Записки видеорегистратора

Записки видеорегистратора

Артем Рондарев

Анонимный мир как предмет документального исследования

Книга Дмитрия Данилова «Описание города», натурально, представляет собой описание города. Предисловие предуведомляет читателя, что автор задался целью поездить в некий город, походить по его улицам, поглядеть на его дома и полюбить его; город выбран случайно, он старательно безымянен. Идея сама по себе обладает известной культурной перспективой — тут можно вспомнить Дублин «Улисса», можно вспомнить героя рассказа Борхеса «Алеф», который вознамерился дать поэтическое описание Земли, и много еще чего можно вспомнить. Культурная память вообще идеальный костыль: с ее помощью можно оправдать если не все, то многое. Но иногда даже при таком надежном подспорье опускаются руки.

При всех экивоках текста, имя предмета описания узнать нетрудно, так как уже в самом начале книги приводится цитата из Добычина с указанием, что автор ее жил в «описываемом городе»: дальше остается только открыть в «Яндексе» карту Брянска и следить по ней. По карте выходит, что Данилов рассказывает все географически вполне точно; тем не менее его фактическую аккуратность легко поставить под сомнение: так, он в характерной уклончивой манере упоминает газету «Брянский коммунист», якобы печатный орган КПРФ; однако на деле газета брянских коммунистов из КПРФ предсказуемо называется «Брянская правда».

Надеюсь, любому понятно, что эрудицией своей в данном случае я обязан «Яндексу» и «Гуглу», а вовсе не своему исключительной силы интеллекту: тайна, которая опознается с помощью поисковой машины, — это не тайна, а фокус. Данилов, который, в силу избранного метода, всячески избегает прямых наименований места действия, доказывает этим только лишь одну не слишком новую мысль, что любое место действия состоит не из улиц, домов и примет пейзажа, а из имен того, другого и третьего — в принципе, уникальных мест в мире не так много, все они занесены в списки ЮНЕСКО, и о них можно прочитать в путеводителях; все же остальное здесь внешне похоже друг на друга, и уникальным пространство жизни делают только имена, которые суть выражения человеческого отношения к предметному миру. Между фразами «улица была кривая и темная» и «улица Ленина была кривая и темная» разница не просто большая, а бытийственная — первая о поверхности вещей, вторая — об их сути.

Впрочем, в контексте данного разговора слово «интерес» определенно лишнее. В рецензиях часто приходится писать тот или иной вариант фразы «в книге ничего не происходит». Обычно это все-таки до той или иной степени гипербола, так как где-то что-то всегда происходит. Но только не в данном случае — в книге Данилова не происходит ничего буквально. Автор книги, он же ее герой, двенадцать раз прибывает в город Брянск, ходит по его улицам, ездит в окрестности — и все. По-видимому, идеей этого мероприятия было сведение человеческого сознания к функции видеорегистратора, так как герой книги даже не думает в процессе, гм, познания: в лучшем случае его размышления сводятся к тому, не рано ли он сегодня встал и не нужно ли было поставить будильник. Вероятно, есть на свете люди, способные часами увлеченно смотреть запись камеры видеонаблюдения, но, полагаю, даже они не станут настаивать на художественной ценности этого занятия.

Так вот, чтение книги Данилова не обладает ни познавательной, ни медитативной ценностью; в процессе его интеллект не нагружается вообще никак и постепенно начинает слегка похрапывать. В детстве я, помню, страшно жалел тетушек, которые сидели в стеклянном стакане перед эскалатором: мне казалось, что от такой работы — восемь часов в день смотреть на поток прохожих — можно осатанеть и свихнуться. Оказалось, что можно не только не свихнуться, но даже писать на эту тему пространные тексты — достаточно обладать устойчивой психикой. Больше, собственно, не требуется ничего, так как в книге нет ни намека на сюжет и драматургию, нет ни пропорций, ни языковой работы — ничего, кроме весьма простого метода и, прошу прощения за повтор, методичности его применения. Я понимаю, что развитой человек в подобной ситуации обязан книгу непременно похвалить — шутки шутками, а модернистское представление о том, что настоящая литература меньше всего похожа на нормальную увлекательную литературу, живо до сих пор; и Данилова, разумеется, хвалят. В одной из рецензий (на другую его книгу) мне довелось читать, что бессобытийная, тусклая, ровная эта проза открывает-де читателю глаза на тот факт, что жизнь человека состоит из ритуалов; почему-то это соображение рецензент приводил в качестве оправдания текстов Данилова — то есть, если выражаться по-сетевому, «как будто это что-то хорошее». Между тем всякий, кто пытался хоть раз читать эзотерические книги с описаниями ритуалов, знает, какая это унылая, скучая и тавтологичная техническая литература: а ведь там люди хотя бы заняты тем, что вызывают сатану; Данилов же просто ходит по городу.

В финале автор сообщает нам, что у него все получилось и город ему полюбить удалось. Когда Гунька указал Незнайке, что нарисованный им портрет не похож на оригинал, тот недолго думая под портретом подписал «Гунька»; то же самое делает и Данилов: так как из его статичного, абсолютно не эволюционирующего текста заключить, что у автора к городу хоть как-то изменилось отношение, нельзя — автор быстро, финальной припиской, заверяет нас в этом. Мы ему, разумеется, верим — нам, собственно, лучше верить, чем нет: на качество текста это никак не влияет, но сознавать, что над тобой поиздевался приличный человек, а не какой-то вахлак-постмодернист, безусловно, приятно.