ЛЕВАНТИЙСКИЕ ЗАПИСКИ

ЛЕВАНТИЙСКИЕ ЗАПИСКИ

Паломники и проститутки. Вид с нашей террасы. Следы войны. Социология Бейрута.

Ночной борт «Аэрофлота» привез в Бейрут десятки молодых девушек из бывшего СССР. Приехавшие работать консумершами и проститутками, они обильно красились, оголяли запрятанные от мороза части тела и вяло ругались с заспанной таможней. Рядом молча стояла однотонная масса людей в белых халатах и хиджабах — представители разных исламских конфессий Ливана возвращались домой из паломничества в Мекку. На выходе из аэропорта их встречала шумная возбужденная толпа родственников. Одновременно с паломниками, к ним выходили накрашенные девушки, и ливанские подростки восторженными воплями приветствовали этих несчастных наемных работниц, обалдевших от путешествия из традцатиградусной стужи Москвы в теплую ночь Бейрута.

Четыре года назад, в канун иракской войны, мы начали сотрудничество с нашими товарищами из Ливана, результатом которого стал совместный левый проект arabic.communist.ru. Сегодня, в начале 2006 года, мы живем в помещении восточноевропейского новостного агентства, где работают наши друзья. Огромное, полупустое здание — наследие холодных и горячих войн прошлых десятилетий, расположено в Западном Бейруте. Неподалеку от палестинского лагеря Святого Ильяса, в десяти минутах ходьбы от лагерей Сабра, Шатила и таких же бедных, трущобных, шиитских районов. Жестокая дороговизна земли определила хаотичную высотную застройку послевоенной ливанской столицы — самого высокого города во всем арабском мире. Причудливые, как сталактиты в знаменитой пещере Джейта, здания сплошной стеной охватывают узкие коридоры улиц. Мачты минаретов теряются среди них, выдавая себя звуками молитвы, многократно усиленной с помощью звукоаппаратуры. Они создают настоящий стереоэффект в этом большом, пестром, тесном, приморском городе, сочетающем в себе традицию европейского урбанизма и образ жизни исламского мира. Теплый климат позволяет оборудовать многочисленные террасы — наружные комнаты, на которых, у всех на глазах, проходит домашняя жизнь горожан. С нашей террасы, над хаосом бетонных построек, видны заснеженные вершины гор, а на другой стороне дома блестит гладь теплого моря. Внизу, от мостовой до самых высоких окон, тянутся разноцветные ленты — знак, что здесь проживают только что совершившие хадж паломники.

Бейрут. Яркий, красивый, вполне мирный город — несмотря на то, что война десятилетиями не прекращается в этой стране. Он не производит впечатления полностью разрушенного Грозного, хотя во время израильского вторжения здесь разрывались все те же фосфорные, шариковые, кассетные бомбы из арсенала новых крестоносцев. Стрелковое оружие и гранатометы также оставили на стенах зданий множество красноречивых следов. Наиболее пострадавшим местом остается центральная часть города. Приморская Площадь Мучеников, названная в честь жертв антиосманского восстания начала XX века, до сих пор представляет собой пустырь в окружении разрушенных домов. Возле руин красуется вновь построенная мечеть — любимое детище и место захоронения взорванного премьера-суннита Рафика Харири. Ирония судьбы: в свое время он тайно поддерживал обе стороны ливанского конфликта, чтобы затем по дешевке выкупить наиболее пострадавшие кварталы, наживаясь на строительстве новых зданий.

Довоенный памятник героям восстания хранит на себе выбоины от пуль. У одного из бронзовых юношей оторвана рука. Они оказались беспомощными как перед войной, так и перед рыночной скупостью властей, не нашедших средств для реставрации монумента. На нем и сейчас есть следы осколков одного из 500 тысяч израильских снарядов, выпущенных во время трехмесячной осады Западного Бейрута. Неподалеку расположена улица Жоржа Асси, на которую упала вакуумная бомба американского производства, похоронив под руинами почти сотню мирных горожан. Можно легко представить себе впечатляющую картину вторжения, о котором так много слышали и так мало знают в странах бывшего СССР.

От Площади Мучеников тянется знаменитая «Зеленая линия» — линия фронта в гражданской войне, разделяющая исламский Западный Бейрут, населенный суннитами, шиитами, друзами и палестинскими беженцами, от христианской, восточной части города — места проживания маронитской, православной, армянской и католической общин. В этом районе и теперь много разрушенных пустующих домов. Сегодня на них претендуют самые разные владельцы — хотя, даже купив эти здания, они нередко все еще опасаются переселяться в «пограничный» район. Конфессиональные разграничения Бейрута постепенно стираются — люди, у которых много награбленных денег или много нищих детей, успешно ищут себе жилье в других, традиционно «чужих» районах, что дополнительно способствует росту напряжения и недоверия среди конфессий. На днях здесь, в центре, прошел «антикарикатурный» марш семисот тысяч мусульман, закончившийся поджогом датского посольства. Он как бы вновь очертил старое разграничение города по «Зеленой линии».

Кварталы Восточного и Западного Бейрута в целом сохраняют свою конфессиональную специфику — хотя их население молится разным богам на одном и том же, арабском языке. Социология современного Бейрута причудливо делит его на живущие по собственным законам трущобные палестинские лагеря, мало чем отличающиеся от них шиитские гетто, районы суннитской буржуазии и европеизированные христианские кварталы к северо-востоку от центра города. И здесь, и там — другие храмы, другие граффити, другие обычаи, упомянутые цветные ленточки или часовни с богоматерью, и даже другой языковый диалект — в речи христиан традиционно проскакивает множество постколониальных французских слов. Мусульманки в хиджабах разительно контрастируют со свободно одетыми христианскими девушками. Разный образ жизни, разный взгляд на мир и на войну — если жители исламских кварталов закономерно видят виновником своих бед империалистический Запад, то христиане, зачастую, пытаются найти в нем защитника, который позволил бы им отстоять и вернуть свое былое господство над этой страной. Опасные иллюзии, которые очень дорого стоят прекрасной, цветущей земле Ливана.

Вся власть у конфессий. Разделенная страна.

Политическая система Ливана не имеет никаких мировых аналогов. Англо-французские империалисты, сокрушившие Османскую империю руками арабских повстанцев, пытались навязать этой земле собственное мандатное господство. В ответ они получили партизанскую войну с крестьянами долины Бекаа. Уходя с Ближнего Востока, французы образовали государство Ливан, сознательно отделив его от остальных арабских земель. Действуя по согласованию с местной христианской элитой, которая составляла большинство населения на небольшой территории новой страны, они навязали ее народу конфессиональную систему распределения власти, в целом сохранившуюся до наших дней. Согласно ей президентом страны может стать только христианин-маронит, премьером — мусульманин-суннит, в то время как парламент должен возглавлять представитель шиитской общины. Прочие конфессии, общее число которых достигает шестнадцати наименований, также получили свою часть властного пирога. Их лидеры согласились с этой недемократичной схемой, которая дает им гарантированное присутствие во власти, и до сих пор мешает Ливану превратиться в по-настоящему светское государство. Все политические партии страны официально являются представителями тех или иных религиозных общин — и даже формально «левая» Прогрессивно-социалистическая партия (украинским аналогом которой является не ПСПУ, а Соцпартия Александра Мороза) на деле представляет собой политическое крыло мусульманской секты друзов. Единственная влиятельная неклерикальная сила — Коммунистическая партия Ливана — стабильно набирает на выборах не менее десяти процентов голосов, однако не имеет в парламенте ни одного депутата.

«Религия в Ливане была признаком социального происхождения. Ливанец с рождения принадлежит к определенной религии, которая обуславливает его культурную среду и которая является решающим фактором социальной и политической идентичности. Таким образом, религия является клеймом, которого нельзя избежать в силу характера исторического развития Ливана и его политической системы, которая принимает во внимание граждан исключительно как представителей той или иной религии», — констатирует Август Ричард Нортон в своей книге «Религия и политическая мобилизация ливанских шиитов». Запутанная и архаическая конфессиональная система изначально сделала эту страну разобщенной и всецело зависимой от влияния иностранцев. Она давно не обеспечивает даже формально справедливого распределения власти. Еще начиная с 50-х годов, количество шиитов и суннитов превысило число ливанских христиан, однако принцип формирования властной вертикали так и не изменен. Эта несправедливость стала одной из главных причин гражданской войны 1975–1991 годов. В боях между объединенными силами исламских конфессий, сирийской армией, а также палестинцами, и поддержавшими их левыми — против ультраправых христианских фалангистов, Израиля и стоящего за их спиной западного империализма, погибло 150 тысяч человек. Около полумиллиона ливанцев получили ранения, более 13 тысяч человек побывали в заложниках у враждующих групп. В числе погибших — израильский ставленник, президент Башир Жмайель, суннитский премьер Рашид Карами, сбитый в собственном вертолете, и президент Рене Моавад, который даже не успел вступить в свою должность, взлетев на воздух в кварталах Западного Бейрута. Ливан — пожалуй, самая опасная в мире страна для политиканов высшего ранга.

По окончанию войны в Ливане так и не сформировалась единая централизованная власть, что выражается буквально во всем — от хаоса в политической жизни до хаотичного уличного движения и жилищной застройки. Наряду с местной армией, отдельные территории страны контролируют военизированные подразделения конфессиональных партий и группировок. На Юге Ливана, или в районе Баальбека — штаб-квартиры шиитской «Хизболлы», это параллельное господство носит совсем неприкрытый, очевидный характер. Отряды шиитских партизан ведут собственную войну против ЦАХАЛа, который все еще оккупирует небольшой участок на юге страны. Сам Ливан также находится в состоянии войны с Израилем, который старательно поддерживает внутреннюю дестабилизацию своего соседа.

Долина Бекаа. Шиитская история. Мифология «Хизболлы». Гримасы глобализации. Аграрные промыслы.

Долина Бекаа — глубокая впадина между Ливанским хребтом и противостоящим ему хребтом Антиливан. Ее можно объехать в течение двух-трех часов. Снежная стена гор оттеняет сочный зеленый цвет виноградников, среди которых разбросаны небольшие, нередко — пустующие дома. Советские граждане хорошо знали эти места по военным сводкам 80-х, когда в долине Бекаа ежедневно шли ожесточенные бои. В самом ее центре, на подступах к шоссе Бейрут — Дамаск развернулось одно из крупнейших танковых сражений второй половины XX века, а воздушные схватки межу израильскими «фантомами» и сирийскими «мигами» единовременно собирали в воздухе до двухсот авиамашин.

После израильского вторжения, в 1982 году, аятолла Хомейни направил в Ливан несколько отрядов «революционной гвардии», с целью идеологической и военной подготовки шиитских крестьян. Центром деятельности иранских инструкторов стал этот небольшой провинциальный городок на северо-востоке Бекаа. До этого он был известен храмовым комплексом античных времен и грандиозной мегалитической Баальбекской террасой. А также — гашишем, производство которого процветает здесь со времен раннего ислама, являясь традиционной агрикультурой исмаилитских, ассасинских сект. Однако уже в скором времени Баальбек получил репутацию штаб-квартиры одной из самых известных исламистских группировок современности — организации «Хизболла». Той самой «Партии Аллаха», которой так часто пугают нас заголовки европейских и североамериканских газет.

К тому времени шииты уже являлись самой крупной из конфессиональных общин Ливана, оставаясь наиболее бедной и бесправной частью населения этой страны. Традиционно неравное положение «религии угнетенных» — шиитского ислама, создало предпосылки для стремительной радикализации шиитской общины под лозунгами социального характера. Видный арабист Джон Эспозито имел все основания написать: «Шиитский ислам Ливана стал основанием политической мобилизации мусульман в революционные движения протеста. Христиане были доминирующей политической и экономической силой на протяжении большей части современной истории Ливана. Мусульмане считали себя второсортными гражданами, а шиитские мусульмане вообще занимали самые низкие ступени в обществе».

«По всем показателям шииты пребывали на самой низкой ступени социально-экономической лестницы», — вторит ему Джозеф Ольмерт в своей работе «Шиизм, сопротивление и революция». Первым этапом шиитского пробуждения стало движение «Амаль» — «Надежда» (аббревиатура названия «Афуаж аль-Мукаума аль-Любнанийа» — «Ополчение Ливанского сопротивления»), возглавляемое талантливым вождем Мусой Садром — дядей нынешнего лидера радикальных иракских шиитов. Организованное им «Движение за права лишенных собственности» выдвигало на первый план требования социально-политического характера, о чем подробно рассказывает Джон Эспозито: «В условиях богатства и бессмысленного потребления процветающего Бейрута продолжали расти шиитские гетто… Шииты требовали более справедливого распределения политического представительства и экономической власти, а также лучших жилищных условий, больниц, дорог, мелиорации, возможности получить образование».

Эспозито подчеркивал: партия «Амаль» являлась «религиозно-социальным движением, целью которого было восстановление равенства и социальной справедливости». Позднее, с началом израильского вторжения в Ливан, от нее откололась более радикальная фракция — организация «Хизболла». На деле она представляет собой конгломерат групп «народного ополчения» (Дж. Эспозито), подчас действующих под другими, «дочерними» названиями. Среди последних можно отметить «Организацию революционного правосудия» и «Организацию обездоленных». «Мы восстали, чтобы освободить нашу страну, чтобы изгнать империалистов и оккупантов и самим распоряжаться своей судьбой», — гласил первый манифест «Хизболлы». Характеризуя эту организацию, портал «Национальная безопасность» видит в ней «смесь исламского фундаментализма с социалистическими идеями». Конечно, эта оценка социалистических элементов внутри «Партии Аллаха» необоснованно преувеличена. Тем не менее, на фоне суннитских исламистов, «Хизболла» действительно отличается большей терпимостью к своим левым оппонентам. Временами она даже вступала в военно-политический союз с Компартией Ливана и левыми палестинскими группами, что обусловлено общим социальным характером радикальных шиитских движений. Однако, это не должно создавать иллюзий в отношении исламистской организации, которая по-своему заинтересована в сохранении порочной конфессиональной системы Ливана — с условием, что она получит в ней больше влияния и властных полномочий.

«Хизболла» — это ответ», — говорил наш друг-арабист во время ночных бесед в Западном Бейруте. Мировая известность организации радикальных шиитов пришла 23 октября 1983 года, в этих самых кварталах, вместе со взрывами американо-французских казарм, которые унесли жизни трех сотен иностранных солдат. В 1984 году боевики «Хизболлы» провели аналогичную операцию против посольства США в Бейруте, уничтожив 24 американца. Эти взрывы стали актом возмездия за бездействие военных сил НАТО во время санкционированной Израилем резни в лагерях Западного Бейрута. А также — за фактическое попустительство этому преступлению со стороны США. Именно тогда в странах Первого мира начал спешно формироваться миф о «Хизболле» — как непримиримой террористической организации фанатичных исламистов. Миф, полностью игнорирующий социальные и политические предпосылки борьбы шиитских повстанцев.

Политизированный западный обыватель весьма удивился бы, узнав правду о нынешней «Партии Аллаха» — вполне светской и достаточно открытой организации. Используя щедрую финансовую помощь шиитского Ирана, «Хизболла» взяла на себя восстановительные работы после двух крупномасштабных израильских обстрелов в 1993 и 1996 годах, профинансировав ремонт шести тысяч разрушенных зданий на Юге Ливана и компенсировав материальный ущерб двум тысячам ливанских крестьян. «Хизболла» построила школы, детские сады, больницы и предоставляет услуги в сфере здравоохранения. Обучение в школах организации стоит дешевле, чем в прочих частных образовательных учреждениях, имеет высокое качество, светский характер и предусматривает стипендии для малоимущих, — а потому их нередко посещают дети из нешиитских семей. «Хизболла» отказалась от многих элементов ортодоксального исламизма, включая обязательный запрет на употребление алкоголя и ношение хиджаба для женщин. «С идеологической точки зрения мы верим в то, что исламское государство — это лучший путь к решению социальных проблем. Но мы не поддерживаем идею о насильственном насаждении подобного государства. Особенно в такой богатой разными течениями стране, как Ливан», — заявил Хасан Насралла, указывая на необходимость широкого политического объединения, направленного на защиту от Запада и Израиля. Именно «Хизболла» остается главным союзником Сирии в борьбе против империалистического давления на эту страну в контексте «дела Харири». Войдя в состав ливанского правительства, она покинула его в знак протеста против антисирийских резолюций ООН. В то же время такой малопривычный образ «социально ориентированного исламизма» делает эту организацию особенно опасной для ливанских левых.

В 90-х годах «Партия Аллаха» превратилась в региональную систему параллельной власти, существующую наряду с официальным ливанским режимом. По мере отдаления от христианского города Захле — признанного центра ливанского виноделия, на придорожных столбах все чаще попадаются характерные плакаты «Хизболлы» — стилизованный логотип партии, с автоматом, на фоне глобуса, оливковой ветви и Корана. После очередного армейского блокпоста на дороге больше не видно военных и полицейских, тогда как знаки с символикой «Партии Аллаха» начинают идти сплошной чередой. Их дополняют желто-зеленые флаги, установленные прямо на разделительной полосе. На въезде в город Баала стоят портреты аятоллы Хомейни и шейха Насраллы. Они же окружают грандиозный храмовый комплекс Юпитера — один из немногих памятников первой величины, еще не испорченный планетарным туристическим бизнесом. В этом удивительном месте находится только одна лавочка, торгующая кассетами с маршами «Хизболлы», а на территории храма нам встретились лишь двое посетителей-ливанцев. Впрочем, первым жителем Баальбека, которого мы увидели в этот день, был одинокий торговец в синей шапочке с эмблемой «Динамо» Киев — пожалуй, первый раз в жизни мне пришлось испытать на себе настоящий глобализационный шок.

Знаменитые «трилитоны» Баальбекской террасы, самые большие камни, когда-либо обработанные человеком, окружены порванными заграждениями колючей проволоки. Еще в начале 2005 года напротив них находились казармы сирийской армии, а во время войны Израиль варварски обстреливал памятники Баальбека, заявляя, что в них могут укрыться «исламские террористы». Что же, его руины переживут еще не одну самонадеянную империю. США и сегодня считают этот провинциальный городок центром всей ближневосточной наркоторговли. Легальное выращивание конопли с целью производства знаменитого «красного» гашиша было запрещено здесь только в начале минувших 90-х — однако запрет властей мало повлиял на реальное положение дел в долине Бекаа. Традиционная культура помогала выживать во время военной безработицы и разрухи, а потому попытка «борьбы с наркобизнесом» усугубила тяжелое социальное положение местных крестьян, многие из которых лишились основного источника своего дохода. В 1998 году в Баальбеке вспыхнул «мятеж голодных» во главе с Субхи Туфей-ли, лидером «левого» крыла «Хизболлы».

Некоторые из конфессиональных организаций — в частности, Прогрессивно-социалистическая партия Валида Джумблата — открыто выступают за легализацию производства гашиша, создавая удобный повод для вмешательства империалистов. Впрочем, государство не имеет всей полноты власти на северной территории долины Бекаа — в Баальбеке нет даже полицейских, функции которых официально выполняют «желто-зеленые» шиитские ополченцы. Это значит, что традиционному промыслу ливанских крестьян пока гарантированно не угрожает уничтожение. Чего не скажешь о «Кока-коле» — «предприятии с сионистским капиталом», рекламы которой не встретишь в долине Бекаа. Да и, пожалуй, во всем Ливане.

Богородица и бордели. Экономика ростовщиков. Фалангисты. Шахиды на бигбордах. Свободный Юг.

Джуния — богатый христианский город к северу от Бейрута, на пути к финикийскому Библосу — Джебалю, представляет яркий контраст с шиитским Бааль-беком. Типичный приморский город восточного Средиземноморья. Огромная белая богородица парит над ним на зеленых Ливанских горах, где некогда расправился с драконом святой Георгий. Здесь находится резиденция главы маронитской церкви — главной христианской конфессии Ливана. Этот же город служит традиционной базой «Ливанских сил» — ультраправой группировки христиан-фалангистов, ответственной за бойню в лагерях Сабра и Шатила, организовать которую любезно помог покойный ныне Ариэль Шарон. Даже алеппские сосны, природные компасы эти гор, как-то особенно угрожающе направляют свои вершины к югу, в направлении Западного Бейрута.

Внизу, у моря, под распростертыми руками богоматери, находится крупнейший развлекательный центр Ливана — фешенебельные отели, рестораны, игорные дома. Именно сюда направляются на работу наши девушки, которых можно увидеть, заглянув практически в любой ресторан. В обязанность консумерши входит увеличение выручки заведения — она раскручивает клиентов на дорогую выпивку, а после решает — отправляться ли с ним в постель. Нам говорили, что у этих несчастных жриц потребления есть выбор — по крайней мере, теоретически. В этом городе можно встретить два характерных заведения с вывесками на русском: ресторан «Казачок» и гинекологический пункт.

Игорные дома Джунии дают ключ к загадке довоенного процветания Ливана — страны, лишенной нефтяных сокровищ, щедро разбросанных по другим землям арабского мира. В этом истинно христианском городе не встретишь одетых в хиджабы женщин — однако здесь немало мужчин с типичным обликом саудовских шейхов. Огни веселых домов Джунии вовсю манят арабских богачей, желающих отведать пороков, запрещенных на их шариатской родине. В свое время сюда притекали их капиталы, нажитые на нефтяном буме 50—70-х годов. Правящие элиты ортодоксально исламских стран, не поощрявших ростовщичество (которым, по сути, является всякое банковское дело), нашли способ обойти коранические запреты, разместив свои деньги в банках ливанской христианской буржуазии.

Приток саудовских капиталов создал иллюзию «швейцарского» процветания небольшой страны, значительная часть которой по-прежнему жила в феодальной зависимости и нищете. На эти же средства были организованы и вооружены «Ливанские силы», призванные защитить привилегии и капиталы христианских банкиров. И сегодня на стенах Джунии можно увидеть граффити с их эмблемой — вписанным в крест ножом. Жуткое сочетание, как это не раз уже доказывала история. О ней напоминают цитадели завоевателей-крестоносцев, — на родине алфавита — в Библосе, и в южном Сидоне, — сложенные из колонн разрушенных античных храмов.

Находясь в христианском, Восточном Бейруте, на улицах, заклеенных плакатами Жажаа, — бывшего лидера фалангистских боевиков, — нам пришлось видеть красноречивую икону. На ней красовался тот самый святой Георгий — но не с привычным копьем, а с тяжелым мечом палача. Это оружие готовилось обрушиться вниз, на людей в халатах и тюрбанах, распростертых в ногах фалангистского святого. Его взгляд, движение занесенной руки показывали — пощады не будет. Глядя на этого близнеца Сант-Яго Матаморос (Мавробой-цы), статуя которого была не так давно демонтирована в испанской Галиции, было особенно смешно вспоминать исламофобские сказки наших фанатиков вроде Елены Чудиновой.

По окончанию гражданской войны «Ливанские силы» несколько утратили свое политическое влияние, хотя и не потеряли его полностью. Вместе со «Стражами кедра» и другими ультраправыми христианами они обратили свою деятельность против «чужаков» — бесправных палестинских беженцев и сирийских наемных рабочих. Злая насмешка судьбы — ведь сами ливанцы составляют один из самых внушительных отрядов трудовой миграции во всех уголках нашей планеты. Именно они стали жертвой расистских беспорядков в Австралии в декабре 2005 года, испытав на себе ненависть и презрение «титульной» расы.

Впрочем, христианский анклав Ливана известен не только своим фалангистским прошлым, а также попытками импортировать сомнительный опыт «оранжевых революций». Здесь, в районе Джунии и Бикфайи, некогда зародилась Коммунистическая партия Сирии и Ливана. Старые традиции социальной борьбы еще могут проявить себя вновь, перевернув страницу в истории этих мест.

Начинается новый день, и мы едем на дальний юг Ливана, такой непохожий на христианские районы Джунии. От Бейрута дорога идет по берегу моря, вдоль бесконечных цитрусовых садов, мимо бесчисленных руин античных памятников. По этому шоссе, во время вторжения с циничным названием «Мир Галилее», к столице рвались израильские танки. Местные жители отнюдь не забыли об этом времени. Город Сайда — древний финикийский Сидон — встречает нас плакатами суннитской партии насеристов, весьма влиятельной в этой части страны. Красные полотнища на набережной сидонской гавани заявляют о готовности продолжить борьбу с империализмом, а в центре города можно видеть большие портреты Гамаль Абделя Насера. В Бейруте, в респектабельном квартале Хамра, сооружен памятник в его честь — в честь самого великого араба со времен Саладдина, не покорившегося диктату новых, куда более могущественных крестоносцев.

К югу от Сайды, в окрестностях финикийского Тира — небольшого города Сур, вновь начинаются владения ливанских шиитов из «Амаля» и «Хизболлы». Вдоль дороги, на городских улицах мелькают партийные флаги, большие, красочные плакаты шахидов — шиитских бойцов, павших в боях за освобождение ливанской земли. Они представляют собой разительный контраст с нашими предвыборными плакатами. Каждая группировка имеет своих героев, и зелено-красные флаги «Надежды» почти на равных делят столбы с символикой «Хизболлы». В Тире, прямо на улице, вооруженные молодые люди собирают пожертвования у проезжающих автомобилей — помощь сиротам и покалеченным людям, жертвам многолетней войны (В шиитской части Бейрута, на наших глазах, этим же занимались активисты с символикой «Хизболлы»). Не сомневайтесь — им жертвовали практические все. Сам город представляет собой странное смешение бедных шиитских гетто и древних руин. На знаменитом античном ипподроме Тира, среди камней, где еще бродит эхо праздной и жадной до зрелищ толпы, слышны звуки выстрелов и привычное пение муэдзина.

Сразу же за околицей Тира начинается приграничная территория, ливанский фронтир, оккупация которого закончилась лишь в 2001 году. Сейчас здесь находится демилитаризованная зона, путь к которой закрывают армейский и ооновский блокпосты. По дороге к ним мы часто останавливались, чтобы снимать юные лики шахидов на шиитских плакатах. На шоссе к израильской границе почти не было автомобилей, а его обочины покрывают желто-зеленые цитрусовые рощи — точь-в-точь под цвет флагов партии шейха Насраллы. В их гуще прятался палестинский лагерь Аль-Рашидия, известный междоусобными конфликтами беженцев. Небо над приморской дорогой то и дело бороздят сверкающие самолеты израильских ВВС. Они чувствуют себя хозяевами в воздушном пространстве этой страны. И нередко наносят «точечные» удары по автотранспорту на этой «шахидской» дороге.

Солдаты пограничного армейского блокпоста уже знали о нашем передвижении и о подозрительных фотосъемках на цитрусовой дороге. Слабая, разделенная ливанская армия, выполняющая функции охранного агентства для учреждений, создает одну видимость государственного контроля в этой части страны. Реальная власть на Юге Ливана, бесспорно, принадлежит шиитским повстанцам. Их глаза фиксируют все, что происходит вокруг. Они же сотрудничают с армейцами, многие из которых — те же боевики-шииты, но в офицерской форме. У иностранцев нет права доступа в демилитаризованную границу, однако содействие наших друзей помогло нам миновать последний ливанский блокпост. За ним виднелась казарма украинских саперов, позорно попавшихся на воровстве казенного топлива. Еще десять минут, и дорога уперлась в огромный плакат с автоматами «Хизболлы», под надписью: «Liberated territory. Enter Peacefully and Safely». Начинался Свободный Юг Ливана — каменистая, начиненная минами земля. Небольшая территория, подконтрольная партизанам Ливанского Сопротивления.

Родная деревня нашего друга-коммуниста находится на самой границе оккупированной Палестины. «На расстоянии автоматного выстрела», — как пояснил он нам еще в Бейруте. Местную власть возглавляют деятели левого толка, а в самой деревне распространяется четырнадцать экземпляров печатного бюллетеня арабского Коммунист. ру. Израиль начинается с соседнего холма — а перед ним, в долине небольшой горной речки, проходит граница, в виде противостоящих друг другу окопов ЦАХАЛа и «Хизболлы». Здесь же, в горах, находится убежище командования Народного фронта освобождения Палестины, который также принимает участие в военных акциях.

Мы слушали жирное пение цикад, смотрели на рыжие холмы палестинских территорий, и я царапал стихи на листовке с ликом шейха Насраллы.

Когда прошли все новые года

Когда залила города и веси

Зимы ушедшей талая вода.

А в ней — звезда

И тонкий полумесяц.

Тогда родились боги,

А волхвы

Опять пошли

По стоптанной дороге.

В арабских хатта С флагом Хизбаллы. И я за ними. Стоя на пороге Смотрю вперед — На колыбель войны. Рюкзак готов, Дары — принесены. В библейских городах Искать пойду Борьбы и странствий Красную звезду.

Мы сидим в доме шиитского крестьянина из рода пророка Мухаммеда, отца нашего друга, в старом доме, с портретами имама Хусейна, имама Али, с теплой печкой посреди комнаты, и слушаем рассказы о временах оккупации. За окном призывно горят огни палестинских сел Израиля. Наш товарищ великолепным баритоном ведет советские песни на русском. Вместе с нашей «Червоной рутой» они странно звучат в этом доме на израильской границе, на земле продолжающейся войны.

Граффити интифады. Палестинский лагерь изнутри. Неграждане. В Сабре и Шатиле.

Палестинский лагерь легко выделить из прочих кварталов ливанских мусульман. Его отличает особая, трущобная бедность и граффити сопротивления на окрестных домах. У входа в лагерь, среди этих пестрых рисунков, располагается охранный пост какой-либо из политических группировок. В Баальбеке это были веселые подростки из ХАМАС В Сабре и Шатиле — их осторожные ровесники из ФАТХа. В лагере Святого Ильяса — такие же молодые парни из Демократического фронта освобождения Палестины. На проходе к последнему зачем-то стоял ливанский бронетранспортер, то ли дополнительно защищая лагерь, то ли угрожая его жителям. Граффити палестинцев насмешливо смотрели на него с ободранных стен.

Эти граффити — прекрасная школа политического рисунка, уникальная для всего исламского мира. Его сюжеты типичны. Подросток в куфии, замахнувшийся на танк — аллюзия на поединок Давида и нового Голиафа, на этот раз происходящего из Давидова корня. Силуэт утраченной родины, полосы национального флага, башни мечети Аль-Кодс, красные звезды на партийной символике ДФОП. Разнообразное оружие — от «Калашникова» и лимонки до гранатомета. Надписи арабской вязью, с заметным влиянием евроамериканского граффити-стиля «фристайл»: «Вернемся!», «Палестина в борьбе», «Мы — люди!». Эти рисунки густо рассыпаны по стенам внутри лагерей. Знаки политической и этнической принадлежности. Культура сопротивления. Язык гетто.

Вход в лагеря свободный, однако ливанцы появляются в этих кварталах лишь по особой надобности. Хотя страшилки о местном криминалитете и нелюбви к иностранцам показались нам слишком неубедительными. Поселения беженцев живут по собственным законам, при полном внутреннем самоуправлении. Эти люди ощущают себя полноценными только внутри своего изолированного квартала. Покинув его пределы, они обретают статус «неграждан», без права на хорошую работу и собственное жилье. Нынешние палестинские лагеря выражают исконный смысл понятия «гетто» — старого итальянского слова, укоренившегося в языке идиш. Не просто бедный район, а место поселения бесправного, пораженного в гражданских правах народа, отведенное ему властями чужой страны. В таких же, невыносимых условиях веками жили общины европейских евреев. Усмешка истории — напоминание, что угнетенный тоже может стать угнетателем.

Ливанская штаб-квартира Демократического фронта Освобождения Палестины находится в сердце лагеря Святого Ильяса. Среди узких проходов и зарисованных стен висит красный флаг со звездой, вписанной в зеленый полукруг. Типичный «офис» национально-освободительного движения Третьего мира. Нас проводят наверх, по многочисленным, путаным лесенкам, в кабинет к главе ливанского отделения ДФОП, товарищу («рафику») Фуаду. Этот человек, лицо которого уже знакомо нам благодаря ливанскому ТВ, подробно рассказывает о без преувеличения тяжелейшем социальном положении палестинских беженцев в лагерях Ливана. О том, что правительство этой страны отказывает палестинцам в рабочих местах и запрещает им заниматься медицинской практикой, что в лагерях не хватает воды, а их жители лишены нормальных бытовых условий и действенной социальной помощи. О том, что ООН требует разоружить жителей лагерей, сделав их беззащитными перед постоянной угрозой нападения фалангистов и израильтян.

После беседы активисты ДФОП ведут нас в дома к палестинцам. Мы долго блуждаем в тесных и грязных лабиринтах гетто, пока одна из семей не приглашает нас к себе внутрь. В комнатах самодельного, барачного дома сиротливо стоит старая мебель. Здесь живут по-настоящему бедно — то, что мы видели, служило хорошей иллюстрацией к рассказу рафика Фуада. Женщины закрываются от фотообъектива платками, но маленькие, живые дети охотно позируют в углу, увешанном палестинской символикой, флагами, картинами с видом на Аль-Кодс. Старые фотопортреты патриархов семьи, сделанные в пятидесятых, трогательно напоминают фотографии на стенах украинских крестьянских домов. Все то же — даже искусственные цветы и затейливый узор рамок, обычные для интерьеров Волыни или Полесья. Палестинский мальчик в ярком свитерке «Юнайтед калорс оф беннетон» позирует на фоне поблекших черно-белых лиц — живая преемственность борьбы, которую начали его деды. Ее история имеет немало печальных страниц.

Знаменитый лагерь Сабра-Шатила начинается мемориалом скорби — зеленой лужайкой, скрывающей под собой братскую могилу. Память о преступлении, которое принесло этому гетто его трагическую мировую известность. В сентябре 1982 года, в ходе израильского вторжения в Ливан, боевики-фалангисты устроили здесь массовую бойню палестинских беженцев. На тот момент в Сабре-Шатиле не было ни одного вооруженного палестинца — выполняя условия перемирия, они покинули полуразрушенный город. Соглашение, подписанное специальным посланником президента Рейгана Филипом Хабибом, гарантировало безопасность мирного населения лагерей. Согласно его условиям, Израиль не мог войти в Западный Бейрут — однако министр обороны Израиля Ариэль Шарон полностью оккупировал город, пропустив к Сабре и Шатиле отряды вооруженных фалангистов. Около двух тысяч беззащитных палестинцев — женщин, детей, стариков, — были вырезаны в двухстах метрах от ставки генштаба израильской армии, при полном бездействии западных дипломатов и войск ООН.

Стоя у мемориала, мы вспоминали подробности этих убийств. 16 сентября 1982 года сентября израильский генерал Амос Ярон встретился с главарями христиан из «Ливанских сил», санкционировав их нападение на лагерь беженцев. Он обещал: израильтяне окажут убийцам «всестороннюю поддержку по очистке лагерей от террористов». Несколько часов спустя в Западном Бейруте началась настоящая бойня. «Убивали ножами, топорами, закалывали штыками. Убивали без разбору мужчин и женщин, детей и престарелых. Убивали не только палестинцев, но и ливанцев, живших в лагерях. Врывались в дома и убивали спавших. Женщин и их дочерей насиловали. Иногда выгоняли людей группами на улицу, ставили к стене и расстреливали», — передают эту картину очевидцы событий. Израильский лейтенант услышал по рации разговор между фалангистским офицером и начальником разведслужбы фалангистов Эли Хобейкой. Офицер спрашивал, что делать с полусотней детей и женщин, захваченных им на улицах Сабры. «Ты прекрасно знаешь, что надо делать», — ответил ему Хобейка, который спустя несколько лет взлетит на воздух в Бейруте. Израильские солдаты и офицеры наблюдали за резней в бинокли. Все тот же лейтенант, Ави Грабовски позднее расскажет: «Я видел фалангистов, которые убивали гражданских. Один из них заявил мне: «Беременные женщины рожают террористов…» Другой израильтянин связался с командованием, предлагая остановить массовое убийство. И получил ответ: «Мы не должны вмешиваться». Тем временем фалангисты ворвались в госпиталь «Акка», уничтожив раненных, больных, медсестер, и жителей лагерей, которые нашли в нем убежище. Вырытые бульдозерами ямы едва вмещали в себя трупы, которые грудами лежали на улицах. Резня завершилась лишь 18 сентября — когда в лагерях было некого убивать.

Трагедия Сабры-Шатилы стала знаменем сопротивления, катализатором освободительной борьбы для нескольких поколений палестинцев. Типичный лагерь беженцев, с оживленной уличной торговлей и узкими щелями между барачных домов, он и сегодня представляет собой нечто большее, чем обычный бедный квартал Западного Бейрута. Свежая, дымящаяся кровь забитых животных ручьем течет по его улицам. Невыносимое социальное положение палестинских беженцев — еще одна грань преступлений империализма, который продолжает уничтожать этих людей бесправием и нищетой. Однако, именно эти условия ставят палестинцев в авангард освободительных движений Третьего мира. Сегодня, когда престарелый убийца Шарон уже закончил свои дни, на улицах Сабры растет новое поколение тех, кто рано или поздно вырвется из этого гетто. Кто завоюет право жить в новой, свободной Палестине.

Партийный офис, каким он должен быть. Портреты коммунистов. Встреча с Генсеком.

Офис ЦК Компартии Ливана находится в мусульманском Западном Бейруте. Сам офис — большой, немного ободранный дом. Слева от входа, на стене, небрежно нарисованы серп и молот. У дверей, на белом пластиковом стуле, как будто вынесенном из летнего кафе, сидит вооруженный автоматом охранник. Внутренняя обстановка здания проста и аскетична. Закрытая стоянка для автомобилей оборудована во внутреннем дворе — чтобы никто не мог заминировать машину или отследить момент ее выезда в город.

Штаб-квартира Компартии Ливана — влиятельной политической организации, авторитетной внутри своей страны, разительно отличается от роскошных особняков украинской, молдавской, российской компартий. Эта разница также дает о себе знать при общении с Генеральным секретарем КПЛ, и прочими членами политического руководства партии. Интеллектуальный уровень ливанских товарищей приятно контрастирует с невежеством и дешевым популизмом постсоветских «левых» лидеров. Впрочем, это не стало для нас открытием — благодаря общению с нашими ливанскими друзьями, мы уже знали, что представляют собой коммунисты этой страны.

Необходимо особо сказать о них несколько слов. Товарищ Мишель — человек энциклопедических знаний и редкой культуры, инженер, лингвист, основатель сайта arabic.communist.ru. Товарищ Искандар — профессиональный журналист, сын видного ливанского коммуниста, одного из основателей КПЛ. Человек большой душевной широты, ведущий сотрудник крупного нового агентства и один из авторов печатного бюллетеня арабского Комру. Товарищ Зейд — выходец из шиитской семьи с Юга Ливана — это в его деревне, на израильской границе, пели мы наши советские песни. В молодости он заразился марксизмом и создал коммунистическую ячейку в родной деревне. Затем — вступил в партизанский отряд КПЛ, став боевым инструктором. На стене в кабинете Генсека Компартии Ливана мы видели плакат с лицами членов партии, павших во время гражданской войны за освобождение этой страны. Там же висели старые плакаты общеливанского сопротивления, в рамках которого КПЛ была вынуждена сотрудничать даже с самим чертом — шиитской «Хизболлой».

Эти люди вызвали у нас восхищение политической принципиальностью и преданностью своим идеалам. Но дело было не только в их зрелой марксистской позиции, которая могла бы дать сто очков вперед большинству членов отечественных компартий. Наши ливанские друзья представляли собой редкий человеческий тип — тип советских людей, почти исчезнувший в бывшем СССР, но сохранившийся в сражающемся Третьем мире. Такими же, атипичными для общества потребления и наживы, выглядели рядовые чависты в Боливарианской Венесуэле. Здесь, на Ближнем Востоке мы могли видеть немало подобных людей. Залог того, что коммунистическое движение Ливана имеет неплохие виды на будущее — а значит, надежду на лучшую жизнь сохраняет и вся эта удивительная страна.

Многие члены КПЛ покинули ее в начале 90-х годов по причине идейных разногласий с тогдашним руководством партии. Покойный Генсек Хауи, о котором вроде бы не с руки говорить плохие слова, долгое время вел КПЛ в фарватере «еврокоммунизма» французской Компартии, сохраняя отношения с силами, близкими к империализму. Тяжелая обстановка вооруженной, непарламентской борьбы спасла эту партию от окончательного перерождения, не позволив ей деградировать и сойти с политической сцены. Сегодня она ищет новые дороги развития, выступая против империалистического вмешательства в дела своей родины и за демократизацию ее политической системы. Об этом подробно рассказал нам дипломированный физик, выпускник французского вуза, Генеральный секретарь КПЛ товарищ Хададе:

«Ливанская коммунистическая партия переживает ответственный период. Дело в том, что наша партия не вписывается в политическую структуру Ливана. Наша страна была разделена колонизаторами по конфессиональному признаку, при содействии ливанской буржуазии. Колонизаторы с самого начала пробовали использовать нас как плацдарм в этом регионе планеты. Этому вмешательству способствует сохранение конфессиональной мозаики, которая давно не соответствует социальной структуре страны. Наш политический режим, по своему классовому содержанию, представляет собой межконфессиональный альянс различных сил буржуазии. Общественно-политическая структура страны состоит из семнадцати религиозных конфессий, включая шестеро основных. Ни одна из них не представляет собой большинство. Такая структура позволяет империализму контролировать регион, манипулируя периодическими конфликтами. Благодаря этому, они сумели предотвратить победу прогрессивных сил, которая была возможна на разных этапах истории Ливана.

Наше конфессиональное разнообразие могло бы стать примером демократического взаимодействия культур, важным для всего арабского мира. Однако оно постоянно используется в отрицательных целях. Запад, в лице англо-французских империалистов, а затем — США, всегда пользовался противоречиями конфессиональной структуры для того, чтобы провоцировать конфликты внутри страны, не давая победить демократическим, левым течениям. Ливанский режим всячески способствует планам иностранного вмешательства, постоянно подчеркивая конфессиональные различия. Каждая группировка имеет свои институты власти и управления, а также, масс-медиа, вузы, и прочее. Партии и политические организации представляют интересы отдельных кланов и конфессиональная структура всегда преобладает над единством страны. Например, частные медиа гораздо богаче и влиятельней государственных. И поскольку руководители конфессий являются ведущими политиками страны, все активы государства поставлены обслуживать интересы их частных конфессиональных структур.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.