемых партийными комитетами с правами райкомов. Таким образом, учреждение Российской компартии означало бы на практике создание в КПСС второго руководящего центра, альтернативного горбачёвскому ЦК. Таков был подлинный антигорбачёвский подтекст идеи образования компартии России.

В ленинские дни апреля 1990 г. в Ленинграде при вялом сопротивлении со стороны ЦК КПСС прошёл первый этап Инициативного съезда коммунистов России, делегаты которого представляли пять краёв, 37 областей и семь автономных республик РСФСР. Съезд принял решение об организационном оформлении Российской компартии ещё до открытия ХХVIII съезда КПСС.

В четверг 3 мая 1990 года в Кремле прошло тревожное заседание Политбюро, посвящённое вопросам подготовки ХХVIII съезда КПСС. С мест поступали сообщения, что на партийных конференциях принимаются резолюции с выражением недоверия ЦК, поддерживается идея конституирования самостоятельной компартии России. Вадим Медведев заметил, что настроение в руководящем составе партии очень плохое. Наблюдается отторжение всего, что идёт от ЦК. Его поддержал Маслюков, побывавший накануне в Ленинграде: рабочие и крупная интеллигенция не идут в делегаты ХХVIII съезда, не идут в состав парторганов. Настроение по отношению к центру — злое. Всё это может сказаться на характере создаваемой Российской компартии, превратит её в противовес центру. После этого разговор полностью сосредоточился на проблеме РКП.

Участники заседания признали свою фактическую неспособность воспрепятствовать созданию РКП. Тогда принялись ломать головы, как свести к минимуму ущерб, который неизбежно причинит большому ЦК создание Российской компартии. Наиболее подходящим в этом плане сочли предложение "внутреннего диссидента" Примакова, осуществлявшего к тому времени свою диссидентскую деятельность уже на зарплату кандидата в члены Политбюро. Он выдвинул идею не препятствовать публично оформлению РКП, но постараться возглавить этот процесс. Говоря проще, попытаться сыграть роль козлов-провокаторов, увлекающих глупое стадо туда, куда ему идти совсем бы не следовало. Идея понравилась. Закрывая заседание, Горбачёв поставил задачу: в июне, на Российской партконференции, постараться не допустить создания компартии, а только лишь провозгласить её образование. В соответствии с этой установкой лидеров ленинградской Инициативы отодвинули на задний план. На служебную дачу ЦК в Серебряном бору срочно выехала группа сотрудников аппарата для подготовки доклада генсека "С ответственностью за судьбы России и всей страны".

Российская партконференция, позже объявившая себя Учредительным съездом Коммунистической партии РСФСР, открылась 19 июня 1990 года, то есть за пару недель до ХХVIII съезда КПСС. Делегатами конференции стали делегаты ХХVIII съезда, избранные от парторганизаций Российской Федерации, всего 2768 человек. По существу, это был как бы репетиционный прогон ХХVIII съезда без участия национальных республик. С самого начала главные места за столом президиума заняли три богатыря: Горбачёв, Рыжков, Лукьянов — президент, глава правительства и председатель Верховного Совета СССР. Они руководили созданием компартии России, имея при этом за пазухой мысль не допустить её создания. Вот такие это были парни, по-большевистски прямые, как ятаган янычара.

Российский учредительный съезд проходил в исключительно сложной обстановке. В это же самое время в Большом Кремлёвском дворце российские депутаты творили свои чудачества, что придавало дискуссиям на партийном съезде особую остроту. В зале, тесно взаимодействуя с тройкой в президиуме, активничали представители "Демократической платформы", лацисы и собчаки, ещё какие-то вёрткие люди из шлейфа Ельцина, прорвавшиеся в делегаты с единственной целью: причинить партии как можно больший вред. Тем не менее Горбачёв в этот раз проиграл: Компартия РСФСР была учреждена, образованы, хотя и не в полном составе, её руководящие органы. В результате тяжелейшей вязкой борьбы первым секретарём ЦК новой партии избрали первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС Ивана Кузьмича Полозкова, главное, а, может быть, и единственное достоинство которого заключалось в глазах съезда в откровенном неприятии им личности Горбачёва.

Таким образом, накануне ХХVIII съезда КПСС политические позиции Горбачёва выглядели крайне ослабленными, а его шансы быть переизбранным на пост генсека отнюдь не являлись бесспорными. Хотя Горбачёв благодаря Рыжкову стал президентом СССР, реальную государственную власть в стране уверенно прибирал к своим рукам Ельцин. В свою очередь образование КП РСФСР показало, что Горбачёв фактически утратил контроль за ходом внутренних процессов в КПСС, что резко снижало потребительскую стоимость "лучшего немца", прежде всего в глазах его западных спонсоров. Впрочем, как и в глазах воспрянувших к власти и свету советских теневиков. С учётом этих обстоятельств ХХVIII съезд являлся для Горбачёва и его клики последним рубежом, за которым земли для них больше не было.

10

Для меня самого ХХVIII съезд стал, после празднично приподнятого ХХVII, вторым в моей жизни партийным съездом, на котором выпало присутствовать в качестве сотрудника аппарата ЦК КПСС. За плечами остались почти десять лет работы, главным образом в Организационном отделе ЦК. Поэтому для меня, как и для большинства моих товарищей по Орготделу, молча наблюдавших рядом за ходом съезда, не было тайн в том, что касалось принятой группой Горбачёва на вооружение техники манипулирования пятитысячной армией делегатов.

Когда-то, ещё в студенческие годы, попалась мне на глаза фраза Норберта Винера, пользовавшегося славой основоположника кибернетики. Звучала она, по памяти, примерно так: "Отдельный солдат всегда умнее целой армии". Позже, уже изрядно покрутившись в партийном аппарате, особенно в эпоху горбачёвских нововведений, я истолковал её для себя как универсальный принцип функционирования всех так называемых демократических институтов. В приложении к технике манипулирования большими людскими массами этот принцип можно было бы изложить следующим образом: "отдельный "солдат", сидящий в президиуме, всегда умнее целой "армии", галдящей напротив него в зале". При этом проявляется закономерность: чем более многочисленную и разнопёрую "армию" удаётся втиснуть в зал, тем более умным выглядит на её фоне "солдат" президиума. А значит, тем более значительны его возможности манипулировать "армией" в определённых интересах.

Новейшая российская история даёт немало примеров, уверенно подтверждающих то, что я назвал для себя "демократическим принципом Винера". Ну, скажем, Хасбулатов — не Бог весть какой Эмпедокл, а ведь управлялся в одиночку с многоликой ватагой недопобритых от большого ума российских депутатов. И те ничего не могли с ним поделать. Непредвзятое размышление над "принципом Винера" позволяет нам вплотную приблизиться к пониманию сути демократии как наиболее капиталоёмкого, но зато и наиболее надёжного метода обмишуривания абсолютного большинства населения в экономических и политических (что, впрочем, одно и то же) интересах его ничтожного меньшинства. Особая ценность демократии заключается в том, что при ней обмишуренному большинству не на кого пенять — сами голосовали. Вместе с тем исключительно высокая капиталоёмкость демократии как способа манипулирования обществом (всякие там съезды, выборы, "свободная" пресса = очень большие деньги) делает этот способ по карману лишь весьма богатым государствам. Отсюда с необходимостью следует, что нынешняя Россия, пытающаяся, при её горестном годовом бюджете в $26 млрд., позволять себе по части демократии то, что не позволяют себе иные страны с годовым бюджетом (на душу) в сто раз больше, рано или поздно пожнёт в полном объёме горькие плоды своего ребяческого снобизма в государственном масштабе. Если, конечно, Путин раньше не образумит.

11

Приведённые выше рассуждения, несмотря на их спекулятивный характер, дают тем не менее общее представление о стратегии, принёсшей Горбачёву на ХХVIII съезде жизненно важную для него победу. Прежде всего были приняты меры к максимальному наполнению зала людьми разных политических взглядов, в принципе неспособных прийти между собой к какому-либо согласию. С этой целью был изменён традиционный для КПСС порядок избрания делегатов съезда на партийных конференциях. В этот раз делегатов можно было избирать также и по так называемым партийным округам, то есть по территориям, где со времён выборов народных депутатов СССР и РСФСР продолжали действовать организационные структуры антипартийных и антигосударственных сил. В результате мандат делегатов съезда получили сотни людей, в обычное время рьяно боровшихся против КПСС.

При открытии съезда произошёл примечательный эпизод. По недосмотру Горбачёва, слова от микрофона в зале получил шахтёр из Магаданской области Блудов. Не мудрствуя лукаво, предложил: "Объявить отставку ЦК КПСС во главе с Политбюро и не избирать их в члены руководящих органов съезда за развал работы по выполнению Продовольственной программы, решений XXVII съезда КПСС и XIX партконференции. Прошу поставить на голосование". На мгновение Горбачёв утратил дар речи. Сквозь стоявший перед ним микрофонный блок было слышно, как он влажно сглотнул слюну, после чего неуверенно произнёс: "Думаю, что это вопрос… К этому вопросу мы ещё вернёмся. Так, товарищи?" Из зала ктото крикнул: "Да". Этим и ограничились.

Но вот у микрофона в зале возник делегат Болдырев, нынешний заместитель председателя Счётной палаты, а в ту пору мелкий провокатор антипартийной и антисоветской ориентации. Он предлагает внести в повестку дня съезда вопрос: "О политической ответственности КПСС перед народом". Вот это важно! Горбачёв ставит на голосование: 1022 "за". Не принято, но зато ясно, что почти четверть общего числа делегатов являются наиболее радикальными, оголтелыми врагами партии, то есть опорой Горбачёва на этом съезде. После чего Болдырев получает возможность озвучить ещё и предложение о полной национализации партийного имущества. Подобных микросцен, демонстрирующих приёмы бессовестного игнорирования президиумом одних делегатов и поощрениях антипартийной активности со стороны других, по ходу съезда разыгрывалось десятки, если не сотни.

Всего на съезд было избрано 4683 делегата. Дополнительно пригласили 350 рабочих и крестьян с неясными полномочиями. Они, словно потерянные, бродили среди делегатов, усиливая общую сумятицу в зале. Присутствовали также иностранные гости, представители от народных депутатов, сотрудники аппарата ЦК КПСС, журналисты. В общем шеститысячный зал заседаний Дворца съездов был в соответствии с "принципом Винера" упакован по самую маковку. Общая атмосфера была насыщена политическим антагонизмом, хлёсткими репликами, взаимным недоброжелательством.

Так же вопреки традиции в состав президиума съезда не были включены члены Политбюро ЦК КПСС. Из числа соратников, окружавших Горбачёва на предыдущем XXVII съезде, усидел с ним рядом до нынешнего — один Рыжков. Что касается Лигачёва, ещё одного из числа трёх андроповцев, стоявших вместе плечом к плечу в марте 1985 года, то он был предусмотрительно загнан теперь высоко на галёрку, где размещался в составе делегации от Белгородской области. За время, прошедшее после победного для него Октябрьского (1987г.) Пленума ЦК, Лигачёв вдоволь испил из горькой чаши партийного товарищества. Против него под управлением дирижёрской палочки Яковлева и при шкурном безразличии со стороны партийных "товарищей" была развёрнута небывалая пропагандистская травля, имевшая своей целью вынудить непокорного сибиряка добровольно уйти в отставку. Оказавшись в крайне тяжелом для него положении и фактически в обстановке изоляции в составе Политбюро, Лигачёв получил тем самым возможность продемонстрировать партии наиболее сильные стороны своего характера. Среди них на первом месте — нравственная неуязвимость, незаурядная воля и способность хладнокровно вести тяжелейшую политическую борьбу, казалось бы, в безнадёжных условиях. Очевидная тенденциозность пропагандистской кампании против Лигачёва, проявленные им при этом мужество и выдержка пробудили в партийных низах волну сочувствия к опальному "консерватору". Его политический вес накануне ХХVIII съезда снова пошёл в рост. Несмотря на предпринятые горбачёвцами экстраординарные меры с целью не допустить избрания Лигачёва делегатом съезда, он тем не менее был избран и на протяжении всех дней работы съезда находился в центре событий, доставив напоследок немало тревожных минут как самому Горбачёву, так и тем, чьи согбенные спины подпирали продажного изолгавшегося генсека.

Разумеется, помимо Рыжкова бок о бок с Горбачёвым восседал в президиуме съезда также и Лукьянов. Со времён XIX партконференции Горбачёв, похоже, вообще не мог обходиться без него, как не может безногий инвалид обходиться без костыля или протеза. На всех крупнейших мероприятиях они трудились единым тандемом, вместе прокручивая самые хитроумные политические комбинации. В состав президиума были включены также первые секретари республиканских компартий, разбавленные для демократии одним трактористом, одним слесарем, одним академиком и ещё кое-кем.

12

ХХVIII съезд заседал почти две недели, со 2 по 13 июля. В соответствии с главной задачей, которую решал на съезде Горбачёв — удержаться у власти, весь этот срок тактически был чётко поделен на три неравных периода. Первый, самый продолжительный, со 2 по 9 июля, можно было бы назвать, по аппаратной терминологии, периодом "убалтывания" делегатов, то есть доведения их до максимально возможной степени физического и морального утомления, когда в голове у человека не остаётся других желаний, кроме желания побыстрее закончить весь этот базар и вернуться домой.

В этот период детальнейшим образом обсуждались всевозможные резолюции, не имевшие никакого практического значения, ломались копья вокруг абсолютно маразматического, с точки зрения любого здравого смысла, программного заявления съезда под блудливым названием "К гуманному, демократическому социализму" (в кулуарах его именовали "туманным" или "говённым" социализмом), заслушивались никого ни к чему не обязывающие демагогические отчёты членов Политбюро, заседали секции, создавались в лютых спорах какие-то бессмысленные комиссии. Для пущей верности на делегатские мозги обрушили лавину всевозможных бумаг, общим тиражом в 130 тысяч экземпляров и объёмом более 1 миллиона 200 тысяч листов.

К середине дня 9 июля пятитысячная "армия" была "уболтана" по высшему классу так, что, казалось, готова была избрать Горбачёва даже китайским императором. Достижению делегатами депрессивного состояния способствовала также и стоявшая на улице отчаянная жара, но больше всего — поступавшие с мест вести о вызревшем в этот год небывалом урожае. Всем хотелось домой, к нормальным людям, как можно дальше от синтетического бормотания профессиональных брехунов и крючкотворов. По рядам разморенных жарой, утомлённых недельным неподвижным сидением в атмосфере небратских отношений делегатов легким дуновением свежего воздуха прошелестела меланхолическая стихотворная строка: "Травы не скошены, бабы заброшены, зерно опадает… съезд заседает".

Вечером 9 июля началась "операционная", то есть самая главная фаза съезда, продолжавшаяся до вечера следующего дня. На авансцене появился — угадайте кто? — ну, разумеется, главный маг всех горбачёвских перерождений Лукьянов. Он сразу предупредил, что времени осталось мало, поэтому будем поторапливаться. После чего занялись срочной переделкой Устава КПСС под нужды Горбачёва. Хотя формально председателем комиссии съезда по Уставу являлся Горбачёв, рабочую группу возглавлял Лукьянов, а значит, он и являлся фактическим автором новой партийной Конституции. В его исполнении она оказалась настолько новой, что её принятие означало, по существу, конец КПСС и учреждение в стране некоей новой партии федералистского типа.

В результате кровавой дискуссии, в ходе которой, по выражению делегата Слободкина, Горбачёв занимался "не просто выкручиванием рук, а откручиванием голов", в новый Устав был включён роковой для КПСС параграф 22, который, несмотря на слабые оговорки, практически узаконил федерализацию партии, провозгласив самостоятельность республиканских партийных организаций и предоставив им право разрабатывать собственные программные и нормативные документы, то есть иметь собственные программы и уставы. Принятие этого параграфа означало ликвидацию КПСС как единой политической партии и одновременно устраняло последние слабые преграды на пути к разделу СССР. Тем самым Горбачёв и Лукьянов на ХХVIII съезде своими руками проложили Ельцину путь в Беловежскую пущу.

Под абсолютно безумным для любой организации лозунгом "власти партийных масс", новый Устав фактически упразднил в КПСС структуру вертикального соподчинения, преобразовав партийные комитеты из органов руководящих в исполнительные, имеющие своей задачей лишь "координацию" деятельности первичных парторганизаций. Последним было передано исключительное право решать вопросы приёма и прекращения членства в КПСС. На практике это означало, что в сложнейших условиях политической борьбы за спасение страны КПСС лишалась возможности очищать свои ряды от предателей и перерожденцев, открыто занимавшихся разрушением партии изнутри. Злонамеренный идиотизм такого положения продемонстрировал апрельский (1991г.) Пленум ЦК, который, как оказалось, по новому Уставу был неправомочен исключить из партии члена ЦК Шаталина, занимавшегося на страницах СМИ зоологически злобной антикоммунистической пропагандой. Новый Устав создал нормативные предпосылки фракционного раскола КПСС, а также вдвое уменьшил объёмы поступающих членских взносов, что означало на деле сокращение финансирования партийных комитетов до 40% от необходимого минимума.

Новый Устав устанавливал выборность Генерального секретаря ЦК на съезде, что адресовалось персонально Горбачёву, выводило его из-под опеки Пленума ЦК и качественно усиливало его контроль над КПСС. Учреждалась также выборная на съезде должность заместителя Генерального секретаря, которому Горбачёв предполагал перепоручить надзор за партией до момента её окончательной ликвидации. На эту должность присмотрели Владимира Ивашко, человека невероятного самомнения, способного часами балагурить на псевдоукраинский манер в самой неподходящей для этого обстановке.

Утром 10-го наступил час пик — выборы генсека. Вести утреннее заседание в этот решающий день доверили Станиславу Ивановичу Гуренко, первому секретарю ЦК КП Украины. Собственно, большого ассортимента в отношении ведущего у Горбачёва не было. Ни Лукьянов, ни Рыжков на эту роль не подходили в силу их, очевидной для делегатов, одиозной близости к Горбачёву. Другие члены президиума за время работы съезда не обнаружили ни таланта парламентских кидал, ни желания обслуживать политические нужды вконец запутавшегося в собственных интригах генсека. Что касается Гуренко, то он ещё до съезда опубликовал несколько статей, содержавших критику политики Горбачёва, что принесло ему популярность в масштабах КПСС. Ему доверяли, и тем он был ценен.

Началось выдвижение кандидатур. Появились кое-какие, как всегда хилые, альтернативы. Депутаты вдруг оживились, как бы обрели второе дыхание, и принялись неорганизованным шумом и смехом выказывать нежелание избирать Горбачёва на новый срок. Перешли к слушанию выступлений кандидатов. По алфавиту: Авалиани, Бакатин. Настал черёд Горбачёва. С постной физиономией изношенного гастролями провинциального трагика, он произнёс: "Я долго обдумывал ситуацию, как она сложилась, — в зале раздались смех и аплодисменты, — искал единственно правильный ответ, — продолжал паясничать Горбачёв под нарастающий смех делегатов, — если меня будут выдвигать, — доносились сквозь шум и смех слова трагика, — кандидатуру свою снимать не буду". (Общий смех и бурные, с издёвкой, аплодисменты.)

В жизни мне довелось много раз наблюдать Горбачёва в самых разных ситуациях, ещё с тех времён, когда он был секретарём ЦК по сельскому хозяйству. Уже давным-давно меня перестали интересовать его слова, зато глубоко заинтриговал один вопрос: было ли ему хотя бы однажды за всю его долгую жизнь в политике по-человечески стыдно. И вот на основании своих собственных наблюдений, на основании того, что мне рассказывали о Горбачёве люди, работавшие с ним, на основании литературных трудов об этом феномене в роду Homo Sapiens, я был бы склонен допустить, что нет, ему ни разу не было стыдно. Не в этом ли главный секрет его феноменальной по своему цинизму политической карьеры? Ведь и сейчас страна второе десятилетие глотает по его милости кровь и слёзы, таскает из конца в конец гробы, вымирает с невиданной нигде быстротой, а ему, нашему славному теперь уже социал-демократу, всё — божья роса. Чуть, и опять сидит героем дня в телевизоре у Гусинского, что-то лопочет, учит нас всех ответственной политике. Ну создаёт же Бог такое!

В знаменательный день 10 июля лидер украинских коммунистов Гуренко трудился с утра до вечера, говорят, по собственному желанию без замены*, и обеспечил-таки успех блицкрига. Помните, ещё 9 вечером Лукьянов открывал обсуждение нового Устава, а уже 10 вечером Гуренко обеспечил обновлённой до состояния клинической смерти КПСС и нового генсека. Тем самым было нанесено решающее поражение силам, вынашивавшим надежды на смещение Горбачёва с поста Генерального секретаря во имя спасения партии и Советского государства. Всё остальное уже не имело большого значения.

После того как Горбачёв достиг желаемого, наступила третья, заключительная, фаза съезда: "зачистка и вынос знамён". На этом этапе, правда, не без проблем, но всё-таки продвинули Ивашко в заместители генсека; быстренько, в оптовом режиме, избрали новый ЦК, смело смешав в одном флаконе коммунистов с антикоммунистами; сформировали Центральную контрольную комиссию КПСС во главе с Борисом Карловичем Пуго. Тем самым Пуго, который в августе 1991 года, поражённый открывшейся ему правдой, скажет о Горбачёве за день до своего самоубийства: "Он нас всех продал! Жалко — так дорого купил и так дёшево продал. Всех!"

Между прочим, в одной из своих книжек Николай Иванович Рыжков написал, что на ХХVIII съезде победили "прогрессивные силы". С эти трудно не согласиться, если считать таковыми Рыжкова с Горбачёвым. И ещё. На том самом совещании в Мраморном зале Кремля, на котором Николай Иванович воскликнул "Партия в опасности!", один из ораторов процитировал вопрос, заданный ему рабочим: "Партия обманула надежды отца и мои. Что ждёт моего сына?" Интересно, что могли бы ответить рабочему человеку сегодня, спустя десять лет после ХХVIII съезда, его прогрессивные победители: крупный домовладелец Горбачёв, член партии по имени "Россия" Рыжков, видный буржуазный законодатель Лукьянов и примкнувший к ним неведомо для чего иноземец Гуренко.

* В году 92-м мне случилось побывать в Душанбе на очередном съезде Компартии Таджикистана. В кулуарах познакомился с местным таксистом О.Азимовым, который в свое время входил в состав президиума XVIII съезда КПСС. Вспоминая о тех днях, он, между прочим, рассказал, что был свидетелем сцены, когда в перерыв между заседаниями, на которых обсуждалась кандидатура нового генсека, к впавшему в панику Горбачеву подошел Гуренко и предложил свои услуги в качестве председательствующего на весь день, вплоть до итогов голосования. “Зачем ему это было нужно?” — удивлялся Азимов.