Не всё сценаристу проза

Не всё сценаристу проза

Михаил Кураев. Саамский заговор. - Иркутск: Издатель Сапронов, 2013. – 432 с. – 1500 экз.

Книга Михаила Кураева включает в себя две повести "Саамский заговор" и «Петя по дороге в царствие небесное». Вторая написана довольно давно, по ней снят фильм, и все литературно-критические разговоры о ней давно утихли. Речь стоит вести о первой повести, давшей название всей книге. Это историческое повествование, якобы основанное на реальных событиях. Я пишу якобы, потому что по части трактовок и акцентов Кураева историческая правда интересует меньше всего. Для него главное – остаться рукопожатным членом либерального сообщества, поэтому сложнейшая тема взаимоотношений нового советского государства и народов Севера решается им в привычном и навязшем на зубах ключе: плохое, ужасное, садистское НКВД, негодяй Сталин со своими опричниками и хорошая, пострадавшая интеллигенция вместе с наивным и честным саамским народом[?] Кто-то скажет, а разве нет? Спорить здесь бессмысленно, и в данном контексте даже неуместно… Вопрос в другом: в произведении, претендующем на художественность, хочется видеть историческую картину во всём трагическом разрезе разных судеб, разных правд и неправд, неоднозначности мнений и толкований, а не в тиражировании ранее опробованных клише. Неужели Кураев, писатель со стажем и с именем, этого не понимает?

К слову говоря, с художественностью у него вообще не всё благополучно…

Действие «Саамского заговора», естественно, разворачивается на Севере. Выбор не удивительный. Кураев сам из тех мест, а с фантазией у него, как известно, неважно. В начале повествования помещено пространное описание природы. К нему предпослан подзаголовок «Из записных книжек Алдымова». Кто такой Алдымов и почему он так тяготеет к тому, чтобы фиксировать природные изменения в записных книжках, остаётся не ясным… Представляется, что автор ставил перед собой задачу начальным фрагментом повести поразить воображение матёрых стилистов. Хотел, но не вышло. В тексте видно старание, желание поставить слова в гладком порядке, но картина зримой не получается. За оборотами и сочетаниями не видно севера, его особенностей, его колорита, и в итоге остаётся лишь почесать в затылке: зачем автору потребовалось такое начало? В чём его композиционный и сюжетный смысл? Более того, вползающий в текст на изгибах этого описания отец семерых детей саам Сельма Канев сначала с радостным волнением принимается читателем за главного героя, но более в тексте не появляется… От отчаяния возникает мысль, что он волей авторской забывчивости превратился в недолго действующего во второй половине повести отца девятерых детей саама Сальму Нестеровича Курёхина. Но всё же больше оснований предполагать, что это другой человек…

Есть проблемы у автора с построениями сюжета и далее. Вероятно, лавры Лермонтова не дают покоя Кураеву, и он тщится раскрыть характер всё же обнаружившегося главного героя, имеющего реальный прототип учёного Ивана Алдымова не в хронологическом развитии, а являя его в разные эпизоды жизни, без всякой осознанной связи между ними. Сперва героя мы видим дома, в обществе жены, потом в кабинете секретаря райкома, далее узнаём историю его знакомства с женой, потом наблюдаем его умилительное общение с сыном, коллегами, друзьями и в трагическом конце со следователем. Замысел перспективный и богатый. Но в исполнении Кураева, увы, провалившийся… Создаётся ощущение, что каждый раз под видом Алдымова действуют разные, не имеющие никакого касательства друг к другу люди. Цельного характера нет… Мотивация поступков отсутствует… И, собственно, из-за этого читатель утрачивает возможность выработать к этому образу хоть какое-то отношение…

Кроме лермонтовских лавров Кураева тревожат ещё достижения Достоевского. В повести немыслимое количество душеспасительных разговоров всех со всеми, очень длинных, утомительных и неестественных. Я сомневаюсь, что нормальный, вменяемый отец будет вести речь со своим сыном так, будто перед ним студент в аудитории, а он сам лектор. Вот что говорит у Кураева Алдымов своему сыну Светозару: «Рассудочность порождает дистанцию, как бы отстраняет нас от предмета, о котором мы рассуждаем, будь это человек или явление. Чувства, напротив, сближают, соединяют куда прочнее, чем мысль. Всё лучшее, что создано на земле, продиктовано, порождено высокими и бескорыстными чувствами» . Не захочется ли после такого набора банальностей отстраниться от такого отца?

В образе главного палача, безжалостного гонителя саамов, также реального человека, сотрудника НКВД Ивана Михайлова, Кураев дал себе наконец разгуляться. Такое ощущение, что он описал сошедшего на землю дьявола. Он и подл, и коварен, и внешне неказист, и всю свою жизнь совершал неблаговидные поступки… Не верится, что такой человек когда-либо мог существовать на земле… Но по иным канонам, конечно же, мог… Ведь, согласно либеральной версии, в сталинское время у жителей СССР мистическим образом поменялся генный код, и они из нормальных людей стали кровожадными мутантами… Только тогда не очень понятно, кто создал великую советскую культуру, промышленность, науку… Ведь мутанты только и делали, что расстреливали хороших людей… Выходит, мутанты, в перерывах между расстрелами, создали?

Исторический факт, что действительно выдуманный саамский заговор вскоре самим НКВД был признан мифическим и все те, кто его сфальсифицировал, понесли заслуженное наказание, Кураевым трактуется как следствие борьбы за власть в НКВД и мелкой подлости его сотрудников. А как же иначе! Клеймящим всё советское крайне не выгодно признавать, что советская власть была в состоянии признавать свои ошибки и исправлять их. Да, цена этих ошибок страшна.. Ни одна безвинная смерть не будет оправдана никаким признанием ошибки… Но что-то я не припомню, чтобы хоть один кто-то покаялся за те унижения народа, что устроили младореформаторы в начале 90-х!

Очень жаль, что всё-таки интересный, полный драматизма материал превратился у Кураева в банальную агитку правозащитного сообщества. Наверное, Кураеву следовало бы и дальше писать сценарии… Жанр вполне для него подходящий. И фильмы забываются быстро, да и за режиссёрскими находками многое скрыть можно… В прозе не скроешься… Прежде всего от себя самого…

Теги: Михаил Кураев , Саамский заговор