Сегодня ленинградцы плачут...
Сегодня ленинградцы плачут...
Художник В. Пакулин на Невском проспекте в блокадном Ленинграде
Фото: Б. ЛОСИН
Ленинградцы. Блокадные дневники. Из фондов Мемориального музея обороны и блокады Ленинграда / Составление, послесловие, комментарии, подбор фотографий - И.А. Муравьёва. – СПб.: Лениздат, Команда А, 2014. – 640 с. – 2000 экз.
В канун 70-летия полного освобождения Ленинграда от блокады вышла замечательная книга – блокадные дневники ленинградцев. Казалось бы, за истекшие 70 лет уже всё сказано, написано, рассекречено, опубликовано, сложились мнения и оценки. Но вот листаешь страницы – и слышишь живые голоса людей, отстоявших наш город в самые страшные для него времена. И только удивляешься, почему эти дневники так долго шли к нам, ныне живущим, и тем, кто будет жить после нас.
Если коротко, то блокадные дневники ленинградцы понесли в возрождённый Музей обороны Ленинграда лишь в 1989 г., когда уже трещали цензурные барьеры и буйствовала гласность. Как пишет составитель книги – старший научный сотрудник музея Ирина Муравьёва: "[?]с первых же дней в его фонды, наравне с другими экспонатами, ленинградцы начали приносить дневники и воспоминания блокадников и защитников города: рукописные и перепечатанные, фотокопии и ксерокопии… Эти дневники – бесценные документы эпохи. Они позволяют не просто полнее и подробнее узнать историю блокады, но практически стать её свидетелем в настоящем времени".
В очередной раз подтвердились истины: рукописи не горят; нет ничего тайного, что не стало бы явным.
В уникальную по составу книгу «несгоревших рукописей» включены блокадные дневники семерых ленинградцев: мальчика-пожарного; главного инженера одной из ленинградских ГЭС, отвечавших за подачу электроэнергии в город; заведующего райздравотделом Кировского района; военного цензора, записывающего в свой дневник циркулирующие по городу слухи и фразы из писем; лектора политотдела одной из армий; дознавателя Военной комендатуры Ленинградского гарнизона; преподавателя ремесленного училища при Адмиралтейском заводе, который вёл дневник вместе со своим маленьким сыном. И воспоминания женщины, которой 22 июня
1941 года исполнилось 13 лет.
Думаю, понятия «блокада» и «голод» навсегда останутся для ленинградцев-петербуржцев синонимами. После того как в сентябре 1941 г. прямой штурм Ленинграда не удался, Геббельс записал в своём дневнике: «Он должен быть уничтожен почти научно обоснованным методом». Так голод впервые стал оружием массового поражения, применённым против крупнейшего города Европы. Известно, что более 90 процентов погибших в блокаду горожан погибли от голода. Поэтому неудивительно, что в блокадных дневниках проблемы голода, питания, быта занимают едва ли не первое место. И, как записал в публикуемом дневнике Владимир Ге (правнук художника): «Ни один город за всё время войны с немцами не насчитывает столько жертв, сколько насчитывает Ленинград. Но всё же ни одна нога немца не вступила в его пределы в качестве завоевателя. Десять километров, отделявших немцев от Ленинграда, оказались длиннее сотен километров, пройденных немецкой армией за всё время войны».
«Держа в руках дневник, невольно задумываешься, хотел ли автор делать его достоянием гласности? Имеем ли мы право на публикацию? – пишет в предисловии составитель книги И. Муравьёва. – Но скоро убеждаешься: автор хотел, чтобы дневник был прочитан. Более того, некоторые фразы, порой прямые обращения к будущему читателю, указывают на то, что и писались дневники для того, чтобы передать близким, детям, потомкам – нам – исключительный, ни с чем не сравнимый блокадный опыт».
Так послушаем эти голоса из прошлого.
Из дневника Бориса Капралова , вчерашнего школьника, бойца комсомольского противопожарного полка, несостоявшегося курсанта Военно-морского политического училища; два с половиной месяца блокадной жизни, последняя запись в общежитии для эвакуированных на ул. Салтыкова-Щедрина 1 января 1942 г.
«Впервые мы так встречали Новый год – даже не было крошки чёрного хлеба, и вместо того чтобы веселиться вокруг ёлки, – мы спали, так как нечего было есть. Хлеба не добавили, продуктов в магазинах нет, сахару, конфет и жиров ёще за третью декаду не давали. Опять я едва таскаю ноги, дыхание спирает, и жизнь уже не мила. На улице всё так же падают люди от голода. В столовой ничего, кроме жидкого плохого супа из дуранды, нет. А этот суп хуже воды, но голод не тётка, и мы тратим талоны на такую бурду. В комнате только и слышно, что о еде. Что с нами будет? Выживу ли я в этом аду?»
Борис был вывезен через Ладогу на Большую землю и умер в железнодорожном эшелоне в феврале 1942 г.
Из дневника К.В. Мосолова, преподавателя ремесленного училища № 1 при Адмиралтейском заводе.
«Тень зимы 1941– 1942 года. Утром 5 апреля шёл на работу мимо энского госпиталя, где работает наш знакомый доктор Брискин. К госпиталю подъехала машина, и четыре женщины стали загружать её умершими дистрофиками. Они были жёлтые и худые, как скелеты, и стучали костьми о дно машины.
И мне захотелось, чтобы Гитлер перед судом полежал бы в штабеле мертвецов и немного понял, сколько несчастья он принёс со своей сворой всему миру и нашему городу».
18 апреля 1943 г. «Сегодня на работе горячий денёк. Только в здание нашего цеха попало четыре снаряда. Один разорвался рядом с мальчиком-электросварщиком – от него остались только клочья ватника, кровь и больше ничего.
Один снаряд прошёл крышу, два потолка, изогнул в баранку двутавровую балку и, ударившись о пол мастерской, лёг между двумя строгальными станками – он не разорвался. Когда его трогал, он был ещё горячий».
Из дневника Израиля Назимова, в 1941–1942 гг. – заведующего райздравотделом Кировского района Ленинграда и завотделом внебольничной помощи Ленгорздравотдела.
18 января 1942 г. «С утра пошёл в баню. Темно, холодно, но есть горячая вода. Сразу почувствовал облегчение. <…> был в больнице имени Володарского. Проверял работу, давал указания – отметил много недостатков. Продуктами питания трест столовых снабжает отвратительно».
22 января 1942 г. «Когда кривая смертности начнёт падать? Сегодня в больнице Володарского вновь 500 трупов. …Трупы, трупы и трупы. Сколько их? Тысячи? Очень, очень много!
25 января 1942 г. «Сегодня с утра был в больнице Володарского. Навестил отца, мать и Абрашу. Отец плох. Мать выглядит лучше. <…> Из больницы прошёл в 245-е ясли ещё раз посмотреть состояние интернатной группы. Там меня угостили таким обедом, который сразу поднял моё настроение. Я ощутил сытость. А какое это удовольствие!»
26 января 1942 г. «…Люди озверели. В одной семье нашего района 18-летний сын убил мать, двух сестёр 28 и 16 лет, забрал продовольственные карточки и скрылся».
29 января 1942 г. «…В 132-х яслях меня накормили как на убой. Ох как это приятно! Зарядка на весь день. Вечером был в поликлинике. Основные вопросы – стационары.
Транспорта в городе почти нет. Всё доставляется на себе или на санках. Дрова для поликлиники возятся на санках».
30 января 1942 г. «Дали ток. В комнате светло, работает радио».
1 февраля 1942 г. «С утра зашёл в магазин и выкупил сахара 0,5 кило и 50 г масла (начал есть масло). После этого позавтракал. В 11 ч. утра открывал стационар для дистрофиков на 35 коек при фабрике «Красный водник». …Сколько слов благодарности было сказано всеми поступившими больными, которые этим мероприятием будут спасены от голодной смерти. Голодные как звери, они набрасывались на достаточную по калорийности пищу, подбирая все крошки хлеба, они вылизывали тарелки, ложки и с жадностью глядели на тех, кто ещё продолжал есть…»
10 февраля 1942 г. «Идя на работу, около яслей наткнулся на труп женщины. Насильственная смерть. Пробит череп. …Где чувство сострадания к ближнему?»
14 февраля. «Время 12 ч. ночи. Только что закончил разработку плана для санитарно-бытовых комиссий домохозяйств. До этого хорошо помылся и выпил горячего чая. Чувство голода начинаю забывать. Питаюсь вполне удовлетворительно.
Заходил домой. Мамы не застал. Встретил её в магазине, в очереди за 125 г мяса. Устроил для неё ежедневно 1/4 литра молока и 200 г каши. Нужно поддержать. Была у меня Груша. Дал ей справку на белый хлеб. Как она изменилась! Отекла».
16 февраля. «Эвакуация населения идёт полным ходом. В день отправляется по 5–6 эшелонов. Вот сейчас народ не удержишь! Все хотят выехать. Сколько криков, слёз, угроз по адресу ведающих эвакуацией. Но всех не удовлетворишь».
9 марта 1942 г. «На рынках уже несколько раз обнаруживали продажу человечьего мяса в варёном виде. Чаще его обменивают на хлеб.
Вообще продовольственный вопрос в Ленинграде несколько улучшился. Выдаются мясо, крупа, масло и некоторые другие продукты, даже сухие овощи. Правда, всё это далеко не в требуемом количестве, но уже можно себя поддерживать. Дальше наверняка будет лучше. На Невском сегодня был приятно поражён. Двигаются грузовые трамваи – вывозят сколотый лёд и снег».
26 апреля 1942 г . «Стационары для дистрофиков с 1 мая закрываем. Взамен их с 25 апреля организованы и уже открыты столовые усиленного питания. Всего в городе на таком усиленном питании будут одновременно находиться 100 000 человек. <…> Какое это большое политическое дело! 400 000 дистрофиков, пропущенные через эти столовые, должны будут прекратить и прекратят смертность в городе».
8 июля 1942 г. «А сейчас я преступник, который скоро предстанет перед советским судом. За что? За то, что по указанию райисполкома мною были направлены в феврале 6 завотделами исполкома на питание в ясли, со сдачей ими своих продовольственных карточек <…> …и меня привлекли к ответственности по 109-й статье – использование служебного положения в личных целях.<…> Мне приписали смертность детей в этих 197-х яслях, ибо я объедал детей, хотя ни в какой степени дети от моего питания не страдали и получали свою норму полностью. За четыре месяца было всего шесть смертей от дистрофии <…> Я не признал себя виновным ни в одном обвинении, мне предъявленном».
23 января 1943 г. «…город значительно отличается от зимы 1941–1942 гг. Сравнительно чисто, снег убирается, ходят трамваи, работают театры, кино, бесперебойно работают радио, телефон. В квартирах тепло – действует водопровод, канализация. Большинство прилично одеваются, вид здоровый. Дистрофиков несравненно меньше. Цинготных – тем более».
23 мая 1943 г. «…Мне приписывают экономическую контрреволюцию. Во всём этом нет ни атома истины. Я преследовал своими действиями одну только цель – сохранить имущество, сохранить продукты. Ведь наступит время, кончится война, начнут восстанавливаться в районе учреждения – и всё это понадобится. С трудом удалось собирать имущество. Люди болели, умирали, транспорта не было, но то, что можно было, всё же спасли. <…>
Вот уже две недели, как я не могу работать. Не сплю, живу только одним, что вот-вот вызовут в прокуратуру…»
По сути, этим дневник и заканчивается. В 1949 г. И.В. Назимов был уволен из Горздравотдела и уехал в эстонский городок Кохтла-Ярве, а затем в Уфу, продолжая работать по медицинской линии.
Из записок Софьи Неклюдовой. Во время блокады какое-то время работала цензором; в дневничок она записывает слухи, байки, строки из просмотренных писем.
«Мы живём уже не так, как в прошлом году. Я уже сижу на стуле без подушки и ношу бюстгальтер».
«Самая большая в мире библиотека, наверное, те миллионы книг, которые сгорели в ленинградских буржуйках».
«Зоинька, моя милая, как я тебя увижу и когда попаду на фронт, пощады не будет им от меня. Буду бить, пока мои глаза видят врага, пока мои руки держат винтовку, буду бить за наше щастье, за нашу любовь».
«Соседка моя, старуха, всегда ждала меня у двери с топором с целью отнять карточки от голода. Но я была сильнее её и всегда отнимала у неё его».
«Да, ко всему привыкаешь и при звуке выстрелов и разрывов снарядов не вздрагиваешь, а вот в столовой уронили на каменный пол поднос, так половина обедающих соскочила со стульев…»
«…у нас 17 авг. прошёл жутко. Игорёк ранен осколком, повреждён нерв, и вообще ноги раздроблены. К нам в дом попал снаряд. Сашенька, я прошу тебя, привези, когда поедешь в город, букет цветов (из оранжереи), сколько бы он ни стоил…»
Объём статьи не позволяет цитировать остальных авторов дневников. Скажу лишь, что в этой книге собран бесценный материал и для поколений, которые знают о блокаде только понаслышке, и для исследователей блокады. Книга снабжена отличным справочным аппаратом и уникальными фотографиями. Надеюсь, что публикации дневников из фондов Мемориального музея обороны и блокады Ленинграда продолжатся.
Город-герой Ленинград – Санкт-Петербург
Теги: блокада Ленинграда