НА ВИРАЖЕ (Беседа главного редактора газеты "Завтра" Александра ПРОХАНОВА с главным редактором газеты "Советская Россия" Валентином ЧИКИНЫМ)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НА ВИРАЖЕ (Беседа главного редактора газеты "Завтра" Александра ПРОХАНОВА с главным редактором газеты "Советская Россия" Валентином ЧИКИНЫМ)

Александр ПРОХАНОВ. После унылого интеллектуального, политического застоя последних трех лет, который был связан с духовной, психической и политической смертью Ельцина, казалось, что в России время остановилось, и мы присутствуем ныне при безумном нагнетании политических событий, которые складываются в какой-то вихрь. Этот вихрь для неподготовленного сознания может показаться просто нагромождением явлений, событий, информационных взрывов, инсинуаций. Хаотический динамизм требует анализа, структуризации, потому что даже опытные, профессиональные политики не всегда уверенно в нем ориентируются и совершают ошибки. Рушатся дорогие нам репутации, что может привести к серьезным издержкам. Попробуем как-то осмыслить этот хаос, поставить акценты, дать наименование политическим явлениям. Мне кажется, надо начать с вопроса: что произошло?

Валентин ЧИКИН. Свершилось историческое знамение — выдохся и рухнул поперек дороги ельцинизм — злое российское горе. Как его обойти или объехать? Ведь это для страны груда непосильных проблем. Вдруг всем стало ясно — от крестьянского плетня до столичного Кремля: экономика в развале, управление страной децентрализовано, федерализм уперся в в сепаратизм, опора режима — олигархи — погрязли в беззаконии, клановая конкуренция чадит порохом, демократия оказалась болезненно ущербной, забугорные друзья-покровители скрежещут зубами, требуют расплаты по векселям… Все эти джинны повисли мрачным облаком над обществом, как только хлопнула пробка за новогодним столом Ельцина и выдавилась скупая слеза с намеком на просьбу о прощении. Никто из преемников ельцинской власти не мог дальше ехать на коньке беспредела. Даже объявленный им наследник. Ему особенно трудно: надо преодолеть ельцинизм, не предавая его анафеме. Вот и разворачивается на политической сцене энергичная нанайская борьба…

А.П. Источником той динамики, которую мы сейчас наблюдаем, являются не народные массы, способные выступить с новой национальной инициативой или с какой-то новой идеей, не какие-либо интеллектуалы, которые, подобно Ганди, могли бы предложить новое мировоззрение и повести людей за собой. Это вызвано и не вторжением извне, когда вдруг прилетели бы "мессершмиты" атаковать наши аэродромы... Детонатором этого взрыва является Путин. Он как центральная фигура, как главный администратор страны породил массу процессов. Можно сказать, что Путин начал войну. Условно говоря, Путин сейчас ведет войну на все множащемся числе фронтов, со все увеличивающимся числом противников. Такое впечатление, что он поставил себе цель плодить врагов. Он подходит к какой-то тихой социальной заводи, прикасается к ней — и там возникают взрыв, буря, оттуда несутся вопли негодования.

Путин продолжает вести войну в Чечне, причем эта война не просто не закончена, она вступила в очень драматическую фазу, и успех операции первой половины может быть сведен на нет террором, взрывами и партизанскими действиями Масхадова, Басаева. И общество, которое в общем-то положительно восприняло начало войны, подавление бандитов, работорговцев, кажется, сейчас начинает колебаться. Тем более, что телевидение не экспонирует русскую победу, русскую волю и русских генералов. Гробы, слезы, отдельно взятые, прошедшие через шок взрывов десантники или омоновцы, говорящие об ужасе,— вот какой мы видим теперь войну в Чечне.

Вторая война, которую затеял Путин, это война с губернаторами. Она мне кажется неравной и непосильной для него. Он один бросил вызов десяткам губернских Путиных — людям, которые держат в руках всю страну, ее ресурсы, коммуникации, политику, криминальные кланы, консолидированные внутри себя. Губернаторы — это хозяева России. Он не только бросил им вызов, он, как говорится, страшно наехал на них. И это породило нарастающий отпор. В недрах этого разрозненного движения губернаторов появляются свои центры консолидации.

Третья война, которую он ведет, это война с олигархами. Она тем более удивительна. Мы полагали, что Путин является их креатурой, что олигархи с их капиталами, с их влиянием, с их между- народными связями являются базовой средой, в которой Путин будет действовать и через локомотивы этих больших олигархических капиталов станет продвигать рыночную экономику страны. Ничего подобного. "Мост" с Гусинским — это был только первый симптом. Затем Потанин, Алекперов. Уже оборонительную стойку принял Чубайс. Я не исключаю, что на очереди Березовский. Эту войну с олигархами он затеял, не победив ни в Чечне, ни в губерниях.

Четвертая война, которую он повел,— персонально с НТВ.

НТВ — это не какой-то канал, телепередача или газета. НТВ — это международная, интернациональная структура, у которой в России только часть щупалец, другая часть щупалец находится в Израиле, третья часть -— в Америке, в НАТО. Война с НТВ, это война не с телекоммуникацией, это война с Международным еврейским конгрессом в целом и с огромной силой, которая господствует, доминирует в мире, и которая в России представлена НТВ и Гусинским. И эта война ведется Путиным, как мне кажется, тоже без предварительной подготовки, без достаточного информационного, политического, вообще мобилизационного ресурса.

И наконец, можно сказать, что самое драматическое, во что ввязался Путин, на что его подвигнул какой-то внутренний мотив,— вызов Соединенным Штатам. Перед поездкой в Японию он заявил, что категорически против концепции гуманитарных интервенций. Мы до конца еще не понимаем, что это такое. Скорее всего — это доктрина, следуя которой американцы "гуманизируют" Ирак, год назад разбомбили Югославию, ввели в Косово свои военные части. Они пренебрегли позицией ООН и действовали в мире абсолютно по-новому. Сейчас американцы предлагают всей планете, всему сообществу принять принцип превосходства гуманитарных ценностей — таких, как защита прав человека, защита национальных меньшинств, защита веры перед национальным суверенитетом. По их замыслу, государства должны добровольно отказаться от части своего суверенитета и смириться с тем, что если, по мнению какого-то арбитра в госдепе, в Чечне нарушаются права чеченцев, то россияне должны ожидать десантирования в Чечню корпуса морской пехоты и вторжения армии, и так далее, и тому подобное…

Путин бросил вызов такой концепции.

Вот эти пять или шесть войн Путина, которые он ведет, пугают даже людей, ему симпатизирующих. Есть ли в этом какая-то логика? Каким ресурсом он располагает? Что ты думаешь об этом?

В.Ч. Мне не представляется, что эти фронты всерьез организованы, а кампании продуманы. Во многом это импровизация, как раз следствие того хаоса, который возник при политической кончине Ельцина. Все обрушилось одновременно. Если бы была перспектива долголетнего правления, наверное, сложилась бы другая хронология "войн". Но пока в его распоряжении мандат на четыре года. И вряд ли после "губернского Бородина" он может рассчитывать на такую же поддержку в регионах. Так что Путин должен уже в первый год своего правления продемонстрировать, является ли он самостоятельным руководителем страны, или он, так сказать, исполняющий обязанности Ельцина на четыре года.

Импровизация в таких сражениях дает определенные преимущества — мы видели, например, растерянность губернаторов на первом этапе. Но последует контримпровизация с еще более жесткими сюрпризами. Тут трудно просчитать маневры даже одного олигарха, того же Бориса Абрамовича — он вчера формировал Путину партийное войско, а сегодня уже обрушивает на него "гексогенные" филиппики. Куда сложнее просчитать ходы заокеанских штабов, всего Запада в целом. Тем более, что наша страна посажена Ельциным на прочные западные крючки — от "ножек Буша" до космической "Зари".

Что особенно бросается в глаза: за полководцем Путиным не просматривается великого войска и стройных колонн. Как, например, выглядят правоохранительные органы? Весьма неубедительно. Мы видим лишь хаотические действия Генеральной прокуратуры и не чувствуем какой-то абсолютной уверенности в судах, четкости в действиях Министерства внутренних дел. Очень много огрехов, которые дают возможность мгновенно дезавуировать их замыслы. Не вижу я, кстати говоря, и плодотворной работы тех политических соединений, о которых власть вроде бы позаботилась. Мне кажется, что такая сила, как проправительственная партия, могла бы сыграть серьезную роль. Но у нее должны быть четкая идеология, практический опыт и умные лидеры. Этого ничего нет! Мы видим всего лишь какой-то отряд МЧС, переодетый из камуфляжной формы в цивильные костюмы, который в аварийном порядке растаскивает бревна в горящем доме... Как мне кажется, многие атаки могут захлебнуться…

А.П. В истории государства российского было два великих реформатора. Это — Петр Первый и Иосиф Сталин. За время их царствования Россия коренным образом изменилась и превратилась в совершенно другую организацию людей. Но эти две реформы, два реформатора отличались друг от друга. У Сталина была огромная стратегема, коммунистический аспект, который ему был завещан всей интеллектуальной мыслью второй половины девятнадцатого столетия. Реформировал ли он армию, деревню, индустрию, внешнюю политику — все это был связано с красным суперпроектом, который он реализовывал: иногда удачно, иногда не очень. Но его битвы, внутренние и внешние, были направлены на достижение этой, ему и обществу понятной, пусть в чем-то утопической, но очевидной, нарисованной на плакатах цели. И логика его реформ была понятна.

Если нужно было создать мощную индустрию, способную выпускать маневренные танки и стремительные "Яки", необходимо было строительство заводов. Эти заводы требовали денег. Денег враждебный Запад не давал. Тогда крестьянство реформировалось таким образом, чтобы становилось мобилизационным ресурсом нации, оно строило ДнепроГЭС, кормило страну, себя, да еще сэкономленный хлеб отправлялся на мировые рынки добывать доллары для покупки станков.

Петровская реформа была хаотичней. Петр начал играть в потешные полки, потом эти потешные полки он хотел превратить во флот. Но военный флот потребовал акватории, которой владели турки и шведы. Началась война со шведами и турками. Армия проиграла под Нарвой, были плохие стрелецкие полки, были плохие пушки и пищали, нужна была новая сталь. Возник Демидов на Урале. Запад побеждал Петра, и Петр послал свою стратегическую разведку на Запад — молодцов, которые учились там военному делу и ремеслам. Они притащили в Россию камзолы и пудреные парики, а также государственное устройство: сенат, верховный суд. Реформы Петра составили цепь непрерывных импровизированных акций.

Мне кажется, в том, что делает Путин, есть своя логика и своя мотивация. Например, война в Чечне. Это борьба с вопиющим сепаратизмом. Допустим, он открутил голову Масхадову в этой войне, но остались бы ингушский, татарский, башкирский, калмыцкий сепаратизмы. Логика войны на Кавказе потребовала от него вообще реформ государственного строя в России.

Удар по губернаторам — это последствия войны в Чечне. Удар по губернаторам повлек за собой удары по НТВ, как по огромной информационно-политической машине. Ибо НТВ — это как бы гвоздь, вбитый в сердце любой государственной инициативы. Нельзя совершать большие деяния при расколотом обществе, а НТВ постоянно осуществляет этот раскол, спешно вносит яды в любые инициативы государственные. Значит, источник вечного заболевания должен быть ликвидирован. Он в любой стране должен быть ликвидирован. У государства существует некая монополия на проведение общенациональных, супергосударственных мероприятий.

Удары по НТВ вызвали, конечно, негодование у всей либеральной интеллигенции, у журналистской братии. Возникла солидарность олигархов. Появилось их письмо. Они привыкли опасности избегать. Значит, необходимо было подавлять уже не одного олигарха Гусинского, а разрастающуюся группу олигархов. За олигархами стоят Штаты. Через эти конфликты Америка готова манипулировать внутренними ситуациями в Кремле. Именно такая логика затягивания Путина в перманентную войну с малыми ресурсами ее проведения делает его фигуру, с одной стороны патетической, а с другой — достаточно трагической. И он должен, в конце концов, искать базовый ресурс поддержки. Ресурсом поддержки для него являются те реальные проценты, которые он получил на выборах, как общенациональный лидер. Но он не может общаться с народом напрямую. Он общается с народом через элиты, структуры, губернаторов, спецслужбы, информационное поле. Сейчас Путин отсекается от народа. Думаю, что его послание, которое он сейчас обратил к народу, было ответным ходом. Как бы ты оценил это послание?

В.Ч. Да, мне тоже показалось, что это не послание к Федеральному собранию как установочный жанр, а послание к народу через голову Федерального собрания. Это в известной степени объяснение с народом. Я видел сумрачные лица в тысячном Мраморном зале, и не только губернаторов. Собственно говоря, вообще не было заметно радостных лиц. Скорее, на лицах читалось желание понять, что предлагается. И не было однозначной реакции участников, я не слышал ни одного человека, который бы сказал: "Поддерживаю все от А до Я".

Послание расколото на сегменты. Безусловно, обращает на себя внимание философская часть, так сказать, идеологический раздел. Основное время было посвящено выяснению, какую страну мы строим, какую страну хотел бы видеть президент, какое отношение к этой стране формулирует он в себе. Признаться, это звучало весьма патриотично. Впервые за годы практики "посланий" мы слышали и слово "Родина", и слово "патриоты", и тезисы "опора на собственные силы", "недопустимость "гуманитарных" интервенций", "национальные интересы". Даже смело было сказано, что не надо придумывать никакой национальной идеи, она, так сказать, складывается сама собой в образе эффективного государства, которое стремится освободиться от зависимости и спастись от угрожающей катастрофы. Откровением прозвучала из уст наследника Ельцина мысль о заинтересованности сильной власти в сильных политических конкурентах, об укреплении партийной системы, о выдвижении кандида- тов в президенты только общественно-политическими объединениями.

Более того, параллельно с изложением идеологических позиций, недвусмысленно, но и неперсонифицированно обозначалась картина трагических разруше- ний и утрат последнего десятилетия — то есть эпохи ельцинских "реформ". Мы услышали и о том, что никакой федерации в стране нет, а есть децентрализованное управление. Мы услышали о том, что нация вымирает, что ежегодно 750 тысяч наших сограждан уходят со сцены жизни. Услышали жуткий прогноз: в ближайшие пятнадцать лет мы потеряем десятки миллионов людей, и увидели на трибуне человека, который сознает, что стоит во главе умирающей нации… Словом, могу побожиться, что в послании слышны были интонации со страниц наших газет, звучавшие все это смутное десятилетие. Иные строки послания прямо ложатся, так сказать, в программу национально-освободительной борьбы, в которую включаются патриоты.

Вторая часть в этом послании должна бы содержать рецептурные положения: каков выход, что делать.

Не первый раз предводители в нашей стране рисуют тягчайшие картины, но тут же формулируются и завтрашние, и стратегические задачи, объединяющие нацию. Сталин в свое время сказал партии и стране, что мы отстаем на 50-100 лет от мировых держав, и либо мы преодолеем этот разрыв за десять лет, либо нас сомнут. Точно такой же вопрос напрашивался в середине послания Путина. Но он его ни риторически, ни прагматически не сформулировал. Он перешел к пропаганде текущей либеральной реформы, которая, так сказать, набирает обороты. Из его слов следовало, что мы сейчас получим еще один отряд новых реформаторов, которые с еще большей безоглядностью на реальную жизнь начнут проводить макроэкономическую политику в экономике, и Путин их как бы благословляет на это.

Есть еще третий сегмент послания. Это отношение к нашим, так сказать, свободам. И прежде всего к свободе слова. Похвально, что президент легко переступил через плоские толкования экранных оракулов и попытался углубиться в сложный лабиринт демократических построений. И неизбежно пришел к выводу: цензором и дирижером в СМИ может быть не только приставленный властью чиновник, но и "спонсирующий денежный мешок". Да, это так. Это мы проходили, это мы читали в ленинской работе почти столетней давности — "Партийная организация и партийная литература". Я аплодирую этому пассажу. Вместе с тем, автор послания не смог прийти к конструктивному заключению, которое позволило бы увидеть перспективу освобождения слова от несвобод… Так бы я оценил послание.

А.П. Согласен. Послание состоит как бы из двух взаимоисключающих компонентов. Они не стыкуются. Философия национальной катастрофы, философия национального спасения требуют организа- ционных мер, потому что когда тонет броненосец, горят и взрываются пороховые склады, и матросы в крови, разорванные лежат на палубе, нет смысла заниматься покраской палубы или перебиранием в кубриках солонины. Национальная катастрофа, которую послание обозначает, требовала бы радикальных мобилизационных мер, как во время любой войны; тотальной мобилизации, которую можно было бы провести под лозунгом: "Народ, вождь, нация — едины!" "Народ, отдай все последнее!" Но народ уже все последнее отдал, у народа ничего нет. И Путин хочет спасать страну, увеличивая долю экономических свобод тому клану, тому строю, которые привели нас к этой экономической катастрофе. Здесь фундаментальное противоречие! Теперь хочу коснуться момента, который прекрасно был тобой интерпретирован в анализе послания, и который уже спроецировался в общественное сознание.

Возник, на мой взгляд, некий идеологический циклон, который ворвался в однотонную идеологическую погоду ельцинского десятилетия. Что это была за погода? У власти был оголтелый, радикальный либерализм. Ельцин, этот либерал с коммунистическим, так сказать, за-гривком, взял на вооружение всю либеральную рать. Либерализм в Кремле стал общим врагом для всех остальных идеологий. А их было две. Была, так сказать, национально-патриотическая, условно называемая "белой", монархо-православная идеология. И была разгромленная красная страта, которая потерпела поражение в 1991 году. И смыслом работы наших двух газет, смыслом всего патриотического движения было соединение этих двух разгромленных идеологий и групп населения перед лицом общего врага — либералов. Либералы, с одной стороны, с другой — "красные" плюс "белые", левые плюс правые. Вот такая была десятилетняя картина.

Либерализм, особенно в последний год ельцинизма, разлагался, уходил из власти. В этой программе, которую ты анализировал, философия уже национально-патриотическая, державная, и она контрлиберальна. От послания у либералов сыпь выступила. Двойственность Кремля породила удивительную мутацию. Союз левых и правых наших оппозиционных сил стал нарушаться. Часть "белых" пошла в сторону Кремля. Им показалось очень заманчивым, что их слова зазвучали в устах у Путина. Они поддались на риторику, на звуки этой сладостной сирены, и стали тяготеть к нему, даже уходить целыми патриотическими подразделениями. Там оказались Бабурин, Рогозин. Какому-то количеству интеллектуалов, писателей очень Путин импонирует. С другой стороны, мы искали себе союзников в эти годы среди либералов. Помнишь, возник Владимир Максимов, царство небесное ему, возник Абрам Терц-Синявский, царство небесное... Они приходили к нам, мы радостно их встречали. А сейчас, когда либералы, уйдя из власти в радикальную оппозицию Путину (Явлинский, отчасти "Союз правых сил" и главный центр — НТВ с Гусинским), какая-то часть наших коллег, увидя в этом дополнительную оппозиционную фалангу, стремится с ней соединиться против Кремля, соединить свою оппозиционную энергию. В результате чего власть, наполовину либеральная, наполовину национально-патриотическая, начинает как бы сыпаться, и в ней возникают большие напряжения. Часть "белых" тяготеет к Кремлю, небольшая часть "красных" начинает искушаться радикализмом либералов. Сами либералы, которые все это время были цементом ельцинской власти, расслоились самым трагическим и смешным образом. Часть ушла от Путина в либеральную оппозицию, другая часть осталась во власти — грефовская, чубайсовская группировка. Какая-то часть либералов, типа Марка Захарова, опять льнет к власти. В общем, среди либералов — хаос, раскол, истерика. Они тоже потеряны, не понимают ориентиров.

В.Ч. Эти тушинские перелеты — дело привычное. Касается оно небольших стаек, а не грандиозных колоний. В обществе массовые колебания симпатий зависят прежде всего от того, как складывается вектор социальной политики. Мы говорили о невнятности экономической части послания. Еще больше недоумений порождает установка власти в жизненном обеспечении огромных масс людей. С одной стороны, Путин небрежно иронизирует: дети, мол, миллионеров могут обойтись без детских пособий, а жены банки- ров — без пособий по безработице. С другой — жестко говорит о "реалистичной социальной политике". И тут берет чубайсо-грефовскую ноту: долой, мол, иждивенцев, слишком много нахлебников у государства, пусть каждый позаботится о себе… "включить стимулы развития, раскрепостить потенциал человека (это в порушенном производстве и науке!), сделать его ответственным за себя, за благополучие своих близких".

Как же на деле осуществляется "реалистичная социальная политика?

С момента, когда Путин начал еще только исполнять обязанности премьер-министра, была заложена жесткая программа дальнейшего выжимания из народа последних крох. Значит, ввязавшись в войну, потеряв огромные средства на этом, власть стала нуждаться в пополнении бюджета. Были предрешены к замораживанию или к ликвидации два с половиной десятка законов, которые давали хоть какие-то гарантии выживания незащищенным слоям населения. Затем были предприняты операции в налоговой системе. И здесь произошел возмутительный акт уравнивания в подоходном налоге олигарха с уборщицей. Вот уж поистине женам банкиров не нужно беспокоиться о пособиях по безработице… Та машина голосования, которая сложилась в Думе, позволяет режиму обеспечивать некоторый успех, хотя вся социальная часть правительственной программы глубоко антинародна. И не оставляет никаких перспектив на облегчение жизни.

Затем, видим, что производство по-прежнему не развивается. Развивается только большой финансово-спекулятивный капитал и сырьевые каналы перекачка нефти и газа. А малый бизнес терпит поражение, сворачивается. Что тогда имеет в виду Путин под тезисом, что мы должны опираться на собственные силы? Я с ужасом думаю, с каким проектом бюджета придет правительство осенью, когда ситуация еще более обострится, потому что мы видим: цены все время ползут вверх, инфляция раскручивается.

Очередной "лучший министр финансов" Алексей Кудрин достаточно эффектно обстригает социальную программу. Вот это "прикудривание" — оно, в конце концов, осенью явится в облике бедственного положения. Широкие слои населения будут нуждаться в объяснении провалов, несоответствия с намерениями выбраться из катастрофы. и они, эти объяснения, последуют по каналам уже изготовившейся, ущемленной олигархической идеологической машины. Я представляю Киселева в роли Анпилова. Но Анпилов агитирует с грузовика, а Киселев расположился в многоярусной студии и будет вещать на всю страну так же жестко объясняя ситуацию с провалом социальной политики, как он это делает, объясняя трагедию на Северном Кавказе.

А.П. Действительно, такая подмена может произойти. Вся наша социальная лексика, вся наша задача на защиту социальных прав трудящихся, наше лидерство в социальной сфере, перехватываются, по существу, теми, кто привел народ к катастрофе. И Киселев, и Гусинский будут науськивать обедневший и озверевший от голодов и холодов народ на власть, на Кремль. Хотя вчера они, эти телевизионные магнаты, изображали наши протестные митинги как собрания громил, безумцев.

Путин в этом смысле находится сейчас в очень трагической ситуации. Мне кажется, он не может не учитывать следующий момент. Перессорившись почти со всей элитой, он за поддержкой должен будет обратиться к народу, который поверил ему на выборах. Но он не может обратиться за поддержкой к тому народу, который усилиями Грефа, Кудрина и Илларионова останется без канализации, электричества, средств проживания. Народ не пойдет за таким вождем, откажет ему в доверии. Путин лишится широкой поддержки. И народной бедой воспользуются главные враги Путина. Они выстроятся вокруг него сплошной стеной, и никакое ФСБ, которая, по существу, и сейчас слаба, никакая армия, которая последние свои ресурсы сейчас задействовала в Чечне, не спасут его.

Да, повторяю, это не наш совет Путину. Путин должен сам остро чувствовать противоречия своей программы. И мне кажется, единственный выход из этого противоречия — отказ от грефовских либеральных моделей, обращение к народу с мобилизационными тезисами, которые расскажут о том, что ресурс экономический очень невелик и будет изыматься из общенационального как бы пользования для спасения матерей-одиночек и умирающих отраслей экономики, во имя народа. Сумеет он это сделать или нет? Как ты оцениваешь его психологические возможности?

В.Ч. Пока это загадка... Добавлю: к тем силам, которые возникнут среди его контрагентов, может сформироваться и некая "губернская" партия. То есть губернаторы, которые представляли собой разбросанную по стране стихию, а теперь сметены с шестов Совета Федерации, могут объединиться...

А.П. И саботировать.

В.Ч. Совершенно правильно. Сумеет ли президент найти путь к народу? Это очень большой вопрос. Да есть ли у него силы, центры, которые могли бы наработать ему мобилизационную программу?

А.П. Вообще, мобилизационная программа — это вещь классическая. Ее изобретать не нужно. На протяжении ХХ века практически все страны прошли через мобилизационные проекты. Есть классика поведения страны в эволюционный период, она включает в себя концентрацию небольших ресурсов, сверхсильную власть и некий, небольшой, таинственный, метафизический набор слов, с которым власть обращается к народу — и в народе вспыхивает национальное подсознание. И это подсознание для народа является ресурсом, который помогает пережить войну, оккупацию, бедность, свечу или лучину,— в надежде, что вспыхнет что-то впереди.

Так что теория эволюционных проектов у Путина должна быть. Она лежит в основе вообще всей советской культуры. Далее. Генеральный Штаб Российской Армии, наследник Генштаба СССР, сейчас, конечно, очень ослаблен. Другое качество генералов, другие возможности. Но Генштаб остается Генштабом. В Генштабе есть мобилизационные проекты. Не в том смысле, что в мобилизацию взять резервистов, а мобилизационное управление территориями. Как будут работать железные дороги, запасы хлеба, медикаментов. Это генштабистская математика, которая позволяет быстро подсчитать имеющиеся ресурсы, сконцентрировать их и бросить на наиболее "танкоопасные" направления, грубо говоря. И, по-моему, еще один центр, полная противоположность грефовскому "Александр-хаусу" — Совет Безопасности, который набирает сейчас кадры, силу и становится некой реальной профессиональной, фээсбэшной, так скажем, альтернативой этим утопистам-грефовцам.

В.Ч. Можно сюда отнести и эти семь зон, которые нарезаны Путиным и определены как некие малые штабы.

А.П. Да, тоже дополнительный резерв… Впрочем, это мы с тобой домысливаем. Может, такой программы и нет. Может быть, наша любимая героическая риторика испарится под нажимом победивших олигархов. Но думаю, все-таки, скорее всего, такой мобилизационный проект есть. Убежден, что сознание властителя типа Путина вращается вокруг мобилизационных идей. Время покажет.

И на всем этом фоне очень интересно политически и очень опасно положение нашей оппозиции, которая вступает в новый период взаимодействия с Кремлем.

В.Ч. Взаимодействия? Может, просто — в новую фазу жизни?..

А.П. Да, в которой присутствуют сама оппозиция и Кремль. Рулады патриотические, которые мы слышим из Кремля, очень искусительны. Надо быть либо каким-то глухим тетеревом, угрюмым дятлом, чтобы их не слышать, на них не откликнуться. Кажется, сама власть посылает оппозиции, нашей левой оппозиции сигналы, на которые нельзя не откликнуться. Надо быть абсолютным консерватором и абсолютно непластичным политиком, чтобы их не услышать.

Есть некие симптомы, которые имеют разный удельный вес, но определенно говорят, что власть готова иначе взаимодействовать с оппозицией, не так, как Ельцин в 93-м. Эти нарастающие симптомы надо соединять и встраивать в новую картину взаимодействий. Что это за симптомы, на мой взгляд?

Первое. Как только была сформирована новая Дума, власть повела себя удивительным образом: она свергла чванливых либералов, лужковцев, примаковцев, и очень быстро заключила думский союз с компартией, с патриотами, сформировала основной слой комитетов и органов управления Думы. Потом было кое-что изменено, включились опять либералы, возникли новые варианты, но главное — не структура, а политический итог. Кремль по итогам выборов сразу пошел на союз с теми, кто был его главным оппонентом.

Второе. Путин раза четыре за время своего правления комплиментарно, повторяю, комплиментарно отозвался о КПРФ. Он сказал, что это одна из базовых политических организаций страны, что она структурирована, что общество, находящееся в хаосе, нуждается в партиях, в сильных организациях. Компартии приходится сейчас действовать в абсолютно другом климате. Пускай она в Думе не доминирует, пускай у нее много внутренних противоречий и проблем, но она не живет под дамокловым мечом истребления. Это очень сильный симптом.

Третьим симптомом является празднование Победы. На праздновании Победы рядом с Путиным стояли герои Отечественной, которые для нас являются символом. Это очень сильный симптом — власть перестает попирать и травмировать метафизические основы нашего движения, нашего мировоззрения.

В.Ч. Характерна реакция самих ветеранов после праздника Победы. Заочная полемика в нашей почте: одни осуждают тех, кто пошел на парад, а другие находят убедительные аргументы в защиту. Мы шли, мол, может, в последний раз к своим святыням — на Красную площадь, к Мавзолею. И даже подчеркивается: когда подходили к трибуне, где стоял Ельцин с распухшим лицом и шутовской ухмылкой, то отворачивались... Но в этих письмах в осудительных тонах не фигурирует фамилия Путина. Для них он еще и советский офицер.

Еще один симптом, раз уж я влез в твой монолог. Последняя полемика вокруг памятника Дзержинскому. Заявления Величко и других ветеранов-чекистов, можно сказать, поддержаны достойным молчанием Кремля.

А.П. Ну и последний симптом, который тоже является в данном случае не просто риторикой — это отвержение в президентском послании американского тезиса о гуманитарных интервенциях. Американцы предлагают миру отказаться от устава ООН, от идеи суверенитета государств, от балансов границ в угоду некоего призрачного гуманитарного принципа, согласно которому, если, по мнению Америки, где-то нарушаются права человека или права народа, то возможна интернациональная экспансия силами НАТО, через уставы ООН, что было так ужасно продемонстрировано в Югославии. Кремль заявил устами Путина: даже нынешняя ослабленная, наполовину оккупированная Россия, отвергает этот диктат. И здесь, конечно, колоссальный вызов, который ложится в наши представления о взаимодействии России и американцев.

Подобные симптомы говорят, что возник новый климат во взаимодействиях левой оппозиции и власти. Этот климат, конечно, еще не такой, чтобы в нем выращивать сады, но, во всяком случае, это и не тот климат, в котором эти сады должны быть заморожены и вырублены. И мы, политически взаимодействуя со всеми, и с властью в том числе, должны учитывать этот новый климат.

В.Ч. Уже давно замечено: власть в России не может эффективно управлять страной, не принимая ее традиционную патриотическую идеологию. Уже к 50-летию Победы Ельцин, скрипя зубами, начал вспоминать о подвигах в Великой Отечественной войне, начал заигрывание с ветеранами. Тогда мы говорили: вот, крадут патриотические лозунги. Теперь прошла уже не одна выборная кампания. Мы убедились: кандидаты правящего режима целиком строят свои предвыборные агитки именно на народно-патриотической идеологии — и в наших рядах возникло разное отношение к этому. Одни по-прежнему говорят: нас обокрали, кремлевские кандидаты пасутся на патриотическом поле, обманом завоевывают доверие народа. Но есть и другой взгляд — шире и практичнее: мы должны радоваться тому, что нынешняя власть не может никаким другим путем завоевать доверие народа, кроме как через патриотическую идеологию. И это ставит перед НПСР, перед коммунистами очень серьезные задачи. Первая задача — использовать этот эффект для умножения народно-патриотических сил. Вторая задача — интеллектуалы НПСР должны дать новые, прорывного свойства разработки для развития освободительного движения. Взаимодействие с властью на патриотическом поприще я бы обозначил словами "бдительная консолидация". Нам не нужно отгораживаться стеной и пытаться как-то своими мероприятиями переиграть партнера. Может, даже пойти на какие-то совместные общенародные действа. Но это все зависит от меры искренности в таком святом деле, как проявление патриотизма. Одновременно надо подумать и о том, как противостоять силам пятой колонны, которые стремятся управлять нынешней властью и Кремлем, и в дальнейшем будут уже не дубинками Лужкова, не танками Грачева, а тончайшим инструментом умерщвлять наше движение — такими же методами, как разваливали Советский Союз.

А.П. В этой связи я бы хотел сказать несколько слов о "России", об этом движении, которое затевает Селезнев. Не прибегая к резким характеристикам, я не хотел бы сравнивать Селезнева в приспособленчестве с Рыбкиным и в ренегатстве с Тулеевым — время покажет, во что может вылиться его затея. Пока что Селезнев как делегированный Компартией спикер ведет себя корректно. Его корректность, взвешенность в двух думских созывах отмечена многими, он не вызывает как спикер активных претензий. Ему можно отдать должное. С другой стороны, почему-то ему этого всего показалось мало. И он решил стать лидером отдельного движения, которое он сейчас создает и фабрикует. Это вызывает подозрение в том, что он хочет увести часть патриотов в какую-то свою степь, отобрать у Компартии какую-то часть ее активистов, часть ее энергии. У меня внутренне это тоже вызывает раздражение, потому что это очень похоже на кооперативы, которые перестройщики и рефор-маторы насоздавали в свое время рядом с заводами. Действовали огромные, мощные заводы, а рядом с ними возникли эти маленькие хищные паразиты, которые очень быстро выпили всю энергию социалистических предприятий. Заводы не успели оглянуться, как оказались без кадрового состава, без лимитов, без запасов сырья, без фондов. И вот возникает такой маленький кооператив "России"... Крупного движения из него не получится. Это может кончиться, повторяю, только дискредитацией Селезнева как общенационального лидера, который вдруг решил играть в маленькую, смешную и неэффективную политическую игру, отказавшись от своего реноме крупного политика…

В.Ч. Рождение "лжебратика", как именовали классики появление возле популярной партии двойников-раскольников, конечно, может создать некоторые заботы. Но, думается, ненадолго. Слишком ленивы, бездумны и эгоистичны случайно сошедшиеся родители…

А.П. Завершая наш такой многоаспектный разговор, скажу, что главным итогом наших с тобой размышлений является то, что динамика политическая состоит из двух компонентов. Из явно державного госстроя и агрессивного, либерального подкопа, приводящего к постоянной деструкции и сбою.

Государственное строительство Путина, которое он сейчас затеял, в том виде, как он его ведет, будет носить рваный, хаотический, противоречивый характер. Путин либо эволюционирует в мобилизационный вариант политики, либо вынужден будет сдаться и станет расплющенным и еще более жалким, чем Ельцин, в руках этих беспощадных хищников.