Между адом и раем / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
Между адом и раем / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
Между адом и раем
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
В прокате «Рай. Вера» Ульриха Зайдля
Второй фильм «райской» трилогии австрийца Ульриха Зайдля стал главным скандалом прошлогодней Венеции и получил там спецприз жюри. Теперь, после предъявления в Берлине завершающей картины «Рай. Надежда», ясно, что «Вера» — лучшая часть триптиха. Этого, впрочем, следовало ожидать — и скандала, и силы высказывания. Религия сегодня снова стала одной из топовых болезненных точек социума. В первом фильме серии «Рай. Любовь», доставшемся Канну, возрастной секс-туризм рассматривался автором как метафора расплаты дряхлеющей Европы за колониальное прошлое. Куда больше любви в последнем фильме, где толстые девочки, переполненные чувственностью, пытаются похудеть под руководством отказавших себе во всем «фашизированных» взрослых. Зайдль, превративший серию сатирических очерков в фестивальную франшизу, поступил экономно (примерный бюджет всех фильмов 3,6 миллиона евро) и крайне остроумно, заставляя ждать развития темы «рая».
Анна Мария (Мария Хофштеттер) работает в кабинете томографии, сканирует чужие хвори, чисто вымыв руки. Дома в одной из комнат, превращенной в молельню, она перед распятием чистит душу плетью. Взяв отпуск, эта аккуратная, гладенько причесанная дама за пятьдесят начинает отдыхать душой — ходить по соседним домам с громоздкой фигурой девы Марии, миссионерствовать, чтобы католиков на окраине Вены прибыло. Ей все равно — мусульмане ли это, которых в любом городе Европы уже половина жителей, или русская алкоголичка на грани «белочки», более редкий, но тоже знакомый типаж, или типичные венские буржуа, привычный объект сатиры. Часть этих персонажей уже появлялись в документальных лентах Зайдля, который и в игровом кино предпочитает снимать без сценария, полагаясь на импровизацию. Да и мужа героини играет непрофессионал, венский массажист Набиль Салех, гениально изображающий парализованного человека, хотя сам здоров. Набиль, так зовут и его героя, врывается в размеренную жизнь Анны Марии после долгого отсутствия. Теперь он прикован к инвалидному креслу после происшествия в родном Египте. Он жаждет любви и понимания, а находит холод отчуждения. Потому что весь жар своих чувств Анна Мария отдает не ближним, а Христу, к которому взывает почти как к любовнику.
В принципе, это намеренная, вычисленная провокация, типичный жест актуального художника, каким, безусловно, является Зайдль. Само собой, таких неистовых идиоток, бичующих себя и доводящих религиозную экзальтацию до откровенной порнухи, на свете очень мало. И виной тому не вера, а проблемы с психикой. Художественная провокация никак не может бросить тень на подлинную веру. Во всей трилогии Зайдля речь идет о соломинках, за которые хватается опустошенный человек тонущей европейской цивилизации. О тех благих намерениях, которыми вымощена дорога в ад. Недаром он выбирает не героев, а героинь — женщины в современном обществе вписаны в слишком жесткие рамки, за которыми нет ничего, кроме тоски лузерства, а потому больше достойны сочувствия. Рай, увы, недостижим, и героини застряли в приграничье, между адом и раем. Души там горят в очищающем огне. Но очистятся ли они от грехов — бог весть.