ЧУБАЙС И "КРАСНАЯ СОТНЯ"

ЧУБАЙС И "КРАСНАЯ СОТНЯ"

Ю. Путрин

Эта странная книжечка на сотне красного цвета страниц вряд ли способна привлечь наше внимание, пока мы не разглядим на обложке до боли знакомую фамилию автора: ЧУБАЙС. Да, перед нами — творение родного и старшего брата того самого главного российского ваучера и друга Семьи президента. Тема тоже связана с высочайшим заказом на государственную идеологию. Всё по Ершову:

У старинушки — три сына.

Старший — умный был детина,

Средний сын — и так, и сяк,

Младший вовсе был дурак.

И, как в сказке, дурак-младший всех старших обошел. Это обидно, а потому опус «умного детины» Игоря Борисовича Чубайса дышит праведным гневом истинного демократа на погрязший в невнимании к его достоинствам мир власти.

«Сбросив с себя красно-коммунистический плащ и слегка прикрываясь маской с надписями «свобода, рынок, православие», властвующая каста, по существу, не скрывает свои истинные интересы и намерения — это власть, деньги, привилегии… Ничего другого, ничего возвышающего, никакой общегосударственной идеи у них попросту нет. Сама же Россия нынешнюю «элиту» абсолютно не интересует… Народ для нынешних правителей — просто досадная, неприятная помеха, которой зачем-то еще и зарплату нужно платить… В нынешнем посткоммунистическом государстве номенклатура не просто сохранила саму себя, но сохранила и приумножила свою власть. Это сделано через своеобразное псевдоправовое регулирование и так называемую народную приватизацию» (с.70),- ай да Чубайс! То ли брат пошел на брата, то ли правая рука не ведает, что творит левая. Неужели сам всё придумал? Или вычитал в оппозиционной прессе?

Но среди серьезной оппозиции такие общие рассуждения уже не в чести: сколько ни повторяй «халва» — во рту слаще не станет, сколько ни проклинай нынешнюю властную мафию — ничего не изменится. Отстал, отстал Игорь Борисович с его попыткой «сформировать нового Бога (каков, однако, замах!), идею Новой, Третьей России, для чего необходимо изучить и проанализировать ключевые системы ценностей двух предшествующих российских государств» (с.11), да еще опираясь на кантовскую теорию априорного знания! Ему-то заранее всё известно: «Нельзя свои проблемы отдавать на откуп ни властям, ни каким-то маргиналам, то красным, то коричневым… В России есть демократическая общественность, демократическая интеллигенция, демократическая социальная наука. Всем нам и надо, и как можно скорее, заняться решением наших проблем» (с.3). Открою тайну: все вышепоименованные демократы уже давно только тем и занимаются, что решают собственные проблемы. Одна беда, что существование России в число таких проблем не входит: “ЭТА страна…”

По ее поводу можно фантазировать что угодно. Например, Чубайс-старший почему-то считает, что «первое российское государство» существовало с VIII по начало XX века, когда оказалось разрушенным некоей Совдепией. Подтверждение тому он находит: а) в истории б) в русском фольклоре в) в русской поэзии XIX века. Но эти аргументы выглядят более чем сомнительно, не говоря уже об их взаимосвязи. «Исторический» — из-за явной приверженности автора постулатам школьной советской программы. Так, кризис и гибель Киевской Руси Чубайс сводит к «неэффективной, номенклатурной системе наследования» (с.18) княжеской власти, а Смуту объясняет тем, что «весть об убийстве царевича Димитрия глубоко травмировала русское общество» (с.19). Переход от великого княжения к царству, и от него — к империи, разница между Киевским каганатом, Московией и Россией для автора несущественны и незначимы. Всё это — единое, «первое» русское государство, объединенное «русской идеей» (которую, признает Чубайс, сформулировал только Достоевский лет за пятьдесят до революции). И главное в «русской идее», по Чубайсу, — предельное территориальное расширение, «экстенсивный рост», якобы исчерпавший себя ко второй половине XIX века — по объективным причинам: «россияне в конце концов вошли в контакт с народами, либо контролируемыми другими державами, либо имеющими свои собственные, не менее сильные государствоообразующие идеи и потому ни на каких условиях не согласные принимать чужие идеи и знамена» (с.23). Что называется, без комментариев. Зато следующий этап — «качественного роста», был прерван коммунистическими злыднями, спустившимися с гор как “Гога с Магогой”.

Куда веселее обстоит дело с чубайсовским «контент-анализом» сборника Даля, когда сложившийся к середине прошлого века корпус пословиц и поговорок автор выдает за существовавший на протяжении всей тысячелетней истории придуманной им «России». И уж совсем смешно, что в «банк данных» русской поэзии по Чубайсу не попал ни Пушкин, ни Тургенев, ни Аполлон Григорьев зато нашлось место для С.Ф.Дурова и А.Н.Будищева (не говорю ни о Блоке — он для Чубайса, видимо, уже советский поэт, ни о выборе произведений Лермонтова, Тютчева, Некрасова). Вывод автора: основу русской идеи составляют три важнейших представления: православие, соборность и собирание земель. Конечно, называть православие «представлением» может только уж совсем чистопородный демократ.

Далее рисковый аналитик разделяет «коммунистическую идею», весьма для него привлекательную, и «коммунистическую идеологию как орудие соввласти», которая «для утверждения собственного режима с 1917 по 1956 годы… уничтожила от 50 до 110 миллионов соотечественников» (с.46), т.е., надо понимать, питалась ими по миллионудва в год. Ау, Борис Николаевич! У вас отнимают лавры!

Затем наш герой проговаривается об истинном значении православия, правда, привычно путая русское с российским: «Утверждение на месте русской идеи комидеологии было связано с уничтожением основы российской государственности и русской идеи — православия» (с.67-68). Но вместо естественного при этом обращения к православной традиции начинается демократическая жвачка: «В замене идей — главная первопричина (а есть первопричина неглавная?- Ю.П.) катастрофы, массовых ленинско-сталинских репрессий. Остальные составляющие русской идеи были коммунистами деформированы и искажены. Коммунистическую идею — набор позитивных лозунгов — никогда не предполагалось реализовывать, а чтобы это скрыть, была создана коммунистическая идеология» (с.68) и так далее, вплоть до “априорного”, скорее всего, вывода: “В систему ценностей Новой России предлагаются следующие составляющие — историософия России, умеренный коллективизм, свобода традиционных конфессий, преодоление бремени комидеологии, родной язык, россияне — как российский народ, право, неоязычество, либерализм” (с.97). Откуда вдруг появилось и что вообще такое — неоязычество, как совмещается либерализм с коллективизмом, пусть даже умеренным — тайны сии велики суть. Но побережем нашего читателя, на которого и так изо всех информационных кранов выливается хаос демократии. Важно единство той меры безответственности, с которой Чубайсмладший проводит приватизацию и с которой Чубайс-старший пытается сформулировать «новую русскую идею». Это — если не собственно семейная, то вполне либерально-интеллигентская черта. Полуправда, полуложь — ничего не разберешь. Видимость понимания, видимость логики…

Например, верно, что «властвующий класс в СССР и в современной России один и тот же — номенклатура» (с.96). Но разве «поэтому никаких принципиальных изменений и улучшений в жизни народа произойти не может» (там же)? Нет, может, и очень даже может: если народ и его часть, производящая идеальный продукт, интеллигенция — обратятся к своей подлинной традиции, восстановят в себе действительную иерархию ценностей и сбросят с властных высот предавшую Отечество прослойку псевдоуправленцев. То есть необходима, по большому счету, революция. Отличная от февральских, августовских, октябрьских и прочих месячных, но — революция. Вот за подтверждение этого факта, что называется, от противного — вольное или невольное — спасибо Игорю Борисовичу. И брату его.

Ю. ПУТРИН