Рождение Пьеро / Искусство и культура / Художественный дневник / Романс

Рождение Пьеро / Искусство и культура / Художественный дневник / Романс

Рождение Пьеро

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Романс

Выступление Александра Вертинского в «Павильоне де Пари»

Вчера мне принесли телеграмму. В ней сообщалось, что мой университетский товарищ пытался покончить самоубийством. К счастью, он остался жив. И я решил развеять грустное впечатление, проведя вечер в «Павильоне де Пари» на Садовой.

Там с некоторых пор обещают устроить синематограф, но я почти уверен, что лучше бы все оставить как есть. Музыканты и поэты избрали это место городским Парнасом, атмосфера здесь почти домашняя, а домашний очаг разрушать, разумеется, нельзя.

Мне доводилось смотреть здесь и балет, и буффонаду, слушать, как читают стихи Брюсова и Белого. Но вчерашний вечер оказался одним из самых необычных. Я выбрал дальний и укромный уголок с внушительного размера диваном и заказал шустовского. Вначале какой-то человек с сияющим голым черепом принялся играть сюиты Баха, чем вызвал недоумение публики, его место заняла певица, которая исполняет современные романсы, а ей аккомпанировал профессор Буркхардт...

А после на сцену вышел Александр Вертинский, актер и поэт, не слишком пока известный, но уже удостоенный похвального отзыва в «Русском слове». При его появлении перестали есть и пить.

Если бы нашумевшие поэты символического направления начинали на эстраде, это было бы похоже на то, что я увидел. С той только разницей, что господин Вертинский довел свой декадентский образ до какой-то крайности. Вы только вообразите: на фоне черного задника сцены — худой человек с белым, накрашенным лицом, в костюме Пьеро. Его странные, изломанные движения притягивают взгляд. Он начинает — что? Пение не пение, но трагическую декламацию. Романсы ли это? Не знаю. Тут вы не найдете ни элегизма, ни грустного очарования от прожитых встреч, ни ярких, перезрелых осенних красок. Зато увидите нервную, истерическую исповедальность и обнажение чувства пополам с каким-то рождественским умилением. Чаще всего чрезмерным.

И когда Весенней Вестницей

Вы пойдете в синий край,

Сам Господь по белой лестнице

Поведет Вас в светлый рай.

А рядом с этой рождественской интонацией у Вертинского совсем другая романтика: аромат притонов Сан-Франциско, малайцы, лиловые негры и креольчики.

А порой и совсем уж мрачная эксцентрика:

Что Вы плачете здесь,

одинокая глупая деточка,

Кокаином распятая в мокрых

бульварах Москвы?

...И когда Вы умрете на этой

скамейке, кошмарная

Ваш сиреневый трупик окутает

саваном тьма...

Как видите, тут кругом одни сплошные крайности. Скажите, после всего этого как не задуматься о самоубийстве? Что на уме у бывших студентов… нет, у вечных наших студентов, то и у него.

Но это только одна сторона дела. А другая заключается в том, как держится этот человек на сцене. Сцепив тонкие пальцы, он трагически-медленно выговаривает-выпевает слова. Кое-кто, я знаю, уже величал его, соответственно костюму, русским Пьеро. Название весьма точное. Красота и убедительность выражения, с которыми он преподносит свои ариетки и поэзы, восхищают. Не то чтобы просто поэт, он — гений словесных жестов.

Я слышал, что Вертинский стремился поступить в МХТ, но срезался на экзамене, который принимал у него сам Станиславский. Тому не понравилось, что юноша слишком уж грассирует. А жаль, право. Актер он, по-моему, изумительный.